Добытчик - Борис Николаевич Громов

— правильно. Опять же, если все будет нормально и те, кому положено, с этой хренью снаружи разберутся, ты мне «Саёжку» просто назад вернешь. А не вернешь — скажу, что ты ее силой забрал. У тебя же, — я коротко и нервно хохотнул, — «рэвольвэрт»… А если не разберутся…

Отставной «подпол» понятливо кивнул. Если не разберутся, то всем на все будет уже плевать. Если вообще будут эти самые «все». И если будем живы мы.

— Серёг, слушай, не прими за паранойю… Прикрой-ка меня, пока я к машине идти буду.

От входной двери в наш стрелковый комплекс до «Ниссана» Станиславича — меньше полусотни метров. И с освещением на парковке полный порядок — фонари горят исправно. Но… Почему-то к словам охранника я отношусь серьезно и с полным пониманием. Наверное, потому, что оба мы видели на экране моего смартфона кровавое месиво на капоте «Киа». И потому, что непривычно пустынен и тих вечерний КАД*, от которого нас отделяет совсем неширокая лесополоса. Обычно в это время движение там весьма оживленное, а вот сейчас — тишина и пустота, словно мы одни остались… И лесополоса, днем больше похожая на парк, малость запущенный, но все же не успевший сильно зарасти, сейчас смотрится натуральной чащобой. Не тайгой даже, а этакими жуткими дебрями их фильма ужасов. В которых обязательно обитает какой-нибудь Джейсон Вурхиз*. Вроде и тихо там, а от одного вида ужас мелкими иголками по шкуре пробегает, и волосы на затылке дыбом встают.

КАД — Кольцевая автодорога вокруг Санкт-Петербурга.

Джейсон Вурхиз — главный герой цикла хоррор-слэшеров «Пятница, 13-е».

— Не вопрос, пошли, старый.

Помимо «Яровита» в КХО я прихватил еще и «семнадцатый» «Глок». Не то, чтобы мне сильно нравился австрийский «немецкий керамический пистолет»*, просто он первый под руку попался. Сунув пистолет за широкий поясной ремень, вышел проводить Станиславича. До Питера, вроде бы, далековато, но — мало ли что… Снаружи какая-то уж совсем запредельная чертовщина творится, а две пары глаз — это две пары глаз. Всегда спокойнее, когда есть кому твою спину прикрыть.

Старая хохма времен VHS-видео, когда то ли сценарист «Крепкого орешка — 2» ерунду написал, то ли переводчик, толком не разобрав сказанное героями фильма, от себя «перевел» описание пистолета «Глок», как: «Немецкий керамический пистолет Глок-7, который не видят металлодетекторы».

Прощание вышло немного скомканным, но оно и понятно: в мыслях отставной подполковник был уже далеко. Пожали руки, пожелали друг другу удачи. Станиславич обещал обязательно написать или позвонить, рассказать, как и что… И его старенький, но вполне бодрый «Патрол» выехал с пустой стоянки, на которой сейчас сиротливо стоят только «скромный» Машин «бумер», да наша разъездная «Гранта», разрисованная рекламой стрелкового комплекса.

Закрыв и заблокировав все входы и выходы, поднимаюсь назад в «тренерскую». Маша сидит на диванчике, поджав под себя ноги и зажав в побелевшем кулачке смартфон. Состояние у девушки — «вся в слезах и в губной помаде». Похоже, тут все плохо.

— Они не отвечают… — жалобно тянет она глядя на меня и громко всхлипывает.

Очень эмоционально, но осмысленной информации — минимум.

— Кто именно, Манюнь?

— Мама с папой…

Точно плохо дело.

— Так чего ж ты хочешь? Доминикана — она где? За три рубля на такси не доехать, — пытаюсь хоть немного разрядить обстановку я. — А снаружи — сама видела, что делается. Какой-нибудь ретранслятор в Питере вырубило, и все, хоть почтовых голубей через океан посылай…

— Думаешь, — снова всхлипывает она, — дело в этом? Думаешь, у них там не так, как у нас?

Если честно, я пока вообще понятия не имею, что думать. Ни про нас, ни, тем более, про страны заморские. В моей несчастной голове — натуральный винегрет. Еще пару часов назад все было отлично, а сейчас в Москве и Питере то ли очередная серия «Мировой войны Зет», то ли книга отличного, жаль уже умершего, фантаста начала двухтысячных с латиноамериканским псевдонимом… Но Машу нужно поддержать.

— Разумеется! Где Питер наш, а где Доминикана? Это ж вообще другое полушарие. У нас тут может ядерная бомба рвануть, а у них даже погода не испортится…

— Ну, да, наверное, — девушка все еще хлюпает носом, но слезы в глазах дрожать перестали.

Так, вроде градус напряжения в коллективе упал. Теперь нужно постараться хоть как-то прояснить обстановку. И Машу от плохих мыслей отвлечь, желательно, заняв при этом чем-то общественно полезным.

— Манюнь, ты только родителям звонила?

— Да, а что?

— А то, солнце моё, что пора нам попробовать понять, какого черта тут вообще происходит. Так что хватай телефон и начинай звонить. Всем подряд по телефонному списку контактов. Вообще всем, сверху вниз. Хоть друзьям, хоть коллегам, хоть в доставку суши. И если ответят — спрашивай, что и как у них там.

— А ты?

— А я — тоже самое, только по своему списку контактов. Просто если одна и та же чертовщина разом началась и в Москве и в Питере… Есть нехорошие опасения, что это что-то масштабное.

— Так может и Доминикана?.. — в глазах Маши снова заколыхалась вода.

— Не думаю, — стараюсь говорить максимально уверенно. — Это ж другая сторона «шарика». Тут уже не «масштабное» выходит, а натуральный всемирный апокалипсис. А такое только в кино и книжках бывает. Не знаю я примеров, когда внезапно писец приходит одновременно и вообще везде. Ту же Вторую Мировую взять: пока у нас — Сталинград и Курская дуга, в то же время где-нибудь на Кубе — самба-румба, ром и красивые мулатки с большими сиськами…

— Ой, вот кто про что, а Сирожа — про сиськи…

Надо же, даже улыбнулась! «Сережа — молодец».

Следующий час проходит в лихорадочных тычках указательным пальцем по сенсорам мобильного. Длинные гудки, мелодии, «абонент — не абонент». И вдруг чье-то сонное «Алло». Услышав человеческий голос, я от радости на диване подпрыгнул чуть не до потолка. Быстрые и сбивчивые извинения, попытка объяснить, что случилось… Потом — доказать, что я не пьяный и не накуренный. Кажется, доказал и убедил встать и залезть в Интернет. Большего сделать я пока не могу, но хоть какой-то шанс Ильюхе я дал. Как минимум, не выползет с утра из дома, позевывая и почесывая задницу. И не нарвется у подъезда на оголодавшую тварь, вроде тех, из телестудии или с Аничкова моста.

Маша с молчаливым вопросом глядит на