Вопреки всему - Владимир Александрович Сухинин

сказал, что встал на путь исправления. Иначе мы бы и до клуба не дошли.

Майор начал успокаиваться, сел за стол и пробурчал:

– Узнаю замполита, вечно лезет не в свое дело. А если он проболтается?

– Не проболтается, он же не дурак, – ответил я, глядя на скривившегося майора. – Или дурак?

Он еще сильнее скривился:

– Придержи язык, Глухов, а то он у тебя не в меру длинный. В администрации колонии дураков нет.

– Так это же хорошо! – радостно воскликнул я.

– Иди, Глухов, не болтай с замполитом, я сам разберусь.

– Гражданин начальник, выпишите мне пропуск. В жилую зону, в клуб и в медчасть. Прапоры замучаются со мной таскаться.

Кум ненадолго задумался и согласился:

– Ладно, иди. Я пришлю пропуск в медчасть, передадут Светлане… Э-э-э… начмеду, – поправился он.

Светланы уже не было – она ушла после ночного дежурства. В ординаторской сидел Сытник и пил чай. Увидев меня, он насторожился.

– Не бойся, – улыбнулся я. – Я не совсем псих. Вернее, я скрытый псих. Могу или себя зарезать, или другого, если тот мне не понравится. И мне ничего за это не будет, больной, понимаешь? Как дела?

Сытник вскочил, схватил кружку и выбежал из ординаторской. Я сел на диван и включил телевизор. Показывали хоккей. Играли «Спартак» и «Динамо Москва». Я не любил спортивные передачи, но делать было нечего. К концу игры в ординаторскую зашел прапорщик и спросил, где начмед. Я ответил, что сейчас я за нее, а Светлана АлексеевнаАлексеевна ушла домой. Сестрички тоже ушли.

– Вот пропуск на тебя, – буркнул прапорщик. – Весь день с тобой таскаюсь.

Я расписался и забрал пропуск. Теперь я был свободен и пошел искать дежурного по лазарету – им оказался Сытник.

– Михайло, я ухожу, – сказал я.

– Куда? – удивился он.

– В барак. У меня пропуск, – я показал ему документ. – Ты тут не балуй, – добавил я и вышел.

Он вслед мне крикнул:

– Тебе пока нельзя уходить, работай.

– А что делать? – Я остановился на пороге ординаторской.

– Иди проверь подвал, там прачечная и котельная.

– А что проверять? – спросил я.

– Порядок, придурок, если не убрано – убери.

– Понял, – кивнул я и пошел в подвал.

Медчасть была расположена в отдельно стоящем здании и отгорожена от административной зоны сеткой рабицы и колючей проволокой сверху высокого забора. Здание было старым, в два этажа с подвалом. Туда я еще не спускался. В подвале, как я знал, располагалась своя котельная и своя прачечная. Белье и постельные принадлежности стирали и сушили отдельно для лазарета. Я спустился, прошел небольшой тамбур и очутился в котельной. Пожилой зек был кочегаром, котельная работала на газу, и он регулировал подачу газа.

– Привет, – поздоровался я. – Я Глухов Виктор, позывной Фокусник или Дух, как нравится.

Мужчина пил чай и указал глазами на скамейку рядом:

– Садись, Дух, наслышан о тебе. Чай будешь?

– Буду, – ответил я и достал из воздуха пачку чая второго сорта.

– Ишь ты. Индийский. Богато живешь, Фокусник. А я Василий, позывной не имею, погоняло – кочегар, – и он рассмеялся. Во рту старика не было трех зубов. Он поставил трехлитровую банку, полную воды, на стол. Сунул в нее две бритвочки, скрученные ниткой. Между лезвиями располагались три спички. От каждого лезвия шел проводок, который заканчивался вилкой. Он воткнул вилку в розетку, и вода в банке забурлила. Обыкновенный «бурбулятор», какой использовали и у меня в батальоне, и на зоне.

