Душа мира - Мария Токарева

скрючились, пусть лишь на миг. – Но ведь Эйлис вовсе не мой мир. Нельзя ли спасти так Землю? Остановить все войны, голод, страдания…

Она замолчала, бормоча последние слова едва уловимым шепотом, который переполняла великая печаль. Вновь в голове проносились то сводки новостей, то случайные разговоры. Она слышала каждого в разных уголках планеты так же ясно, как родителей или сестру.

Если бы умереть за счастье всего мира, принести свою жертву – это, может, и не так страшно! Но семья, близкие… все это привязывало к земной суете, пробуждало непреодолимое сопротивление превращению в орудие некого высшего замысла. Не хватало смирения, потому что не хватало доверия.

Кем был этот Страж? Проводником между мирами, хитрецом и мистификатором, которому совесть позволяла многие годы скрывать важные факты даже от самого близкого друга. Пусть в том состоял договор с Софьей, но все же… Страж вел свою игру. И от этого хотелось назло всей этой обреченности и перезвону до предела натянутых нервов окунуться с головой в круговерть жизни, жадно припасть к ней, как к источнику посреди пустыни. Но Софья лишь стиснула зубы и порывисто обернулась, когда собеседник эхом снежного вихря проговорил:

– Мир Земли идет по намеченному пути, а Эйлис сбился из-за гордецов, что пестовали свою силу. И… из-за меня.

– Даже так. Что ж… Я подозревала, – ответила Софья, куснув обветренные губы. – Всегда кто-то совершает грехи, а ради их искупления убивают других. Что же вы, сильные и могущественные, испытываете нас за свои ошибки?

Софья вздохнула и прошлась по комнате, но не чувствовала замерзшими ступнями пол, точно уже превратилась в жемчужного призрака.

– Потому что в нас нет того, что есть в тебе, – с робкой теплотой проговорил Сумеречный Эльф, горестно качая головой. – Я своей тьмой никого не вылечу. Могу поддерживать равновесие, могу на время отводить угрозы. Но все, что я пытаюсь сделать во имя добра, оборачивается катастрофами. Это и есть проклятье.

– Но вы предлагаете мне умереть, – равнодушно отозвалась Софья.

Негодование прошло так же быстро, как и затопило потаенные закрома духа. Обвинения не складывались жестокой мозаикой игл.

– Я лишь предупреждаю. Это твой выбор. Если ты ответишь «нет» на зов Эйлиса сейчас, то я заберу у тебя жемчужину и сотру все воспоминания, – словно запоздало оправдывался Сумеречный Эльф. – Ты станешь прежней Софьей. Разумеется, с дипломом историка и всем, что ты делала за семь лет в своей простой человеческой жизни.

Предложение звучало заманчиво. Софья измучилась, истосковалась по обычным радостям и стремлениям. В последнее время ей все чаще казалось, что жемчуг выпивает из нее последние силы. Искушение подтачивало неоспоримым желанием жить, а не исправлять ошибки Стража.

– Значит, я забуду и Раджеда? – внезапно окатило ледяным водопадом осознания.

– Да. Он окаменеет вместе с его миром.

– Тогда какой в этом смысл? – Софья нахмурилась, кидая неодобрительные взгляды в сторону Сумеречного Эльфа. Зачем же он семь лет мучил друга, ничего не рассказывал ему, если единственное предназначение принявшего жемчужный талисман – это гибель? Все обстоятельства сложились странными созвездиями, острыми пиками, перечертившими карту судьбы. Совпадения, люди, случайные слова, древние самоцветы – все выстроилось в единый ряд. И главным в нем – вне всякой логики и доводов молодого тела – оказалось нежелание забывать. Только не теперь! Только не Раджеда!

– Смысл… Для Эйлиса смысла уже не будет. Но тогда ты не умрешь. Ради Эйлиса. Позволь рассказать тебе о жемчуге.

– Это камень жертвы. Я знаю, – оборвала Софья хладнокровно, но вежливо.

– Да. И жемчужные льоры Эйлиса не жили дольше людей. Они не обладали ни особой силой, ни способностью защититься. Их легко и незаметно уничтожил Аруга Иотил. Но с тех пор пробудились дымчатые топазы – первые вестники смерти. Жемчужные льоры одни из последних поддерживали равновесие.

Сумеречный Эльф рассказывал с увлечением, торопливо, словно в периоды невольного молчания за ним гнался некий монстр тишины, после визита которого уже не вымолвить ни слова.

– Льоры искали причины окаменения где угодно, но не в самих себе. А зря, – перебила Софья, слегка ударяя кулаком по откосу подоконника. Эйлис, Земля, сотни других миров – все оказывалось слишком похожим в этой вселенной алчности. И кто-то всегда расплачивался за чужие грехи.

– Верно. Зря. С тех пор Эйлис отчаялся найти отклик своих чад и стал звать кого-то за пределами себя. И от горя он заснул окаменением, – вздохнул Сумеречный Эльф, пропев почти колыбельной: – Эйлис не умер, он видит сны.

– Тогда зачем ему жертва, чтобы пробудиться? Я что, вроде как Андромеда, которую отдают Кракену? – Голос то затихал смирением с участью и необходимостью, то восклицал праведным возмущением. Софья подозревала какое-то очередное хитрое испытание. Страж не лгал – он намеренно скрывал факты, чтобы разбудить нечто в «подопытном».

– Нет. Я же сказал: у тебя есть выбор, – отозвался Сумеречный Эльф. – Эйлис продолжит звать, пока полностью не впадет в оцепенение.

Софья сильнее сжала кулаки, уже правильно – большим пальцем наружу, – словно за прошедшие годы научилась драться. Но если бы! Она по-прежнему оставалась былинкой на семи ветрах, несущих ее в пределы иных миров. И с каждым днем все хуже, все неуловимее истекало отведенное жемчугом время.

Пока ее сверстницы ходили на свидания, влюблялись, создавали семьи, испытывали судьбу на долю отведенного им счастья, Софья тлела воспоминаниями и сомнениями, словно медленно опадающий бледный лепесток сакуры. Сначала ее угнетала неправильность собственной жизни, эта растянутость между мирами, но вскоре иные мысли зародились в усталом сознании. События переоценивались, что-то менялось.

И вот она стояла посреди темной комнаты, изнывая от холода и невозможности встречи с тем единственным, с кем она по-настоящему хотела бы оказаться. Представлялось, словно один Раджед способен защитить ее от неминуемо подступавшего образа погибели, исчезновения. А если же нет… лучше умереть рядом с ним, чем тихо угаснуть, так и не испив до дна горькую чашу всех мирских ощущений. Не так уж страшно, не так уж неправильно. Пусть судит кто-то иной, неспособный страдать и чувствовать.

– Разве это выбор? И Раджед тоже окаменеет! – осуждающе кивнула на собеседника Софья. – Страж, вы просто искуситель и провокатор.

– Нет, я сумрак.

– А кто тогда я? Принцесса жемчужных льоров? Какая-нибудь потерянная дочь короля? Это было бы по-настоящему… с-смешно. – Софья недовольно скалилась, порывисто, резко – точь-в-точь как Валерия, способная дерзить даже духам. Может, и правильно. Ведь они тоже когда-то были людьми. Софья уже не боялась никого из них, кем бы ни представлялся ее нежеланный гость.

– Поэтому все не так. – Он примирительно улыбнулся, продолжая: – Как я уже говорил, избранных не существует. Ты была совсем