Будет день - И. А. Намор

именно эту возможность. И значит, Гейдрих пока ничем не хуже какого-нибудь Ягоды или даже самого Сталина. У Сталина нет интереса, а вот у Гитлера – интерес есть. И если удастся «перевести стрелки» и вместо истребления организовать изгнание в Палестину, то ради этого – даже при очень низких шансах на успех – следовало хотя бы попробовать.

И вот он карт-бланш – упал манной небесной с опасного предгрозового неба, бери и владей! Крути свои многоходовки, сбитые впопыхах, накоротке, на коленке «выпиленные», но нежданно-негаданно ожившие и зажившие собственной жизнью. И коли так, то у Олега буквально руки чесались поскорей «взяться за любимое дело»: вернуться в Париж, где Таня и Витя, и забыть, как о дурном сне, обо всех этих южных страстях. Но не тут-то было! И этот пункт, оказывается, не просто так возник из небытия.

«Мне что, кто-то ворожит?» – спросил он себя с оттенком оторопи в мыслях и чувствах.

Но факт, проснувшись ночью от духоты – в Касабланке было довольно жарко, – Ицкович сообразил вдруг, что означает – что может означать! – фраза, крутившаяся у него в голове уже вторую неделю. Почему-то всплыла из глубин памяти и никак не хотела уходить обратно в историческое небытие фраза-лозунг российских левых социал-демократов: «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую». Казалось бы, глупость. И даже так: опасная глупость! Не хватало выдать эту галиматью вслух, да еще на родном – русском – языке! Но, проснувшись в «Белохатке» душной марокканской ночью, Олег смешал сок лимона с сахаром и ромом, закурил сигару и вдруг понял, какая на самом деле золотая жила таилась в этом вполне идиотском лозунге. Ведь если так, то можно и наоборот! Можно – и, наверное, нужно – попробовать превратить гражданскую войну в Испании, которая вот-вот станет реальностью, во вторую мировую! Раньше на три года и на другом краю Европы… С другими силами и, возможно, с иным уровнем брутальности… Положительно, что-то такое в этом было. Что-то в меру безумное, а значит, и вполне реализуемое. Оставалось лишь хорошенько все продумать и понять, где и что нужно сделать, чтобы и эта «сказка стала былью»!

В то, что войну – вторую мировую, разумеется, а не вообще какую-нибудь войну – можно остановить, Ицкович не верил. Слишком острыми виделись противоречия сторон, да и Европа, как казалось, к войне готова – новое многочисленное поколение подросло – и войны желала, чтобы не утверждали во всеуслышание политики. Вторая мировая, таким образом, оказывалась неизбежна, но была ли неизбежна катастрофа, случившаяся в СССР в сорок первом? Был ли неизбежен геноцид евреев? Вот в этом Олег уже не был убежден на все сто процентов. История, как они успели убедиться, оказалась отнюдь не инвариантной. И изменения – к добру или к худу – накапливались. Так почему бы и не добавить?

* * *

Олег уехал, и ничего странного или тревожного в этом, казалось бы, не было.

«И не должно быть…»

Уехал и уехал. Он же на службе: когда-никогда, а должен работать. В присутствие, скажем, сходить или еще что. Но сколько ни повторяй слово «халва», во рту сладко не станет. И тревога, возникшая сразу же, как только вышколенный портье в «Deutscher Kaiser» передал Олегу телеграмму от «дядюшки Вернера», не уходила, но странное дело, Ольга этому даже обрадовалась. Тревога – это ведь хорошее человеческое чувство и очень женское к тому же.

«Тревожусь, значит, – не безразличен», – с улыбкой думала она, но, видимо, «улыбка» оказалась «не того калибра», или Кейт вообще разучилась вдруг контролировать свои эмоции, только Вильда что-то заметила и насторожилась.

Что? – не слово, всего лишь взгляд. Но эмпатия, о которой Ольга раньше лишь в книжках читала, была у Кейт чрезвычайно развита, а в последние две недели – «Вино и любовь – страшная сила!» – еще и обострилась до чрезвычайности. Так что на немое «Что случилось?» Вильды, она ответила сразу же и словами.

– Не знаю… Но на душе…

– У меня тоже, – за время разлуки с «дорогим Бастом» Вильда побледнела немного, и в глазах появился некий лихорадочный блеск. Ничего избыточного. И того, и другого совсем по чуть-чуть, но умеющий видеть изменения уловит и интерпретирует правильно. А все остальные скажут: удивительно похорошела, и будут правы, потому что, и в самом деле, расцвела, хоть и раньше в дурнушках не числилась.

«Влюблена как кошка, – решила Кейт. – И, пожалуй, мнэ… Беременна?»

– Тебя не подташнивает, милая? – спросила она ласково.

– Меня? – вскинулась Вильда. Полыхнуло зеленым пламенем, и вдруг краска начала заливать мраморно-белую кожу лица и шеи.

– А если даже «Да», что за стыдливость вдруг? – покачала головой Кейт и тяжело вздохнула. Про себя, разумеется, но факт – вздохнула. И причина имелась. Даже две: ревность и озабоченность. Сама свела и сама же ревновала, одновременно, впрочем, и этому обстоятельству радуясь тоже: значит, не машина, не робот биологический, не функция, как показалось было, в какой-то момент в Париже, а живая женщина со всем, что в это определение входит. Ну, а озабоченность – это и того проще. Дети – это счастье, разумеется, но в их обстоятельствах…

«Ох!»

– А если даже «Да», что за стыдливость вдруг? – покачала она головой.

– Да, – сказала в ответ Вильда, и Кейт словно кипятком облили. – Нет, – взмахнула жена Баста руками и длинными ресницами. – Не знаю… – растерянно улыбнулась, пунцовая от смущения и словно бы пьяная от переполнявших ее противоречивых чувств.

«Что за бред?»

Оставалось только обнять «дурочку», прижать к себе и по-матерински поцеловать в макушку.

«По-матерински? – удивилась Кейт, поймав последнюю мысль за хвост. – Это с какой такой радости? Мы же с Ви ровесницы…»

Однако именно так, и с этой путаницей срочно что-то следовало делать.

«Как и с Бастом… И с Бастом тоже», – согласилась она с очевидным.

По-видимому, она слишком долго отказывалась рассматривать «неудобные» вопросы, и ничего хорошего из этого не вышло. Загонишь такое в подсознание, получишь на выходе невроз. И это в лучшем случае. А в худшем – шизофрению.

«А оно нам надо?»

Разумеется, нет. Не надо, не нужно, ни к чему.

– Вот что, красавица, – сказала она, отстраняясь от Вильды и глядя той прямо в светящиеся колдовской зеленью глаза. – Тебе два поручения. Первое, выясни, будь добра, кто здесь лучший гинеколог и шагом марш к нему. Задание понятно?

– Да, – тихо ответила Вильда. – А ты? Ты…

– Я подожду тебя в гостинице, – усмехнулась Кейт, у которой вдруг образовались не терпящие отлагательства дела. – У меня, знаешь ли, на них