Я достал леденцы и положил на стол.

– Однако, ты вправду фокусник, – удивился Василий.

– А как вас по батюшке? – вежливо спросил я.

– Василий Федотович, – степенно ответил тот, – можно просто кочегар, я привык.

– За что срок тянете, Василий Федотович? – поинтересовался я.

– За тройное убийство, – усмехнулся он. – Пятнашку дали, вот семь лет уже отсидел, на УДО не отпускают – считают, опасен. Знаешь, сколько мне лет?

– Э-э-э, – замялся я, – нет. А сколько?

– Сорок девять. А выгляжу на семьдесят. И ты такой же будешь, у тебя срок немного меньше моего.

– А кого порешили?

– Кого? – вновь невесело усмехнулся Василий. – Да жену свою и двух ее полюбовников. Я тебе так скажу, Дух. Все беды от баб. Взял после развода в жены молодую бабенку из деревни на пятнадцать лет моложе себя. Поженились, и сделал я ее секретарем-машинисткой в райотделе. Однажды на праздники, на День милиции, я был на усилении в одной деревушке. Меня вызвали срочно по делу. Я возвращаюсь, а на моем столе два молодца из угонного розыска мою любимую жарят в два ствола. Я вспылил и положил из «Макарова» всех троих. Так и сдался дежурному. Вот и получил свой срок. Ты молодок сторонись, Дух, они до добра не доведут.

– Да где их взять-то, этих молодок, только из сестричек если…

– Не, с этим не балуй. Тут опер один из оперчасти к нам прикреплен. Это его овечки. Зовут его старший лейтенант Сергеев Андрей Сергеевич. Еще не знаком?

– Нет, не довелось, только с Кумом.

– Ну, значит, еще познакомишься, гнида редкостная, он за медчастью закреплен. Сейчас в отпуске. Повезло тебе. Сытника уже знаешь? Ему стучит, падла. С этим западенцем будь осторожнее, он мать родную продаст за место санитара. Уже троих выжил до тебя.

Я кивнул, и мы продолжили пить чай и беседовать. Василий Федотович оказался человеком умным и рассудительным. Он сожалел, что поддался эмоциям.

– Не стоила она того, чтобы я из-за нее сидел, – произнес он. – Давай закончим с этим. Ты зачем в подвал спускался?

– Сытник отправил проверить порядок и, если не убрано, убрать, – ответил я.

– Узнаю падлу, это он так шутит, – сказал Василий Федотович. – Тут в котельной я убираю, в прачечной две женщины работают, а в ремонтной мастерской никого. Год как швею убрали, – добавил он. – В прачечной никого нет, бабы домой ушли. Пошли, покажу подвал. Тут я один, считай, главный по подвалу.

Мы вышли из котельной и очутились в длинном коридоре, который тянулся под всем зданием и упирался в небольшое зарешеченное окошко, которое никогда не мыли.

– Вот это прачечная, – открывая дверь, пояснил кочегар. Я вошел и осмотрелся: на кафельном полу стояли две стиральные машины промышленного образца и сушильный барабан. Здесь было душно и влажно, окон не было, а вытяжка не справлялась. – Напротив – сушильня. – Василий Федотович вышел и открыл двери сушильни: там висели на веревках простыни, полотенца, наволочки, белье и медицинская одежда. – Дальше – склад белья. Он сейчас закрыт. Работают тут две бабенки лет под пятьдесят – прачки. Их ты можешь трахать когда захочешь, хоть вместе, хоть по очереди, никому не отказывают. Бывает, я привожу им мужиков, кому охота поразвлечься, – типа, на ремонт оборудования. Уходит он ковыляя. – И рассмеялся. – Охочие до любовных утех бабенки. Иногда я вспоминаю молодость, да чего только в жизни не перепробуешь… – Мы шли за разговором вдоль коридора, он открыл очередную дверь. В помещении стояли две швейные машинки,