Душа мира - Мария Токарева

Девушка порывисто отвернулась, но унеслась в другую комнату. Сумеречный Эльф видел, как она плакала. Раджед тут же нервно выпрямился, всматриваясь в обстановку комнаты и размышляя: «Она видела? Слышала? Я не слышал ее… А это что?»

В комнате обнаружились рисунки Эйлиса, чертежи и записки из воспоминаний с какими-то стрелками. Ветер, проникший в приоткрытое окно, терзал альбом на столе, перелистывая страницы. И помимо знакомых картинок с пейзажами показались схемы, расчеты с графиками и гипотезами. Раджед в ступоре уставился на них, а через миг вновь вернулся образ нахального чародея, с которым Страж общался предыдущие четыреста лет:

– Так она ничего не забыла! Эльф!

Раджед с ревом дикого зверя обрушился на друга, который лишь смущенно щелкнул зубами, пробормотав:

– Не забыла. Все это время она сопоставляла факты. Да, она не могла забыть, что где-то умирает мир.

Раджед смирил поднимавшийся гнев. По странному новому обыкновению он практически разучился обвинять Сумеречного Эльфа, замечая во всей его лжи необходимый замысел.

– И что же… она считает, что способна пробудить Эйлис? Льорам не удалось.

– Кто знает, – пожал плечами Страж.

Но лицо льора подернулось взбудораженностью, руки его вновь подрагивали, но на смену отчаянию пришла новая лавина неразборчивых противоречивых чувств. Раджед схватил друга за плечи и энергично потряс, сбивчиво повторяя:

– Значит, она помнит. Помнит… Эльф! Почему ты вечно обманываешь?

– Иногда это необходимо, чтобы вы осознали нечто важное, – завел свою мантру Сумеречный Эльф, отворачиваясь. Раджед же находился на том пике эмоций, когда желание осыпать всевозможными дарами и со всей силы ударить в челюсть уравниваются на чашах весов. Сумеречный Эльф ожидал скорее второго варианта. Друг вновь нахмурил изогнутые черные брови, протянув с мнимым спокойствием:

– Так ты знал, где она, все это время?

– Конечно, я же все знаю.

– Почему? Почему хотя бы увидеть ее не позволял?

Раджед вновь встряхнул друга за плечи, сбивая с него капюшон, словно открывая забрало рыцарского шлема.

– Я изначально не одобрял твою затею с похищением. Считай, что это урок тебе от меня, – перешел в вынужденное словесное наступление Сумеречный Эльф.

Раджед негодующе всплеснул руками, вновь возвращая свой привычный нагловатый образ.

– Урок! Нашелся учитель! Я чуть не умер в этой проклятой башне от бессильной тоски, как брошенный зверь на привязи. Впрочем, если даже она не забыла… она не захочет уже вернуться ко мне.

Вновь его сковало смирение и, к большому сожалению, опустошенность. Он медленно сел на трон, издалека созерцая бесконечно далекую комнату Софьи. Вскоре стекло пошло помехами – и образ растворился. Больше она не появлялась в поле видимости, а портал застыл, точно никогда и не оживал.

– А она изменилась, – после долгого молчания мечтательно проговорил Раджед.

– Да, люди меняются быстрее, чем вы. Стареют, – безрадостно заключил Сумеречный Эльф. И правда, прошло семь лет. И для Софьи, и для Эленор. Возможно, им всем предстояло в скором времени решительно переписать свои судьбы, перечеркнуть дорогу из сотен лет. Сумеречный Эльф давно жаждал этого: стать обычным человеком, прожить одну настоящую жизнь. А что же намеревался Раджед? Он хотел бы сделать Софью чародейкой, подарить ей долголетие льоров. Но хотел ли превратиться в человека? Его все еще мучили смутные сомнения и противоречия.

– Нет! Не стареют, – вздрогнул Раджед, отгоняя тень. – Она стала еще прекраснее.

– Девочка выросла, – заключил Сумеречный Эльф. И два почти бессмертных существа остались созерцать вновь померкший портал.

Ветер перебирал множество рисунков Эйлиса, схемы, записи, предположения. Недоставало данных. И Софья злилась, что не прихватила в свое время что-нибудь из библиотеки Сарнибу. Впрочем, она не настолько верила в себя, чтобы надеяться спасти в одиночку целый мир. Но некий ответ на его беды прощупывался где-то под поверхностью. Если бы получилось уловить…

Она как раз расхаживала по комнате, стояла перед заветным зеркалом и приводила мысли в порядок, когда вошла мама, заметив распростертый на столе альбом.

– Солнце, что это?

– Да так, мам, ничего. Книгу пишу, – отмахнулась по привычке Софья, однако уже который год корила себя за эту ложь.

– А, ну хорошо… Хорошо, – пробормотала мама. В годы студенчества она еще прибавляла: «Но лучше учись». Теперь же все чаще звучали мягкие призывы искать работу и подумать о своей личной жизни. Софья же дала себе еще пару месяцев для полного осмысления. Если бы за это время ответ не пришел к ней, то она бы смиренно влилась в русло привычной земной жизни.

– Да это так, ерунда. Ерунда… – отвечала она эхом. Да, влилась бы. Но уж точно не сумела бы никому отдать свое сердце. Нечего отдавать: далеко оно осталось, в другом мире. А после рассказа обо всем Валерии и подавно.

С того дня решимость крепла, и вот ближе к вечеру какой-то смутный зов донес слова Раджеда. В мыслях даже соткался образ льора, стоявшего на балконе в библиотеке. И в речи его не скрывалось и капли лукавства. Он желал ей счастья. И даже не с ним…

«А с кем же? С кем еще, жизнь моя?!» – воскликнуло все существо Софьи, которая прижимала дрожавшие руки к сердцу. По щекам скатились две серебряные слезинки. Вот он, Раджед, совсем настоящий, без масок, без притворства. И сколько великодушия в нем обнаружилось. Уже не желание обладать, уже не жертва и не одержимость, а живая заинтересованность в благополучии. О! Как же она желала отплатить тем же! Как же она хотела бы утешить его долгую таинственную муку!

И в тот день она узрела его в зеркале, но впала в оцепенение, не веря, что это вновь случилось. Образ мелькнул всего на несколько мгновений, и все же ей не хватило смелости: Софья стремглав выпорхнула из своей комнаты и беззвучно надсадно заплакала, запершись в ванной, чтобы никто не услышал за гулом воды.

Зачем же так мучило их обоих мироздание, не давая и шанса на встречу? Они столько всего пережили! Пусть безумно далеко друг от друга и все же необъяснимо вместе.

Когда первый порыв потрясения улегся, Софья обнаружила в себе непоколебимое намерение все изменить: «Жемчуг и янтарь. У меня есть жемчуг, но у меня остался и янтарь. Как там было? Постучать по зеркалу и назвать по имени. Раджед Икцинтус».

Вскоре она отперла шкатулку, спрятанную глубоко в ящике стола. Там и правда обретался крошечный осколок того самого янтаря, с помощью которого она впервые попала в Эйлис. Воспоминания о Раджеде тех лет будили лишь неприязнь, по-прежнему.