Почему Я? Часть 2 - Владимир Германович Корешков

– резво заскочили на помост, схватили девушку за волосы, заломили ей руки и, преодолевая сопротивление, нагнули гибкий девичий стан вниз как ветку лозы, так что голова девушки почти соприкасалась с ее коленями, тем самым ее ягодицы были подняты кверху и полностью открыты для всеобщего обозрения, а половые органы доступны для осмотра.

– Шире ноги, – прикрикнула Унана на девушку и шлепнула ладонью по внутренней стороне ее бедра. Когда девушка подчинилась, Унана запустила свою жабью руку глубоко в промежность девушки, заставив ту вскрикнуть от боли:

– Мама!

– Отпустите ее, сволочи, – Алтона кинулась на помощь к дочери и тут же отлетела назад, получив увесистую оплеуху от Хмурого, заставившую ее без чувств рухнуть на землю. Сознание Алтоны на время отключилось. Может, это и к лучшему.

– Аккуратнее. Товар попортишь, – рявкнул Едол на Хмурого.

– А чего она? – пожал тот плечами в ответ.

На мох глазах опять унижали и избивали женщин, а я опять никак не мог их хоть как-то оградить от этого. Не дай вам бог хоть раз в жизни узнать, что испытывает мужчина, когда подонки в его присутствии измываются над женщинами, а он совсем ничем не может им помочь и встать на их защиту. Это только в кино главный герой, уподобляясь титану, срывает с себя нечеловеческими усилиями металлические оковы так, что те лопаются как бумажные ленты, а заклепки, скрепляющие их, с палец толщиной отскакивают, разлетаясь в разные стороны, а затем, освободившись, киногерой играючи расшвыривает всех мерзавцев.

В душе все клокотало. А что-то конкретное я сделать был физически не в состоянии, поскольку был скован по рукам и ногам кандалами. Все, что мог, – это, трясясь от переполнявшей меня ярости, твердо пообещать себе, что при первой возможности сверну шею этим ублюдкам.

– Что ты мне подсовываешь?! – неожиданно перейдя на фальцет, взвизгнула Унана. – У нас же был уговор – мне нужна девственница, а эту кобылку уже кто-то попортил, причем со всех сторон.

– Ну что ты, Унана, красавица моя, так бурно на все реагируешь? – начал увещевать Едол. – Она была девственница, просто ребята мои не сдержались. Ты же видишь, какая она лакомая. Никто не устоит – ни мужчина, ни женщина, а темпераментная какая и выносливая – столько за раз мужиков обслужила, а ей все нипочем. Эта деваха станет украшением твоего лупанария.

– Ну, мне нужна девственница, – заегозила Унана.

– В следующий раз обязательно добудем тебе девственницу. Я тебе слово даю. А сейчас бери ее. Не прогадаешь.

– Ну, не знаю. Не знаю. Надо думать. У меня, сам знаешь, такого добра навалом. А этот жеребец почем? – показала на меня Унана и тут же начала своими скользкими потными ручонками ощупывать меня.

– Этот товар, боюсь, тебе не по карману.

– Чего это?! – вскинулась Унана. – Ты назови цену, а мы порешаем, – ее шаловливые руки уже вовсю скользили по моему прессу. – Меня бы очень устроило, если бы сделка с моим участием состоялась и я был продан этой жабе. Тем двоим, от которых за версту несло голубятиной и которые мнят себя телохранителями, я бы быстро бошки открутил и снова стал бы свободным человеком. Поэтому я нацепил на лицо широкую улыбку, напряг свой пресс, мышцы груди и ягодицы. По тому, как медленно начала поглаживать Унана мои чресла, а ее глаза заблестели и их затянула поволока, я понял – дамочка завелась не по-детски, это хорошо. Еще чуть-чуть – и я продан. – Так сколько ты за него хочешь, Едол? – с придыханием в голосе спросила Унана.

Едол назвал цену. Она резко, как будто обожглась, отдернула руки.

– Окстись, Едол. Побойся гнева богини Парлолы и бога Риксола. Что за цена такая?

– Я же говорил – он тебе не по карману, Унана. Забирай девчонку, а в следующий раз привезу тебе девственницу, обещаю.

Унана расплатилась. Двое схватили девушку и поволокли куда-то. Унана перед уходом еще раз с сожалением посмотрела на меня, затем повернулась и ушла. «А уж мне-то как жалко», – с грустью подумал я, провожая глазами уходящую женщину-жабу, а заодно мой потерянный билет на волю.

– Подыми ее, что она здесь разлеглась?! – процедил сквозь зубы Едол, обращаясь к Хмурому, и указал на Алтону.

– Подыми ее, – Хмурый переадресовал приказ Едола мне. – И приведи в чувство эту корову. Живо, я тебе сказал.

Я, преодолевая сопротивление оков, гремя цепями, склонился над Алтоной. Она была еще без сознания. Макнув свою кисть в кувшин с водой, протер лицо женщины. Ее веки дернулись, она открыла глаза. Какое-то время ее взгляд был совсем неосознанным – она не понимала, где находится. Потом встрепенулась, резко скосила взор туда, где еще совсем недавно стояла ее дочь. Не найдя глазами девочки, вставая с помоста, с тревогой спросила:

– Где Отлена, дочь моя? – ответить я ничего не мог, лишь сокрушенно помотал головой. – О, всемилейшая богиня Азония и самая почитаемая богиня Парлола, заклинаю вас, отомстите им за моего ребенка, – вскрикнула Алтона и с такой жуткой ненавистью посмотрела на наших тюремщиков, что даже Едол отшатнулся от ее взгляда.

После чего Алтона, более не в силах сдерживаться, горько разрыдалась, уткнувшись мне в грудь.

– Может, пришибить ее? – спросил Хмурый у Едола. – Абсолютно бесполезная тварь – ее, вон, даже в бордель брать не хотят.

– Успеется, – махнул рукой Едол и отвернулся.

Базарный день подходил к концу, а нас пока еще никто не приобрел. Не знаю, хорошо это или плохо. Под самое закрытие к помосту, где мы с Алтоной на солнцепеке отстояли весь божий день, подошли двое крепких мужчин, обоим за сорок, с короткими стрижками, седовласые. На поясах у них, кроме кошельков, висели еще длинные кинжалы, причем по потертым эфесам можно догадаться, что ребятки пользовались ими с завидной регулярностью, то и дело пуская их в ход. Оба держались как равные. Но если внимательно приглядеться, то тот, который выглядел постарше, и был главнее. Кожа лица у обоих медно-дубленая от постоянного нахождения на свежем воздухе и воздействия на неё солнца, зубы ярко-белые и резко контрастировали с загорелым лицами. Глаза живые, цепкие, чуть насмешливые. У старшего лицо искромсано – все в шрамах.

– Сколько стоит? – спросил он деловито и ткнул в мою сторону пальцем.

«Странно, – подумал я, ему прилично за сорок, а голос такой молодой». Едол назвал цену.

Седовласый хмыкнул.

– Ты не понял, дружище, мне нужен загребной на весло, а не целая галера. Откуда такое ценообразование? Я что-то сильно сомневаюсь в том, что потроха у этого малого сплошь набиты драгоценными камнями. Или я ошибаюсь? Вот что, давай