Чёрный ратник - Макс Гато

Но я уже не был Тимошкой.

Я поймал её запястья, мои пальцы сжались, словно тиски.

Марфа вскрикнула — не от боли, от удивления. Я перевернулся, подминая её под себя. Тонкий клинок отлетел в сторону и покатился по полу.

Марфа зашипела, теперь уж точно как кошка, и крепко обхватила меня обнажёнными бёдрами.

— Кто тебя прислал?

— Ты должен быть слабым, — ответила она.

В её голосе больше не было мягких и нежных ноток — он был горячим, с хрипотцой.

— Кто ты? — вновь спросил я.

Марфа, или как там по-настоящему звали эту девчонку, лишь улыбнулась. Хотя это было больше похоже на хищный оскал. Как у рыси перед броском.

Но до того, как она ответила, я услышал стук сапог за дверью. Человек пять-шесть, не меньше. В дверь пришёлся тяжёлый удар, а затем раздался грозный голос Аркадия Захарова:

— Тимофей Темников, ты обвиняешься в убийстве Александра Емельянова! Ты выйдешь сейчас же, или я выломаю эту чёртову дверь!

Глава 2

Марфа дёрнулась подо мной, и я крепче сжал её запястья. Она всхлипнула. Я слышал её сбивчивое дыхание, видел лихорадочный румянец на щеках. Янтарные глаза смотрели на меня с желанием и страхом.

Я отпустил её запястье и сжал её горло — осторожно, без нажима, стараясь не причинить боль. Марфа замерла, как зверёк в руках охотника.

— Лежи, не дёргайся, — отчеканил я, смотря ей прямо в глаза. — И всё будет в порядке. Поняла?

Марфа едва заметно кивнула.

В дверь вновь ударили так, что она чуть не слетела с петель.

— Открывай! — прогремел голос Аркадия Ивановича снаружи. — Последнее предупреждение!

Я вскочил с кровати и оказался нагим посреди комнаты. Только сейчас я понял, насколько здесь было душно и жарко. Я бросился к шкафу, быстро накинул рубаху, но проклятые пуговицы никак не хотели попадать в петли. Чёрт с ними! Я схватил штаны, затем спохватился и бросился к кинжалу. Я услышал тихий девичий смешок с кровати.

Уверен, со стороны я выглядел потешно — без штанов, но с кинжалом в руках. Я обмотал его куском простыни, натянул штаны, затем сапоги, в один из которых сунул кинжал. Тут же бросился к шкафу и пробежался пальцами по шершавым обложкам, пока не нашёл письмо, которое тут же запихнул за пазуху под рубаху, ближе к сердцу.

Дверь рухнула с треском, как будто её пробили тараном, и в комнату ворвался Аркадий Захаров. Ворвался в тот самый момент, когда я судорожно пытался застегнуть пуговицы рубахи. Глава семейства был в офицерском камзоле, распахнутом, без шпаги. Его лицо было перекошено от злости.

За ним я видел двоих стражников с арбалетами и ещё одного в тени коридора.

Аркадий Иванович уже собирался что-то рявкнуть, но его взгляд метнулся к постели. Я и сам взглянул туда. На скомканных мятых простынях лежала Марфа — её огненные волосы были растрёпаны, белоснежная кожа сияла в полумраке. От её обнажённой груди и влажных, слегка блестящих бёдер нельзя было отвести взгляда. Я невольно сглотнул.

— Пошла вон, — грубо бросил Аркадий Иванович.

Марфа быстро вскочила с кровати и, прикрывая наготу одеялом, засеменила на выход. Она ловко просочилась мимо стражников и исчезла в темноте коридора.

Аркадий Иванович перевел взглянул на меня — распахнутая рубаха, сбивчивое дыхание и градом валящий пот рисовали понятную картину.

— Ах ты ж… — по-змеиному процедил глава семейства Захаровых. — Значит, теперь деревенских шлюх по кроватям таскаешь?

В его голосе не было растерянности или неловкости. Нет, даже злость ушла. Осталось лишь разочарование.

Я воспользовался короткой заминкой. Поудобнее натянул сапоги, нашёл ремень и застегнул его, поправил рубаху.

— Я готов, — спокойно и уверенно произнёс я.

Аркадий Иванович молчал, лишь жестом велел стражникам отойти. Я шагнул в коридор, не оборачиваясь.

Аркадий Иванович обогнал стражников и повёл процессию вперёд. Половицы скрипели под тяжёлыми сапогами стражи. Марфа, похоже, не избежит хозяйской взбучки. Хотелось верить, что она не будет попадаться никому на глаза, пока всё не уляжется. В том числе и мне. Мне очень не хотелось её убивать.

Я шёл по этому коридору в третий или четвёртый раз, но только сейчас почувствовал сырость и сквозняк, от которого по спине пробежали мурашки. Нет, всё-таки я больше предпочитал тепло женского тела.

Мы спускались вниз по ступеням, и каждый шаг тяжёлых кованых сапог стражников отдавался в висках барабанным боем.

Мы спустились вниз, и меня обдало холодом. Возле стены лежало накрытое брезентом тело. Брезент — старый, потёртый временем, с выцветшим гербом рода Захаровых в углу, где золотая нить уже осыпалась, оставив лишь бледный контур былого величия.

Я знал, кто там лежал.

Рядом с телом стояла Анна Михайловна. Она цеплялась дрожащими пальцами за подол своего платья и тихо, неслышно всхлипывала. Она держалась. Пока не увидела меня. Её глаза тут же вспыхнули. Не слезами, а огнём.

— Ты! — выкрикнула она, и в голосе её была не скорбь, а ярость. — Тебе было мало! Мало! Он ведь подавал надежды… в отличии от тебя…

Она фурией метнулась ко мне. Её рука хлестнула по щеке — звонко, безжалостно. Я не стал уклоняться.

— Ты убил его! Моего… — Анна Михайловна запнулась. — Мальчика! Он был тебе как брат!

Нет, не был.

Я помнил отрывками, как меня прежнего и Сашу приняли в семью. Анна Михайловна никак не могла забеременеть, а Захаровым нужен был наследник… По крайней мере, до тех пор, как она чудесным образом не понесла и не родился Николай. Остальное теперь в прошлом.

Анна Михайловна ударила ещё раз. Кулаком в грудь. И ещё. Слёзы текли по её щекам — горячие и злые. Она била до тех пор, пока её не оттащили двое стражников из моего сопровождения. Я же спокойно стоял и смотрел на неё. Для неё Саша был кем-то важным. Для меня же — убийцей с клинком, прервавшим мой Род. Жалости или сочувствия к таким людям я не испытывал.

Она кричала что-то ещё, но я уже не слушал. Правое ухо гудело как под церковным колоколом. Я ощутил на губах солоноватый вкус и провёл пальцами по лицу. Сильно она мне влепила.

— Пойдём, — быстро произнёс Аркадий Иванович.

Где-то впереди шумно открылись двери в главный зал, куда меня и вели.

Зал встретил меня запахом жжёного воска и старого дерева. Воздух был тяжёлым, натянутым, предгрозовым.

Я внимательно осмотрелся. У стен — стража. Справа — пустые кресла с тканой обивкой. В центре, у очага, на тяжёлом дубовом сидении красовалось знамя рода