Пленники раздора - Алёна Артёмовна Харитонова

за плечо. – Снимай! – Лют сунулся под руки. – Снимай, говорю!

Перебрёхиваться времени не было. Лесана сдёрнула с него науз. Оборотень тут же перекинулся и взвыл от резанувшего по глазам света.

Обережница отмахнула от подола длинный лоскут, спешно обмотала им здоровенную башку волколака, сызнова вздела науз. Оборотень кинулся в чащу. Только поспевай! Хоть со следа теперь не собьются.

Сердце глухо колотилось о рёбра. Ковёр прошлогодней травы и листьев пружинил под ногами. И от виска к виску стучали обрывки мыслей: «Девочка… Красавица… Глаза как голубика…» Ничего более связного на ум Лесане не приходило.

На Белаву они с Лютом вылетели внезапно для самих себя. Она валялась без чувств на дне старого лога, где ещё лежали узкие полоски грязно-белого снега. Девушка была в земле и прелой листве, коса растрёпана, рубаха залита кровью…

Две рыси скалились, глядя на обережницу снизу вверх. Дневной свет не причинял им вреда. Осенённые.

Лесана перехватила меч, с сожалением подумав об оставленном в повозке луке. Ну да что уж теперь. Она неторопко начала спускаться. Спешить нельзя: оскользнёшься – поедешь по прели. А упадёшь, так подняться уже не дадут.

Хищники глядели на приближающегося человека и медленно пятились. Оставлять добычу им не хотелось, но преследовательница явно смущала. Ясное дело: одета как простая баба, а по повадке, отсутствию страха и оружию в руках – охотница.

Один из котов зашипел, пригнулся к земле, но всё-таки сделал ещё один осторожный шаг назад. Второй последовал его примеру: отступил. В звериных глазах горела смешанная со страхом глухая ненависть. А ещё через миг оба хищника развернулись и бесшумно утекли в чащу.

Только теперь Лесана перевела дух и повернулась к тихо рычащему поодаль Люту.

– Хоть шаг в сторону сделаешь – упокою, – сказала она. – Терпи. Ты сытый!

Обережница спустилась к Белаве, разорвала рубаху и осмотрела оставленные когтистой лапой раны. Шрамы останутся. Ну да ничего. Главное – жива.

С пальцев осенённой на растерзанную плоть полилось голубое сияние. Через миг кровавые борозды на нежном теле затянулись тонкой розоватой кожицей. Лесана благоразумно срезала окровавленную ткань, отшвырнула подальше, а девушку поплотнее укутала в свою свитку. И лишь после этого сняла ошейник с Люта.

– Перекидывайся.

С земли он поднялся ругающимся сквозь зубы, шипящим от боли и заливающимся слезами человеком. Пришлось опять завязывать ему глаза новым обрывком рубахи, которая теперь едва прикрывала Лесане колени.

– Поднимай, – приказала обережница.

Но Лют вместо этого снял с себя накидку и набросил ей на плечи.

– Вот дура же, Хранители прости! – сказал он с чувством. – Вот какая же ты, Встрешник тебя разбери, дура! А ежели бы у них тут засидка была? А ежели бы завели шибко далеко? А ежели бы я с ними заодно оказался? – Он встряхнул её. – Вот есть же бедовые девки!

Обережница высвободилась.

– Поднимай.

Пленник послушно подхватил Белаву на руки и сызнова с сожалением вздохнул:

– Вкусно пахнет.

Лесана куталась в накидку, думая, как они вернутся к обозу и как на неё будут смотреть сопутчики, не знавшие, что при обозе тишко́м едет осенённая.

Сделалось тоскливо.

– Веди, – ворчливо сказал Лют. – Я ж не вижу ничего.

– Зато нюхаешь за десятерых.

Лесана усмехнулась, но взяла-таки его за плечо и подтолкнула вперёд.

Когда воротились к обозу, люди уже мало-помалу успокоились. Все, кроме Стогне́ва. Тот мял на груди рубаху, словно никак не мог сделать вдох. Знать, сердце заходилось.

Кресень сидел на краю подводы и поливал разодранную ногу отваром из баклаги. Верно. Кошачьи когти ядовитые. Не промоешь рану травами, к вечеру мясо вспухнет, загноится, а там и до горячки недолго.

Тамир уже очертил обережный круг вокруг всего поезда, упокоил пару недобитых рысей и теперь рылся в котомке с настоями, силясь найти хоть что-то для Стогнева.

– О, Белава жива? – удивился колдун и тут же добавил, обращаясь к Лесане: – Отцу её помоги, еле дышит.

Лют уложил девку в повозку, а сам устало опустился на землю. Верно, его изводили запахи, коих на этой поляне для оборотня было великое множество: крови, зверя, человека, железа, земли, весны…

Стогнев сделал вздох, похожий на всхлип, и наконец разрыдался от облегчения. Дочь его всё ещё лежала без памяти. Небось, не скоро теперь очнётся.

Лесана присела на телегу рядом с Кресенем.

– Помочь?

– Шить надо, – ответил он.

Девушка поглядела и кивнула. Надо.

Она слегка уняла вою кровь, после чего Тамир сноровисто стянул края раны продетой в иглу оленьей жилкой. До города хватит. А там целитель есть.

Долгое время люди не могли опомниться. Сидели в повозках, боялись даже на землю ступить, не то что выйти за пределы очерченного круга. Чего уж говорить о том, чтобы идти в чащу за водой и дровами для ночлега!

Лесана устроила Кресеня на телеге, а сама вместе с Тамиром и Лютом отправилась в лес. Но понимала, что и по двое-трое нынче ходить опасно.

Нынче по-всякому ходить опасно.

Глава 35

Боль, как всегда, оглушила.

Вокруг было темно. Шумел лес. От голой земли тянуло сыростью и холодом.

– Фебр, ты слышишь меня? Фебр…

Он сидел, привалившись спиной к трухлявому стволу поваленного дерева.

– Ты слышишь, Фебр?

Надо же, по имени звала. Не скотиной, не мертвечиной, не упырём.

– Да.

Мара придерживала его голову, заглядывала в глаза.

– Нас нагнали. Я устала, а ты едва дышишь. Лучше не даваться им живыми.

Он смотрел на неё сквозь разноцветные вихри.

– Мы не дойдём, – сказала она. – Понимаешь?

– Куда?

Волчица бросила быстрый взгляд ему за спину.

– Никуда. – В его ладонь легла гладкая рукоять ножа. – Никуда уже не дойдём. Я вела тебя в Цитадель, бестолковая ты скотина. Серый забрал ближнюю стаю охотиться. В Переходах остались только самые слабые. Я тебя вытащила, дала несколько дней отлежаться, лечила. А потом повела, путая следы. Но Серый не зря вожак. Его дар сильнее моего. Нас настигли. Я чую. Близко уже.

Женщина поднялась. Фебр увидел, как вспыхнуло зелёное сияние на тонких пальцах. С трудом преодолевая дурноту, он попытался встать, но руки скользили по трухлявому стволу, кроша ладонями древесину, а ноги болели так, словно с них содрали всю кожу от бёдер до кончиков пальцев.

– Мара, отошла бы ты от него, – донеслось откуда-то справа.

Из чащи выступил человек, в глазах которого дрожали и переливались болотные огоньки.

– Иди, куда шёл, Хват, – огрызнулась волчица, – тогда не трону. Скажи, что не настиг. А мы исчезнем.

– Ты устала. Ты гнала его через чащу две