Чёрный ратник - Макс Гато

class="p1">Я сделал шаг, потом ещё и встал перед камнем. Со стороны он мог не выглядеть особенным. Честно говоря, даже для меня он оказался рухлядью, забвением. Но я протянул руку. Моя ладонь тут же вспотела, а кончики пальцев задрожали. Я прикоснулся к холодному камню, который тут же потеплел. Пальцы укололо и по ним словно пробежал разряд молнии.

В миг всё исчезло — подвал, камень, люди. Остался только я и голоса. Видения. Я стоял в снегу. Слева гремела битва, справа возвышался огромный замок — дом. Я чувствовал запах гари и магии в воздухе и сжимал в руках знамя. Знамя, почерневшее от времени. Знамя, полыхающее без огня. Горящее аурой. Чёрной. Моей.

Я услышал голос:

— Род признаёт тебя, последний.

Что-то коснулось моего лба. Тёплое и нежное, как поцелуй матери. Я вдохнул и почувствовал, как вся сила, оставшаяся в куске алтаря, тянется ко мне. Её было немного — одна капля. Последняя капля.

Мир вздрогнул. Алтарь дёрнулся, будто пытался ожить. И передал мне силу. Я был оценен и признан достойным.

В этот момент меня вывернуло. Грудь сдавило, а сердце ухнуло куда-то вниз. Всё вокруг почернело, и я видел лишь две чёрные искры. Они пульсировали и жили, как глаза в темноте. Мои глаза.

Очнулся я уже на каменном полу.

— Сдох, что ли? — раздался неуверенный голос стражника.

Я медленно поднялся. Мир перед глазами плыл. Я повернулся и зашагал к выходу.

— И всё? — удивлённо произнёс Аркадий Иванович. — Ради этой пыли мы спускались в подвал?

Но я его не слушал. Я шёл и даже что-то отвечал, толком не отдавая себе отчёта. Смог прийти в себя только на кровати в своей комнате, когда дверь захлопнулась, и я остался один.

Я прикрыл глаза. Я точно видел искры — чёрные, как моя аура. Я пытался призвать их и… ничего не вышло. Лишь к горлу подступила тошнота.

— Твою мать, — сквозь зубы процедил я.

Проклятое тело! Оно не было готово к тому, что дал род. Да, я не был слаб физически, но этого было мало. Слишком мало. Всё тело ломило. Вот только я всё равно был спокоен, удивительно спокоен. Пусть сейчас мне было тяжело, но сердце моё пело. Алтарь отозвался. А значит я мог вернуть былую силу, даже если мне придётся перековать мое новое тело с нуля.

Не знаю как и почему кусок алтаря оказался у Захаровых, да и мне сейчас это было не важно. Об этом я подумаю позже. Главное, что я больше не был пустым. Закрывая глаза, я всё ещё видел две горящих искры — такие красивые и такие чёрные.

Моё наказание затянулось. Два дня я провёл под домашним арестом в своей комнате. Сюда приносили еду два раза в день. Я мог читать книги, разминался, но у дверей постоянно стояла стража, как и под окнами.

Я не терял времени зря. Медитировал, старался привести свой внутренний мир в порядок, но воспроизвести искры собственной ауры так и не смог.

Марфа тоже не появлялась. Похоже, что притаилась где-то в усадьбе, а может, ждала шанса для нового удара. На третий день ко мне пришёл Емельян — здоровенный мужик с красным носом, густой бородой и седыми волосами.

— Ваше благородие, — сказал он удивительно вежливо, — час прибыл. Повозка ждёт.

Я заметил, что в руках он держал тёплую накидку. Не с барского плеча, а серую, простецкую.

— Я это… — замялся Емельян, избегая моего взгляда. — В общем, вот. На улице уже не лето, простудитесь.

Он протянул мне накидку, и я принял её.

— Спасибо.

— Да ладно, — отмахнулся Емельян. — Чего уж там.

Я всё ещё чувствовал лёгкую усталость, но за два дня смог понять лимиты этого тела. Не знаю, как там сложится судьба в остроге, но без ауры делать мне там нечего.

— Сколько нам ехать? — спросил я, закутываясь в накидку.

— Так это… ваше благородие, — удивлённо произнёс Емельян. — Разве Аркадий Иванович вам не сказал? За вами прибыл особый конвой — с зачарованными лошадьми и Подмастерьем.

Подмастерье, значит. В мое время система была почти такой же. Если Кандидат проходил смотр, то становился Подмастерьем. Насколько я знал, ратники сами выбирали себе Подмастерьев, и всегда тех, у кого был талант к ауре. Исключений я не знал. Но за время моего отсутствия многое могло поменяться.

Я только кивнул:

— Веди.

И меня повели. Сначала вниз по лестнице, где на меня надели зачарованные цепи, а затем во двор.

Впереди меня шёл Емельян, а за спиной конвойный с копьём. Повозка ждала меня у главных ворот — с решетками, крытая, запряжённая двумя серыми крепкими лошадьми.

Стражники были молчаливы. Шума совсем не было, лишь ветер свистел вокруг. Я шёл спокойно, с высоко поднятой головой. Не было никаких прощаний или последних слов. Я бросил быстрый взгляд на усадьбу — шторы на втором этаже дёрнулись. Я увидел в окне Елену — в чёрном платье, с прямой спиной и пустыми глазами. Она скрестила руки на груди и молча смотрела мне вслед, как статуя.

Вокруг повозки я увидел дюжину солдат. Вооружены неплохо, но по-разному: у кого-то копьё, у кого-то сабля, у кого-то и вовсе топор. Но броня была крепкой — где-то кожаной, где-то даже кольчужной.

Но больше всех выделялся молодой белобрысый парень лет двадцати пяти. Чем он выделялся? Я чувствовал от него сияющую и даже немного слепящую жёлтую ауру. Каждая аура сосредоточена в первую очередь на боевых качествах и личной силе, и цвет давал мне примерное представление о его характере и личности. Жёлтый значил, что этот парень был невероятно быстр, ловок и внимателен.

Впрочем, тот факт, что я мог понять цвет его ауры, означал одно — он не был особенно силен.

Внимательный, изучающий взгляд серых глаз Подмастерья встретил меня перед тем, как за спиной раздался окрик:

— Полезай давай!

Я лишь усмехнулся и шагнул к повозке, даже не обернувшись назад. Емельян грубо поддел меня под локоть, помогая или, скорее, заставляя залезть внутрь. От дружелюбия не осталось и следа. Дверца с лязгом захлопнулась, и послышался лязг ключей.

Мне пришлось наклониться, чтобы не удариться головой. Внутри пахло сырым деревом, соломой и потом. Свет проникал внутрь сквозь решётки в двери. Они были расположены невысоко, так что я вполне мог смотреть на небо даже со скамьи.

Удивительно, но внутри я был не один. В углу, на противоположной скамье, прислонившись к сырому дереву, сидел другой пленник — ссутулившийся мужчина с длинными спутанными волосами, скрывающими лицо.