Барон фон дер Зайцев (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Так вот, в этом бауэршафте Слока поселился на отшибе кузнец, который время от времени впадает в раж и начинает выкрикивать пророчества. Зовут кузнеца Галминас. И что удивительно, ни православный батюшка из поселения боевых холопов (послужильцев) вплотную примыкающему к замку, ни католический святой отец из кирхи в Кеммерне не предпринимают никаких мер по изгнанию беса из кузнеца. Наоборот. Они как только этот период пророчеств наступает со всех ног несутся в Слоку и внемлют впереди остальной толпы слушателей, чего Галминас напророчит. Выходит это у них так себе. «Жмудский язык», на котором вещает, закатив глаза, кузнец, знают оба священника очень плохо, хоть половина паствы у обоих только на нём и говорит. Потом по три раза переспрашивают у остальных слушателей, после того как Галминас, накричавшись, вырубится на несколько часов. Кузнеца уносят в его дом, а народ начинает обсуждать пророчества. Толку от этого полно. От пророчеств. Ужасы всякие выкрикивает кузнец про реки крови, про убитых и распятых младенцев, про геенну огненную. На месяц разговоров хватает. Ничего другое народ не интересует. Урожай, цены на зерно и творог с яйцами, и вот «пророчества» страшные. Никто не бунтует, крови хватает и в выкриках кузнеца.

В баронстве есть третье поселение. Это послужильцы, приплывшие с боярином, построили себе дома прямо за стеной замка, с южной стороны. Можно обозвать это Посадом. Река Аа там делает загогулину в сторону моря, в центре замок и построен, в между концами этой подковы село Русское и раскинулось. Послужильцы в количестве пятнадцати человек до этих мест добрались. Ясно, что ни жён, ни детей нет. Всё это осталось там в страшно далёком Суздале, а у некоторых в не менее далёкой Вологде. Но как жить без женщин. Один привёз болгарку с крестового похода, трое венгерок, двое валашек. Остальные уже здесь обзавелись жемайтийками. Детки пошли. Хозяйство появилось вслед за домами, слуг ратники наняли, а тем тоже дома подавай. В результате, в селе сейчас с полсотни домов и даже вполне себе каменная церковь имеется с колокольней и большим домом, где батюшка Иаков и проживает, и паству окормляет.

В этот третьем поселении живёт третий человек, которого церковь должна преследовать. И этот, в отличие от первых двух, колдун настоящий. Всем колдунам колдун. Он из боевых холопов боярина Фёдора Васильевича Зайца. Зовут колдуна Трофим, прозвище Перун. И прозвище у него по делу. Трофим молний не пущает, как и громы, но он может взглядом на расстоянии поджечь дерево сухое или солому. А то и одежду на вороге. Не всегда. Для этого ему нужно сильно возбудиться. В бешенство должен впасть Трофим, чтобы воспламенять предметы или одежду на ворогах. И выходило-то это у него может всего с десяток раз. Но ведь есть очевидцы и даже именно Трофим спас в сражении у Никополя их отряд, воспламенив одежду на нескольких сипахах. Кони испугались у бронированных всадников, понесли, ломанулись к воде, и русичи умудрились вырваться из окружения, практически не пострадав, тогда как венгров и французов изрядно посекли или в плен взяли турки с сербами.

И опять ничего знающие о таком даре Трофима оба священника не предпринимают. Совершенно ничего! А ведь огонь в головах у верующих связан с преисподней и диаволом. Странно это.

Под эти думы, а в своё ли прошлое он попал, в третий раз заснул, согревшись в соломе, Иоганн.

сипах

Событие девятое

Пробуждение было неожиданным. По нему кто-то ползал. И этот кто-то дополз до лежащей на животе левой руки. Вспышка боли не только пробудила Иоганна, но и подбросила вверх. До самого парусинового навеса.

— А-а-а! — завопил парень.

— А-а-а! — заверещали в ответ.

Иоганн потряс головой, сбрасывая с себя солому.

Теперь верещание переросло в отчаянный визг. И та самая рыже-рыже-конопатая девчонка заехала ему по уху кулачком, а потом с ещё более пронзительным визгом скатилась с сеновала, опять, как и вчера, умудрившись приземлиться на ноги. Как кошка прямо, сумел удивиться попаданец.

