Турист - Антон Витальевич Демченко

Тихим шёпотом высказав своё мнение мужу, Лукерья удостоверилась, что тот внял предупреждению и, ободряюще ему улыбнувшись, упорхнула к растущему кружку дам, где вокруг сидящих в удобных полукреслах старых перечниц, вроде той же Посадской, клубился целый хоровод куда более молодых гостий, нашедших здесь кто весёлую и интересную компанию, а кто и убежище от иных слишком настырных ухажёров, почему-то большей частью бывших представителями когорты светских пустоцветов, столь нелюбимых новгородской боярыней, а потому резонно опасающихся соваться к возглавляемому ею «змеиному клубу». Впрочем, эти мысли, порой весьма ехидные и… не очень-то приличествующие боярыне древнего рода, довольно быстро покинули хорошенькую головку Лушеньки, как звали её старшие дамы в этой компании, чтобы их место тут же занял увлекательный процесс обмена новостями и слухами. Ведь они с мужем только-только приехали из Москвы, и Лукерья была совершенно не в курсе новостей и событий, происходивших в Ливадии в этом сезоне, равно как и присутствовавшие здесь дамы не были осведомлены о том, что в их отсутствие случилось в столице. А новостей было море, и все нужно было рассказать, узнать и непременно обсудить! Обязательно.

— Елена Павловна, голубушка! — слушая краем уха увлечённое щебетание Олечки Воронцовой о задуманном её батюшкой очередном расширении графских[2] винных подвалов в Массандре, Лукерья Фёдоровна вдруг вспомнила об одной чуть было не упущенной ею новости, и поспешила поделиться ею с Посадской. Разумеется, прежде дождавшись, пока иссякнет красноречие влюблённой в виноделие боярышни Воронцовой. — Я же совсем забыла рассказать! А вам наверняка это будет интересным!

— Слушаю тебя, Лушенька, — отвлёкшись от тихой беседы с хозяйкой вечера, новгородская боярыня перевела взгляд на молодую женщину и, ободряюще ей кивнув, в ожидании рассказа принялась снаряжать свой мундштук очередной терпко пахнущей папиросой.

— Помните московский пир у Вельяминовых? — глубоко вдохнув и сделав паузу, чтобы чуть успокоить дыхание и не начать тараторить, заговорила Лукерья Фёдоровна, чувствуя, как на ней сходятся взгляды всего «змеиного клуба». И заметив, как нахмурилась гранд-дама, чуть не сбилась с настроя, но тут же взяла себя в руки и обратилась к стоящей за креслом хозяйки вечера, Татьяне Оболенской. — Нет? Танечка, ты же была там, должна помнить. Мы ещё говорили о пресёкшихся фамилиях, о Чернотопе…

— Помню, — отозвалась та, сохраняя привычно-отстранённое выражение лица. И Посадская кивнула. Дескать, тоже вспомнила.

— Тогда у нас речь зашла о роде Скуратовых-Бельских, их наследии и намерении Елены Павловны отдать своих внучек в обучение их отпрыску, — пояснила окружающим дамам Телепнёва, на что те понимающе закивали. Ну да, тема для боярынь и боярышень актуальнейшая, ничего удивительного, что речь о ней зашла и на весёлом московском пиру. А вот Посадская отчего-то нахмурилась.

— Лушенька, не тяни, рассказывай, что там у тебя за новости, — попросила гранд-дама, поторопив молодую боярыню. Но та не поддалась, хотя, видит Бог, ей было весьма и весьма трудно не сорваться на привычную скороговорку. И только присутствие в компании нескольких дам, незнакомых с её манерой разговора, удерживали Лукерью Фёдоровну. Не поймут же!

— Да-да, перехожу к сути, — всё же потрафила старой боярыне Телепнёва. — Пару дней назад мы заглянули в Пассаж, где Аверьян Потапович хотел выбрать несколько бутылок коллекционного рейнского для своего клуба… И буквально на выходе встретили боярышню… прощу прощения, теперь уже боярыню Николаеву-Скуратову с молодым мужем.

— Николаева-Скуратова? — нахмурилась Ираида Африкановна, и попыталась было обернуться к признанному знатоку переплетений боярских родословных, стоявшей за её креслом, но вместо Татьяны Оболенской ответила сама Елена Павловна.

— В девичестве Бестужева. Дочь Валентина Эдуардовича, окольничего Посольского приказа, и Арины, в девичестве боярышни Романовой, — медленно произнесла она и требовательно уставилась на Телепнёву.

— Да-да, именно её… с мужем, как я уже сказала, — предельно чётко поняв взгляд Великой Мегеры, напрочь утративший всякий намёк на веселье, продолжила боярыня, вновь едва не затараторив. Но справилась же! — Так вот, речь идёт именно о молодом человеке, боярине Николаеве-Скуратове. Елена Павловна, он ослеп!

— Что⁈ — изумилась та. — Как ослеп? Лушенька, с чего ты это взяла⁈

— Ну, вы же знаете наших молодых людей, — развела руками Лукерья Фёдоровна. — Их, без серьёзной причины, официальную трость в руки взять не заставишь! А когда мы встретили эту пару, я заметила, что боярин с ней не расстаётся.

— Это не показатель, — недоверчиво заметила Посадская, но Телепнёва была уверена в своих выводах и поспешила их доказать.

— Само собой, — кивнула она. — Но если бы дело было в одной лишь трости, я бы и не подумала ничего подобного, тем более, что боярин хоть и нёс её в руках, но даже не пытался ощупывать тростью дорогу, как это обычно делают слепцы. Да у него и не было в этом необходимости, поскольку супруга постоянно шла с ним под руку и… ну, вы же знаете, хорошим танцорам всегда видно, кто ведёт в танце. А я увлекаюсь танцами. И могу вас заверить, ведущей в их паре была именно боярыня. Она направляла мужа по пути к экипажу.

— Луша, — вздохнув, покачала головой Посадская.

— Нет-нет, Елена Павловна, — щёлкнув веером, уверенно проговорила Телепнёва. — Если уж вам и этого недостаточно, добавлю, что боярин был в чёрных очках, и стёкла их были достаточно малы, чтобы я успела рассмотреть за ними серые бельма. Он точно ослеп. Да и в салоне у Романовых я слышала, что боярин Николаев-Скуратов пострадал во время очистки вотчины от эфирных аномалий, и государь дозволил ему удалиться от Двора для восстановления душевного равновесия. Вот такие вот новости…

[1] Дэссэ, Жан (Жан Димитр Виржини) — французский модельер греческого происхождения. Основатель модного дома Дэссэ.

[2] Графские подвалы — Величайший в Европе и мире винный подвал, расположенный в ялтинском местечке Массандра. Назван так по его принадлежности боярскому роду Воронцовых, представители которых в середине XVIII столетия умудрились трижды получить графский титул из рук двух разных императоров Священной Римской Империи. Первый графский титул был пожалован Михаилу Илларионовичу Воронцову в 1744 году императором Карлом VII, а спустя шестнадцать лет, его родные братья Роман и Иван были возведены в графское достоинство преемником Карла, Францем I. Это событие нашло своё отражение и в Бархатной книге Русского государства, в которую личным указом государя Василия Пятого были внесены изменения, позволившие боярам Воронцовым и впредь титуловаться графами, несмотря на отсутствие такого титула в