Будет день - И. А. Намор

Интермеццо

Москва, Кремль. Июнь 1936 года

Музыка нравилась всем. Это отражалось на лицах людей, сидевших в кремлевском кинозале и не очень внимательно следивших за экранным действом. В какой-то момент показалось даже, что люди эти просто наслаждаются хорошей музыкой, не особо интересуясь сюжетом и уж совсем не обращая внимания на титры сделанного на скорую руку перевода…

Впрочем, «зрители» по долгу службы смотрели фильм не в первый раз и больше косились в центр зала, наблюдая за реакциями сидевшего в среднем кресле Сталина.

Многое бы они отдали, чтоб узнать, что на самом деле творится в голове человека, взявшего на себя ответственность за одну шестую часть суши.

А в янтарных глазах вождя – кружится планета. Летит сквозь пустоту космоса то ли под песенку Максима: «Крутится, вертится шарф голубой…», то ли под «Парижское танго»: «Танго, в Париже танго…» Или все иначе – вращают ее марширующие батальоны солдат грядущей войны? Он не знает ответа и дорого бы заплатил за правильные вопросы. Впрочем, кому их задавать? Богу? Или, быть может, призраку коммунизма? Но кружится планета, летит из прошлого в будущее и пока еще не горит…

«Танго, в Париже танго… Шэни дэда!»

Вслух прозвучало лишь негромкое:

– Это… она?

Ответ очевиден – именно поэтому и смотрит товарищ Сталин этот фильм сейчас. Тогда зачем спросил?

Но Штейнбрюк не удивился обращенному именно к нему вопросу. Он его ждал.

– Так точно, товарищ Сталин.

– Виктория… Интересно, чья это виктория?

Кроме Сталина и Штейнбрюка, в зале еще двое: Урицкий и Берзин. На шутку никто не улыбнулся. Но вождя не интересует чувство юмора военных разведчиков. У них другие достоинства, если, конечно, они у военных есть…

«Есть? Возможно…»

Он смотрит, и не без удовольствия, эту фильму, пытаясь понять, что и зачем здесь сделано, и почему так, а не иначе. И – самое главное – его интересует женщина, актриса, Виктория… Потому что, возможно, через нее ему удастся наконец разглядеть и понять того, кто известен Сталину только по нескольким фотографиям и весьма лаконичной справке, предоставленной несколько недель назад.

А актриса… Объективку на нее он посмотрел: француженка, бакалавр философии, активная комсомолка, сотрудничала с «L'Humanité», ушла на нелегальное положение, переправлена в СССР, разведшкола, короткие командировки в Европу в качестве переводчицы различных делегаций и курьера. Оперативный псевдоним – «Галатея»; присвоено воинское звание лейтенант. Благодарности… Краткая характеристика.

«Симпатичная… можно даже сказать, красивая».

И снова вслух:

– Не велика… Виктория… но и не мала…

Не фигура актрисы интересует Сталина – глаза.

«Кто сказал, что глаза – зеркало души? Толстой? Нет… Сейчас… не это главное».

Галатея играет «роковую женщину», и взгляд ее отражает именно то, что ожидают увидеть в нем зрители, что захотел показать режиссер, и смог – оператор. Мгновение – и Сталину кажется, что он уловил основное. Увидел то, что не заметил никто другой. Стержень. Незаурядную личность, скрытую под маской «продажной женственности». Вот уж, воистину, продажной… женственности.

«Остальные – только портят… а должны оттенять… подчеркивать… ее внутреннюю красоту. Особенно этот суетливый… Одно слово – жопник! Но похож!»

– И у нас полно таких бездельников… – ткнул незажженной трубкой в экран. – Полагаете, сходство этого… Филососа… с товарищем Ежовым не случайно?

– Никак нет, товарищ Сталин! Не случайно.

– А… что сообщила… товарищ Галатея?

