Михаил Ахманов - Солдат удачи

Руки опустились, и снова раздался резкий отчетливый голос:

– Я – Шепчущий Дождь из клана Муа. Так меня называют теперь, ибо срок мой истекает, и скоро я отправлюсь к Предвечному. Я – старейший среди старейших, и время мое – синее. Какое твое время?

Интересуется возрастом, понял Дарт и ответил:

– Я тоже не молод, но время мое – зеленое. Я маргар и скоро спущусь в хранилище Детей Элейхо.

Лицо Шепчущего было бесстрастным, но что-то удивительное случилось с глазами; Дарт не сразу сообразил, что среднее око по-прежнему смотрит на него, а два других уставились на Голема.

– Да, ты маргар, – произнес тьяни. – Только маргар может повелевать охраняющим бхо. Хороший маргар, лучший, чем тот, которого мы взяли в речной дельте… – Теперь все три глаза смотрели на Дарта, и он уловил в них отблеск задумчивости. – Шира, покинувшая нас, с тобой?

– Сбежавшая от вас, – уточнил Дарт. – Со мной.

Руки Шепчущего снова согнулись, но уже не кольцом, иначе; видимо, эти жесты заменяли тьяни мимику.

– Чего ты хочешь, маргар, Убивающий Длинным Ножом? Зачем ты пришел?

– Хочу мира. Пришел, чтобы договориться о мире. Ты понимаешь, что это значит – договориться?

– Я понимаю. Говори.

– Вы вернете мне бхо-носильщиков с грузом. На одном из них – мое снаряжение. Я должен его получить, чтобы спуститься вниз, в подземелье. – Дарт говорил отрывисто, бесстрастно, стараясь имитировать речь Шепчущего; тот замер меж двух гранитных глыб, будто изукрашенная перламутром статуя. – Вы можете остаться здесь, но не должны подходить к дыре. Это опасно. Если из хранилища вылезет еще один бхо, такой же, как этот, – он кивнул в сторону Голема, – я не сумею вас защитить.

– Что потом? – Рука Шепчущего волнообразно изогнулась.

– У вас нет ни ширы, ни маргара, – произнес Дарт. – Но это не беда, я могу поработать на вас. Достать из хранилища зерна для тьяни.

Внезапно Шепчущий сделал пару шагов вперед, покинув щель между камней, и оглядел Дарта. Не так, как осматривает человек; его голова и плечи были абсолютно неподвижными, двигались только глазные яблоки: среднее око – вниз, два крайних – вверх.

– Ты – рами, – констатировал он. – Ты достаешь зерна для рами.

– Я – маргар. Я достаю зерна для рами, тьяни, джолтов и всех остальных. Я хочу, чтоб это балата было спокойным. Мертвые – мертвы, а остальные пусть живут, пока Предвечный не призовет их в свои чертоги. Он решает, когда закончится первая жизнь роо и начнется вторая – он, а не мы. Я почитаю его волю и потому говорю: зерна, которые мне удастся достать, будут разделены по справедливости. И если среди них найдется бхо, преобразующий сущность, – тот бхо, которого ценят тьяни, – то он достанется вам. Клянусь своей второй жизнью и милостью Элейхо!

Шепчущий вскинул руки, согнув их в двух или трех местах, и воины, стоявшие за камнями, тотчас повторили этот жест. Возможно, он являлся признаком недоверия, изумления, согласия или благодарности, если тьяни могли испытывать такие чувства; это осталось для Дарта секретом, но поднявшийся гул голосов был более красноречив.

Его собеседник сделал резкое движение плечами, повернулся всем корпусом и произнес длинную прерывистую фразу – будто гвозди в доску забил. Наступила тишина.

– Что ты им сказал?

– Я сказал, бхо-радость еще не у нас. Я сказал, что рами могут нас обмануть. Я сказал, чтобы они молчали. Это все, что я сказал.

Скинув на миг маску бесстрастия, Дарт удивленно приподнял брови.

– Вы знаете, что такое радость?

– Да. Радость – это бхо. Тот бхо, о котором ты говоришь. Много циклов у нас не было радости.

– Что вы делаете с этим бхо?

– Ложимся в том месте, где он вырос, и к нам приходит радость. Ко многим тьяни.

– Он так велик? – спросил Дарт, удивляясь все больше и больше.

– Я, Шепчущий Дождь, его не видел, и мой родитель не видел, и родитель родителя. Но мы знаем, что бхо-радость похож на траву, на красную траву. Вначале, когда шира его пробудит, это небольшой пучок травы, но он растет, заполняет большое пространство и живет тысячи циклов. Потом умирает.

Трава, мон дьен! – поразился Дарт. Странное представление у Темных о ментальном проекторе! Ни кресла, ни шлема-коммуникатора, ни усилителей-имплантов, ни даже памятных лент… Впрочем, что удивляться! У дерева туи тоже не было ни микрофонов, ни экранов, и все же оно передавало звуки и образы.

– Вы получите этого бхо, – сказал он старому тьяни, – и шира пробудит его для вас. Я отдам вам всю радость, какую найду… если найду и если сумею выбраться обратно. А теперь распорядись, чтобы пригнали носильщиков. Поздно. Зеленое время на исходе.