Теперь Иван Фёдорович знал, как эту рыжую кошку зовут. Это дочь служанки баронессы «фрайфрау» (нем. Freifrau) Марии, его мачехи. Служанку тоже зовут Мария. А вот эту рыжую бестию — Герда. Они с Дании. Какие-то дальние-предальние разорившиеся родственники барона Отто фон Лаутенберга — отца фрайфрау Марии, ну и её самой, естественно. Но никакие не бароны. Отца у Герды нет. Он был капитаном корабля и исчез вместе с кораблём на просторах Северного или Балтийского моря. Тогда, насколько понимал Иван Фёдорович, семейство и разорилось, а потом вынуждено было всё продать и переехать приживалками к родичам под Ригу. Девчонка была дикой. Явно пацаном должна была родиться. Она не играла с куклами, а носилась с посадскими мальчишками, играя в рыцарей и сарацин. А ещё она была воровка. Нет, не серебряную посуду из комода тырила. Она крала на кухне продукты и подкармливала карапузов из русского села. Те не голодали, все жили вполне справно. Просто хобби такое. Принести с собой ковригу горячего ещё хлеба и, отрывая куски, совать их мелкоте под их хныки. Ну, а от тёплого ароматного хлеба и сытый не откажется. Лакомство. Герда была года на два младше Иоганна, и они частенько дрались.

Иоганн оглядел с высоты сеновала двор. Обернулось на пару секунд несколько человек вслед взбалмошной девчонке и опять своими важными делами занялись. Визжащая Герда — это совсем не чудо.

— Нужно идти к Матильде, — сам себе прошептал по старой привычке, говорить с самим собой, Иван Фёдорович и стал очень аккуратно, не тревожа руку, рёбра и, тем более, нос, спускаться по лесенке вниз.

Окликнули его, когда Иоганн уже из ворот замка выходил. Шёл эдакой ленивой походкой по двору, мол, скучно мне чего-то, пойти что ли на реку глянуть.

— Иоганн, тебя Александр с утра шукает! — раздалось за спиной с надвратной башни.

— Потом, Семён. Вернусь и найду его, — парень чуть ускорился, но так, чтобы на бегство это похоже не было. И не обернулся, чтобы его, без сомнения, синюю рожу не увидел боевой холоп отца. Даже не просто холоп, а десятник.

Пронесло. Семён удовлетворился ответом. До центра Кеммерна, где стоял высокий бревенчатый дом колдуньи, было пару вёрст, и по жаре в полдень эта экскурсия для побитого мальчишки оказалась настоящим испытанием. Дико хотелось укрыться в тени и выпить кружку ледяного молока с погребца.

У дома Матильды, как, впрочем, и всегда, стояла небольшая очередь. Человек пять. Нет, не пять человек, а именно человек пять, так как один из очередников был без ног. Обрубки чуть ниже колен. Персонаж этот Иоганну был неизвестен. Возможно, из Риги… И как он три десятка вёрст мог на таких… ногах прошагать. Да тут несколько дней нужно. Или подвезли? Возможно. Не раздумывая, и даже не собираясь спросить, кто к бабке Матильде крайний, хер Иоганн прошёл к крыльцу и потянул на себя дверь.

— Ты чего такой прыткий? — крикнул ему вслед инвалид на ломанном — переломанном немецком, но парень, не оборачиваясь, и не снисходя до ответа, открыл дверь и шагнул в сени.

— А пришёл. Чего тянул, вчера ждала, — бабка Матильда на ведьму или там бабу Ягу, с седыми космами и бородавками на всех местах, не походила ни разу. Колобок такой добродушный розоволикий с соломенного цвета кудряшками. И лицо вполне миловидное и никаких бородавок или больших родинок.

Иван Фёдорович мысленно усмехнулся, представил себе рекламный проспект на избушке бабы Яги: «свожу бородавки, делаю пилинг» и цветная фотография этой колдуньи с бородавкой на носу.

— Спал, — решил резануть правдой по колдовству Иван Фёдорович.

— Ещё бы пару дней и так бы и остался с кривым носом. Садись в угол на скамейку, — колобок отвернулся от Иоганна и ткнул пальцем в закрывшую лицо девку, — Три глотка. Сделаешь четыре и сдохнешь.