Шутки Богов. Новая ответственность - Хайдарали Мирзоевич Усманов

леденящая тень страха. Она уже видела собственными глазами – то, что сделал этот парень и его жёны. Как в Божественный котёл исчезали тела Богов, как от них оставался лишь горсть пепла, а сущности “пожирала” молодая девушка с глазами, полными бездонного света. Как сам этот странный разумный – Андрей собирал силы в единое ядро, будто ткал новый мир из обрывков мёртвого неба. И рядом – дракон. В виде той самой молоденькой девушки за его плечом. Древний, истинный, в каждом движении которого ощущался холод древней пропасти. Богиня уже знала о том, что одно неверное слово, одно проявление гордости, и её имя станет лишь воспоминанием в чьём-то далёком сне. Так как любой отказ – был равен гибели. Она чувствовала это так же ясно, как стук собственного сердца. Здесь, в этом доме, в этом круге, её судьба уже не принадлежала ей.

И вот в её сознании, словно капля тёмного яда, родилась мысль. Сначала – как болезненный укол, как предательство самой себя. А что произойдёт, если она смирится? А если в этом смирении не слабость, а иной путь? Эти жёны – такие разные, но каждая держалась с достоинством. И ни одна из них не выглядела угнетённой или униженной рядом с чудовищем, что сидело в центре, будто само солнце, держащее их мир в ладони. Наоборот – в их глазах горел холодный свет власти.

Она вспомнила, как сами Боги пытались сокрушить Лю Инь Мо, а потом сами попали в руги этого смертного, и как бесславно растворились в его духовном огне. Она видела, что он уже стоит на грани, в шаге от того уровня, что был недосягаем даже для её мира. Того самого уровня, который можно было назвать истинным Божеством – Доу Ди. И если это случится – он станет тем, кто перепишет саму ткань небес.

А за его спиной, скрываясь в полумраке, дышал дракон. Его дыхание было тяжёлым, медленным, но каждый выдох отзывался дрожью в её душе. Он не просто угроза. Он был напоминанием, что рядом с этим человеком невозможно остаться прежней. Или ты станешь его частью, или исчезнешь.

Мысль в её сердце кристаллизовалась, набирая плоть и форму:

“Если я останусь здесь, возможно, мне удастся прикоснуться к их тайне. Возможно, именно здесь я смогу обрести новую силу. Ту, что сделает меня не рабой, но кем-то большим.”

Её гордость сопротивлялась, рвалась наружу, шептала, что это падение, что Богиня не должна склонять голову. Но в другой половине её души уже звучал холодный расчёт. А если этот союз – не цепи… А… Дверь? Дверь туда, куда сама она бы никогда не дошла.

Она подняла взгляд на Андрея, который чуть позже присоединился к ним, и впервые не почувствовала лишь страх. Там, под обжигающим огнём его ауры, теплилось странное предчувствие. Рядом с ним даже её собственная легенда может не закончиться, а начаться заново…

Чайный зал был тих, лишь едва слышно потрескивали угли в жаровне и звенели фарфоровые чашки, когда тонкие руки служанок наполняли их свежим, терпким настоем. За низким резным столиком сидели четверо женщин – три жены Андрея и Цзяолин в своём человеческом облике. Чуть поодаль, на мягкой циновке, в позе смиренного гостя, опустив взгляд, находилась та самая молодая Богиня, чьи цепи, пусть и невидимые, всё ещё тянулись от её души к печати Андрея.

Сначала она молчала. Лицо её оставалось холодным, взгляд – отстранённым, словно она была выше всех происходящих слов и тихих перешёптываний жён. Но внутри всё клокотало. Гордость, веками выстраивавшаяся в неприступную стену, билась в судорогах, как зверь в капкане.

Она чувствовала, что отказ действительно означал для неё смерть. Истинную и бескомпромиссную. Ей никто не протянет руки на помощь. Ни её прежний мир. Ни прежние покровители. Там, где она ещё недавно сияла как звезда, теперь уже обрушился гробовой мрак. Здесь же, в этом странном доме смертного с сердцем чудовища, кипела сила, которой даже Боги её мира не смогли противостоять.

И постепенно, среди горечи и ярости, в ней зарождалась иная мысль – тихая, змеящаяся, как ручей подо льдом. А что, если именно рядом с ним и этими женщинами и ей самой откроется путь к новой мощи? Что если секрет их стойкости в том, что они делили его силу и судьбу, и потому выжили там, где прочие рухнули в прах?

Образ Андрея, сидящего рядом с жёнами, не давал ей покоя. Его спокойствие было пугающим – слишком спокойным для человека, чья сила уже стояла на пороге уровня Доу Ди. А за его спиной мерцала тень дракона, такая плотная, что от одного взгляда на неё в груди поднимался липкий ужас. Она не заметила, как её пальцы сжали шёлковый край рукава.

– …Я… – Голос её дрогнул, и сама Богиня удивилась, насколько человеческим, почти хрупким он прозвучал, и она всё же осмелилась поднять глаза на Андрея и его жён, и в этот миг броня её гордости впервые треснула. – Я знаю… Кому именно вы обязаны теми знаниями, что позволили Академии усиливать своих учеников и артефакты… За счёт жертв из других миров.

В зале стало тише, даже чайник перестал шуметь на углях. Жёны Андрея медленно переглянулись, и в их взглядах промелькнула холодная догадка. Цзяолин слегка склонила голову, её улыбка была тонка и лукава. А молодая Богиня Мэй Жо, чувствуя, как её собственные слова режут гордость, словно острые ножи, всё же продолжила, потому что знала – это единственный шанс сохранить хоть тень будущего:

– Это им подсказала… Я…

Эти слова прозвучали, как приговор самой себе. Но вместе с тем – и как признание поражения, которое может обернуться новым началом. Она впервые осознала тот факт, что гордость может быть обузой, а смирение – спасением. И рядом с этим человеком, которого даже Боги не смогли уничтожить, может скрываться ключ к её новой силе…

После её признания в чайном зале повисла тишина. Даже дымок от благовоний застыл, словно сам воздух прислушивался.

И первой на это откровение отреагировала Цзяолин. Она едва заметно качнула головой, глядя на Богиню с улыбкой, в которой сквозила насмешка. В её глазах было слишком много прожитого рядом с Андреем – испытаний, сражений, смертельных опасностей. Она уже научилась отличать истинное смирение от игры на публику.

“Слишком уж легко, – подумала Цзяолин, – признание, да ещё такое громкое. Она явно понимает, что мы все прекрасно догадывались, и теперь просто пытается использовать это как монету