Но Шепчущий не двинулся с места.

– Как я узнаю, что ты найдешь? Если в хранилище нет бхо-радости, ты не будешь виновен в обмане. Но если ты найдешь бхо-радость, то можешь не отдать его, сказать, что не нашел. Поэтому лучше, если мы поменяемся: я отдам носильщиков, а ты пришлешь к нам ширу. Она побудет у нас, пока ты не найдешь бхо-радость. Согласен?

– Не согласен. Как я узнаю, что вытащил нужный бхо? Я маргар, а не провидица из Трехградья!

Дарт невольно ухмыльнулся, представив, как выменивает свой скафандр на просветленную ширу. Вряд ли она будет счастлива попасть к чешуйчатым в заложницы!

– Верно, не узнаешь, – подтвердил Шепчущий. – Что нам делать?

– Ты можешь сам пойти со мной. Ты и десяток молодых тьяни, чтобы заботиться о тебе. Сядь у дыры и пересчитывай зерна, которые я принесу, а шира будет их пробуждать. Это справедливо?

– Справедливо, – без колебаний согласился тьяни. – Но я хочу подумать. Хочу увидеть, что случится, если сделать так или иначе.

– Подумай, но недолго. – Дарт хлопнул Голема по ноге, забрался в седло и прошептал, мешая родной язык с анхабскими словами: – Переговоры закончены, мон гар. Старый мсье думает, что делать. Компре? Ну, бьен! Помоги ему.

Щитки на плечах Голема разошлись с резким щелчком, два ствола вынырнули из гнезд и повернулись: один – налево, другой – направо. Потом скрипнула диафрагма на груди, и главный калибр, цилиндр толщиною с голень, уставился прямо на Шепчущего, приподнялся, нацелился в камень и с неторопливым величием скользнул вниз. Ровная канавка прорезала каменную поверхность; пахнуло жаром, в воздухе заклубился дым, и тьяни, стоявшие за обломком, отшатнулись.

Шепчущий повернулся и взглянул на гранитный монолит.

– Если сделать иначе, – произнес он, спокойно и четко выговаривая слова фунги, – ты уничтожишь мой клан и другие кланы, и вместо радости в этой жизни мы получим ее лишь в чертогах Предвечного. Если сделать так, как ты сказал, мы получим надежду. Может быть, ты не обманешь. Но если обманешь и убьешь меня и десять моих потомков, это не будет большой потерей. Потомков у меня много, и мое время – синее.

Он снова повернулся, что-то крикнул воинам, и ухо Дарта различило легкие шлепки и топот; вскоре носильщики появились среди камней, вздымая над ними платформы с грузом. Четверка бхо вышла на равнину и, ускорив ход, зашагала по пыльной земле курсом на перевал. Тьяни-вожатые, сидевшие на мешках и корзинах, друг за другом спрыгивали вниз.

– Ты мудрый роо, – вымолвил Дарт. – Мы с тобой пришли к согласию, и я тебя не обману. Но за Предвечного не ручаюсь. Только он может послать вам бхо, дарящее радость.

– Кто знает волю Предвечного? Он посылает, и он отбирает, – тихим голосом произнес Шепчущий. – Когда я должен явиться в твой лагерь, сесть у дыры и пересчитывать зерна?

– В желтый период, когда тело весит меньше всего. В это время я начну спускаться, а тьяни и рами будут ждать и молить Элейхо, чтоб мне не отрезало руки и ноги. Если не отрежет, обязательно вернусь.

Шепчущий отступил в проход между камней, пошевелил глазными яблоками, рассматривая человеческую фигурку, оседлавшую мощные плечи Голема, потом сказал:

– Долго живу. Так долго, что встречался с рами. Не очень часто, но встречался. Рами говорят, что маргары – храбрецы и, подобно нашим кланам, не боятся смерти. Сайан, тот маргар, который плыл с широй, не боялся, но не хотел нам помочь. Бесполезный. Я приказал его убить. Ты тоже не боишься. Все маргары такие?

– Разные попадаются, – буркнул помрачневший Дарт и повернул своего скакуна к перевалу.

Глава 19

– Лысые жабы! Чтоб мне лишиться второй жизни! Зачем они здесь? Почему ты позволил им прийти? – Нерис шипела, как разъяренная кошка. – Велю Храсу – пусть снесет им головы!

– Они – парламентеры и наблюдатели, – объяснил Дарт, – и могут рассчитывать на дипломатическую неприкосновенность. Они пришли к нам в час перемирия. Под белым флагом, так сказать.

Спор происходил в пятнадцати шагах от темневшего в почве отверстия. Над ним суетились трое маргаров и Ренхо со своими людьми, налаживали ворот с толстой веревкой, мочили в глубоком корыте полоски ткани; поблизости, словно часовой, застыл ираз, а за его массивной серой тушей сидели тьяни. Явившись в урочный срок, к началу желтого времени, они расположились у края засыпанной пеплом выемки: Шепчущий – впереди, а за ним – десяток чешуйчатых воинов из клана Муа. Все они были безоружны.