– Идею сходства персонажа с секретарем ЦК товарищем Ежовым режиссеру подбросил кто-то из знакомых. Предположительно – английский журналист. Выяснить подробности не удалось, и Галатея решила не рисковать, – на все вопросы по-прежнему отвечает «удачно» севший слева от Сталина Штейнбрюк. Отвечает уверенно. Коротко. По существу.

«Хорош, хоть и австрияк. Поставить его вместо Слуцкого? А стоит ли овчинка выделки? Слуцкий на своем месте, а военным тоже нужны профессионалы».

– Вся Европа… смеется. Значит, не угомонились еще… – Это не вопрос. Это реплика, но Берзин скрытый смысл, кажется, уловил. Заерзал. Хотел было что-то сказать, но все-таки промолчал – учел субординацию. Он ведь пока только заместитель, начальник – Урицкий.

«Это… ненадолго… Еще два-три месяца… и Урицкого надо отправлять в войска… к Уборевичу в ОКДВА? Замом… Обсудим с Климом».

– Как разведка оценивает … как вы его назвали?

– Источник Катехизис, товарищ Сталин, – Урицкий сделал было движение, чтобы встать со стула, но остался сидеть, остановленный взглядом Сталина.

«Почему… Катехизис? Он из священников?» – но спрашивать о таком пустяке Сталин не стал.

– Товарищ Урицкий… Хотелось бы услышать ваше мнение об этом… источнике.

– Мы полагаем, что он не столько источник, сколько посредник, – на этот раз комкор все-таки встал. Сталину неожиданно понравилось, что Урицкий не читает, хотя в руках у него папка с документами, а докладывает по памяти.

«Молодец! Или в Дальневосточную армию, или на Ленинградский округ… начальником штаба к Шапошникову… Заодно и подучится».

– С одной стороны, он осуществляет стратегическую линию связи с кем-то из нынешнего высшего руководства Германии, – продолжал между тем докладывать Урицкий. – По некоторым намекам самого Катехизиса, а также по оценке особенностей его карьеры и нынешнего положения в разведывательной службе Германии, мы полагаем возможным, что линия протянута к Гейдриху или, через него, к Гиммлеру. Однако нельзя исключить и того, что реально за Катехизисом стоит рейхсминистр пропаганды и гаулейтер Берлина доктор Геббельс.

«Геббельс… Не забыл своей симпатии к коммунистам?.. Не боится действовать в обход Гитлера?.. Или сам Гитлер ищет… общий язык?.. Сомневаюсь…»

– С другой стороны, источник Катехизис отметил при личной встрече с товарищем Штейнбрюком, что также представляет интересы группы влиятельных лиц, находящихся в оппозиции к Гитлеру. По-видимому…

«Какой… осторожный! „По-видимому“, „возможно“, „вероятно“. Сплошной „туман войны!“ А что еще ожидать… от разведки?!»

– По-видимому, это соответствует истине. Нам удалось выяснить, что, несмотря на возраст, Катехизис знаком с некоторыми отставными генералами и бывшими высокопоставленными чиновниками Германской и Австро-Венгерской империй. Люди эти, кстати сказать, довольно критически настроенные по отношению к нацизму, сейчас формально не у дел, но они теснейшим образом связаны с действующим немецким генералитетом и руководящими сотрудниками МИДа.

– А какое… ее место… в этих… комбинациях? – Сталин кивнул на экран, где главная героиня пела под холодным зимним дождем. – Вы выяснили, почему Катехизису понадобилась… Галатея?

– Никак нет, товарищ Сталин. Предполагали любовную связь. Но он рядом с ней даже не появляется. Да и она, по нашим данным, встречается с совершенно другими мужчинами.

– С какими мужчинами? Их… несколько? – этот вопрос Сталина не очень заинтересовал, интересовало, как далеко простирается осведомленность военной разведки.

– Актер Морис Шевалье, – отрапортовал Урицкий, на этот раз, заглянув в папку. – И художник Пабло