Отцовские земли - Наиль Эдуардович Выборнов

у нее был небольшой кинжал. Но почему она не достала его сразу, почему не попыталась зарезать еще когда я только вошел в комнату? Видимо, рассчитывала на то, что после разговора я потеряю бдительность. Да, правду Маруська говорила, страшная она женщина, а прислугу мне только благодарить остается.

Оружия при мне, естественно, не было, не стану же я надевать воинский пояс прямо поверх нарядной рубахи. Да и не рассчитывал я, что мне придется драться, все ведь вокруг спокойно, часть войска в городе, часть за городом, дозоры тоже расставлены и нападения не ожидалось.

Боярыня Ксения шагнула в мою сторону и махнула ножом перед собой крест-накрест. Я отшатнулся назад один раз, второй, рванулся вперед, попытавшись перехватить ее руку, но та, с удивительным для своего возраста проворством сместилась в сторону. Я тут же развернулся, а она снова бросилась на меня, пытаясь резануть меня по горлу.

Хорошо, что мы с Игнатом, да и позже, тренировались биться не только на мечах, но и на ножах. Полезное это искусство, ничего не скажешь, как знали. Правда самому мне достать засапожник из-за голенища не хватало времени. Конечно, комната была достаточно просторной, и я мог попытаться попросту отбежать, чтобы выхватить оружия. А то наружу, за дверь, закрыв ее за собой.

Но как же нелепо это будет выглядеть: великого князя повергает в бегство пожилая женщина с одним ножом. И что про меня тогда будут рассказывать? Да ничего хорошего, только смеяться начнут.

Боярыня Ксения с перекошенным от злобы лицом снова бросилась на меня, а мне оставалось только уклоняться. Но мне все-таки удалось перехватить ее руку. Тогда я выкрутил ее, завернул ей за спину и выхватил из ее руки оружие.

Одним движением я бросил боярыню Ксению на кровать в надежде, что она успокоится. Но нет, она снова бросилась на меня, маша руками и, похоже, с твердым намерением расцарапать мне лицо.

Тогда я ударил ее ногой, она опрокинулась на пол, ударилась головой и затихла. То ли сломала шею, то ли просто потеряла сознание. Оставалось надеяться на второе.

Я посмотрел на нож в своей руке. Размерами он чуть превосходил мой засапожник, но был гораздо меньше, чем боевой, которым я пользовался. Рукоятка его оказалась сделана из серебра и была украшена разноцветными камнями. Видимо, наместник подарил своей жене это оружие как раз на такой случай.

Я наклонился и пощупал биение жилки на шее. Его не было. Я только что убил жену наместника…

И почему я не позвал стражников, что стояли снаружи? Они бы ее зарубили просто, вот и все. А то и набросились бы вдвоем, обезоружили бы, они-то в доспехах, и им этот ножик нипочем. Меня в рубахе она могла порезать, но ни пластинчатый доспех, ни кольчугу им не пробить.

Первым же порывом было бросить нож в сторону, но я решил этого не делать, чтобы не поднимать лишнего шума. Только вот что делать с трупом? Рассказать всем о том, что я убил ее, или похоронить ее тайно, вынести из терема, скажем, в ковре?

А что, если сделать вид, будто она сама покончила с собой? Если рассказать об этом, то поверят, да и проверять никто не будет. Нанести несколько порезов ей на руку, будто она вскрыла себе вены? Да, это будет ложью, то, похоже, что пришло время осваивать и это оружие. Да, крови будет немного, потому что сердце уже остановилось, но хоть что-то да вытечет.

Когда человек воюет за правду и ограничивает себя одной лишь правдой, он становится уязвим. Все потому, что ложь можно придумать любую. Правда же бывает только одна.

Я подошел к двери, накинул на нее крючок, чтобы никто не вошел в самый неподходящий момент, и приступил к делу.

Глава 13

Орловское городище. Начало осени 2225-го года от Рождества Христова.

Когда я закончил, все выглядело мирно и чинно: мертвая боярыня Ксения с исполосованной рукой лежала на кровати, в другой руке у нее был зажат кинжал. Крови, конечно, натекло совсем немного, потому что сердце у нее уже не билось, но что-то все-таки было, так что постель немного залило. Да и не будет, скорее всего, никто разбираться, увидят, что рука порезана, что других ран на теле нет, ну и решат, что действительно жена наместника с собой покончила.

А это ведь немудрено, она лишилась вообще всего, что имела. Видимо, поэтому на меня и бросилась, хотя наверняка ведь понимала, что ей мужчину, да еще и воина не убить. Но все равно попыталась, потому что отомстить хотела. Ничего моя смерть, конечно, не поменяла бы, все равно ее мужа отправили бы на тот свет, и власти ему никто не вернул бы… Хотя, мне-то легко рассуждать о том, что случится, если я умру. У меня тогда проблем никаких не будет, кроме того, чтобы на последнем суде достойно выступить.

Когда я вышел из покоев наместника и его жены, я приказал стражникам никого не впускать в покои, в том числе и прислугу, пока сама боярыня не позовет. Думал рассказать и о том, что разговор был тяжелый, и что умаялась жена наместника, но не стал. Странно выглядеть будет, если великий князь начнет перед простыми воинами объясняться.

А так, поговорили, но не договорились, вот боярыня вены и вскрыла. И все шито-крыто. Полежит она до вечера, а потом можно будет туда и кого-нибудь из служанок пустить. Господи, ну и крику будет, они ведь к таким вещам непривычные, обязательно ор поднимут. Но сам факт, что князь заходил к ней днем, а найдут ее только вечером уже сработает в пользу моей версии, как это произошло.

В общем-то я больше волновался о том, что кто-то вскроет мою ложь о самоубийстве боярыни. Это подмочит мою репутацию гораздо сильнее, чем если бы я ее просто убил, да заявил об этом во всеуслышание. Так-то, если подумать, убил и убил, я в своем праве был, она на меня в моем же тереме с ножом кинулась. К тому же я не специально, и даже ножом ее не резал, а просто толкнул случайно слишком сильно.

Тем не менее, дурные мысли по-прежнему лезли мне в голову. Я знал, что охранники, повинуясь моему слову, никого к ней не пустят, но вдруг ее найдут раньше времени? Или вдруг, когда будут хоронить, обнаружат на затылке кровоподтек? Впрочем, у нее волосы есть, пусть и редкие уже