Первенцы - Дарья Чернышова

Договорились, что это останется в кругу семьи. Несколько лет все было спокойно. – Голос Марко словно оттаял из-подо льда. – Я учил близнецов обращаться с оружием, младшего помню еще в колыбели. Близнецы – это мальчик и девочка. Артуш сначала был против того, чтобы его дочь тренировалась вместе с братом, но госпожа Мергардис его убедила.

Стало тесно и душно, вернулись непрошеные воспоминания: последние слова этой женщины были о ее детях.

– Значит, так ее звали, – тихо сказала Итка, сглотнув подступившую к горлу желчь. – Мергардис – красивое имя.

Лицо Марко еще сильнее осунулось и помрачнело.

– Она мертва, да?

Итка едва заметно кивнула: «Да, и я участвовала в ее убийстве». Он не сдержался и ударил кулаком по стене так сильно, что задрожал стол. Показалось, будто скрипит старое колесо – с таким трудом Марко все-таки взял себя в руки. «И по чьей же вине я родилась преждевременно?» – думала Итка, чувствуя, как катится по спине капля пота. Несмотря на поганый привкус во рту, опять захотелось есть.

– Ох, – вздохнула Итка и, расстегнув кафтан, жадно отпила воды из кувшина.

– Пусть Бруно думает, что победил, – процедил Марко, будто вовсе не замечая духоты. – Он еще не знает этих детей. Госпожа воспитала их в ненависти ко всему хаггедскому, а сила ненависти разрушительна. Смерть отца сплотила их, а теперь… без матери они будут стоять друг за друга горой. Хотя, конечно, у всех есть слабости, – заговорил он несколько мягче. – Мергардис боролась с ранним пристрастием Освальда к девицам и выпивке, но что поделать, если он растет на винодельне? В Сааргете всегда откупорена по меньшей мере одна бочка красного. А что до Ортрун… – Взгляд Марко стал потерянным, будто мысли его унеслись далеко. – Ты чем-то на нее похожа. Не лицом, но…

– И в этом ее недостаток? – скривившись, уточнила Итка.

– Нет. Конечно, нет. – Он снова пришел в себя. – Извини меня, я отвлекся. Беда Ортрун в том, что она, возможно, бесплодна. У нее не бывает женских кровотечений, хотя она твоя ровесница. Госпожа Мергардис держала это в строжайшей тайне, советовалась с лекарями и надеялась, что со временем все наладится. Но когда с брачным предложением прибыл гонец от Корсахов, ей пришлось согласиться.

Марко говорил об этом с таким спокойствием, что Итка напряглась. Отдавал ли он себе отчет в том, как эти сведения можно использовать?

– Похоже, тайна не так уж строга, раз в нее посвящен мужчина.

– Госпожа не знает, что я знаю, – по ошибке сказал он о ней, как о живой. – Ортрун мне доверяет. Может быть, даже чрезмерно.

«Это точно», – отметила про себя Итка, покрутив в руках ясеневую ложку. Что за угрюмый дом: всего одна ложка, одна миска и хозяин, который не ждет гостей.

– Погоди. – Итка зажмурилась, чтобы не упустить внезапную мысль. – Если ты все эти годы жил в Сааргете, кто тогда притворялся Горуном Жильмой?

– Никто им не притворялся. Эта хижина, и частокол, и ловушки – все его рук дело. Не знаю, как, но он выжил в том длинном доме, выполнил задание Гельмута и вернулся домой с помутненным рассудком. Я встретил его случайно, когда вытаскивал Освальда с чужого сеновала, и Жильма едва не выдал мое настоящее имя всей округе. Кричал, что из-за амулета на меня падет гнев Матушки, как когда-то на моего брата. Мне пришлось отправить парня домой, оттащить Жильму за угол и убить. Как оказалось, за нами наблюдали. Люди Бруно должны были схватить Освальда, но заподозрили, что я что-то знаю, и передумали гнаться за ним. Я их не ждал и не справился, а после… – Он нервно сглотнул. – Они узнали от меня почти всю правду. Войцех стал крайним. Будто бы обчистил карманы Гельмута после убийства и припрятал все, что нашел. Они не собирались избавляться от меня, пока не достанут Корень, и я сбежал при первой возможности.

«Все-таки убил дядьку, – стараясь не вспылить, подумала Итка, – чужими руками». У нее едва не свело челюсти.

– Так где же он на самом деле, этот его дурацкий амулет?

– В Тильбе, – ответил Марко, и Итка опешила. – Уже очень много лет. В последний раз я видел его на шее покойного Вернера.

– Как так вышло? Он хоть знал, что это такое?

– Не думаю, что даже Гельмут до конца понимал, с чем столкнулся. Я смог разобраться далеко не сразу, но ты мне очень в этом помогла.

– При чем тут я? – не поняла Итка.

– Когда Ветта забеременела, мы со Свидой решили, что нужно переделать под нее братнин кабинет. Как только сдвинули кровать, стало ясно, почему я не мог ничего разобрать в записях Гельмута: самые важные из них он спрятал. Среди прочего я нашел перечень всего, что он отдал в награду человеку по имени Горун Жильма. Огромная сумма, можно расходовать ее целый год. Я перерыл весь замок, но амулета нигде не нашел. Вот только Гельмут не расстался бы с ним просто так. А потом я получил тревожное письмо из Тильбе, поехал туда, чтобы проведать Вернера. Нишка встретила меня вся бледная, отвела к нему. Паралич отступил, но Вернеру стало хуже. Он сошел с ума. Его приходилось держать в цепях, чтобы он никому не навредил, а его кожа… – Марко сделал неопределенный, дерганый жест пальцами. – Я видел подобное в длинном доме. Вернеру никто не смог бы помочь. Думаю, Гельмут передал амулет другу, когда заподозрил, что заболевает, и, к сожалению, в его характере было ничего при этом не объяснить. Судя по записям, он пытался найти решение, но не смог. Или не успел. Посвящать Нишку в эту историю слишком рискованно, так что я не стал ничего говорить.

– Почему рискованно?

– Потому что она женщина.

– И что с того?

Марко не сразу нашел слова.

– У меня было время подумать об увиденном в Хаггеде. Иш’тарзы очень хороши в бою, но мы проигрывали не только им. Ты слышала о битве при Сосновом Утесе? – спросил он и, когда Итка мотнула головой, с досадой продолжил: – Первое, самое жестокое из наших поражений. Черный день. Сколько людей пало от рук других людей, столько же погибло от когтей и клыков. Всякая живая тварь на этой земле, до последнего муравья, обратилась тогда против нас. В знак того, что они не отступят, хаггедцы встали спиной к скале, а на ее вершине, ручаюсь тебе, я видел их царицу. Я точно знаю, она наслала на нас особое колдовство. Бруно считал, что амулет, за которым охотился Гельмут, не единственный в своем роде. А