Драго Том 1 (СИ) - Извольский Сергей

— Ключ, способный без запасов накопленной силы открывать двери в иные миры, думаю способен считаться ценным артефактом, — ответила на мой вопрос принцесса.

Я сейчас — насколько реально слышу ее голос, и ощущаю ее прикосновения, даже испугался. Это была все та же бездна, которая смотрит на меня. Ощущение, как будто я сейчас живу в двух моментах времени, и, если сделаю неверное движение, могу сломать вообще все.

Едва Саманта закончила говорить, тут же пугающе реальное восприятие воспоминаний скакнуло во времени. Я по-прежнему был в собственном прошлом, в собственном теле, но окружение изменилось: под босыми ногами ощущается мягкий холодный песок, вокруг полумрак чаши пустой арены, построенной в древнеримском антураже. Напротив меня Николаев. Полковник стоит рядом с небрежно брошенным на песок футляром от виолончели, в котором лежат парные мечи побежденного мною бурбона.

Сзади меня обнимает, крепко прижимаясь, Ольга. Мы с ней полностью обнажены, и нас скрывает только атласная ткань накидки, которой девушка укрыла нас обоих. Ольга обнимает меня, взяв за руки — так, что мы практически слились в единое целое, синхронизируя свои ауры Эфира. Или, если по-простому, почти готовы войти в состояние слияния душ.

— Полученные тобой мечи, — говорит такой живой и реальный в восприятии Николаев, — это даже не артефакт. Это… можно сказать, это иная — отличная от людей и иных гуманоидных рас, форма жизни.

Во время этих слов полковник откидывает крышку футляра и снимает последние защитные конструкты, отсекающие мечи от воздействия внешнего мира.

Снова картинка воспоминаний прыгает, и я вновь оказываюсь в африканской саванне. Саманта уже скатилась с меня и лежит рядом, прильнув сбоку. Она сейчас по-настоящему удивлена, хотя внешне этого не показывает. Да, Саманта только что узнала, что я принадлежу к Российской Императорской семье. Принцесса ошарашена, да и я удивлен — тем, что она этого до сего момента не знала.

Кроме того, помимо ошеломленного удивления, Саманта определенно сдерживает готовую взорваться холодную ярость. Принцесса не понимает, почему я отказался даже от мысли, что один из мечей можно отдать ей на хранение и в пользование.

— Без достоверного знания истинной природы мечей я опасаюсь, и даже боюсь, что обладание ими может быть опасным для разума, — это я сказал тогда, это говорю и сейчас, вот в этот самый момент времени.

Саманта, такая горячая и импульсивная, все же не только слушает, но и слышит. Я буквально чувствую, как по мере осознания моих слов возвращается ее доверие.

— …по здравому размышлению, если начать разбираться, уверен: мы узнаем, что это не бурбон управлял мечами, а скорее уже больше они им…

Я все еще говорю, но это происходит уже далеко — разум, отвлекая от ломающей боли жесткого приземления в реальность, подкидывает очередную пугающе реальную картинку воспоминаний. Отвлекающую, и составляющую полную картину ответа на вопрос о пространственных карманах.

Я уже в кабинете, превращенном в больничную палату. Рядом, на кровати, бесчувственная Ольга, чью руку я держу в своей. Николаев устроился напротив, с другой стороны кровати. Он пьет коньяк и впервые на моей памяти выглядит подверженным эмоциям. Еще бы — мы ведь на пару — я своими действиями, пусть невольными, а полковник своим ошибочным решением, только что чуть не убили Ольгу.

— Я, конечно, предполагал, что ты и в состоянии покоя весьма опасен для окружающих, — произнес Николаев, и добавил после долгой паузы: — Но не предполагал, что настолько.

Вместе с этой фразой трансформация моего тела, вернувшегося в течение времени из соседнего потока, закончилась. Из ушей исчез ватный шум — подобный возникающему при резком снижении самолета, из тела ушла боль, а в мыслях появилась ясность.

И полное понимание.

Когда я, по решению Николаева, под контролем и со страховкой Ольги брал в руку один из мечей, все пошло не по плану сразу. Потому что я на тот момент владел сразу тремя стихиями: Тьмой, Огнем и Демоническим пламенем. Именно последнее, доставшееся мне в наследство от убитого лорда-повелителя, вырвалось навстречу кровавому мечу — эпическому артефакту, или даже отдельной форме жизни, которая для инферналов, и Демонического пламени, естественный враг.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Природа кровавых мечей людям чужда, а вот инферналам глубоко враждебна. И во время инициированной Николаевым демонстрации, на песке арены ученого полигона, Демоническое пламя силой слепка души лорда-повелителя, часть разума которого я забрал себе, рванулось навстречу мечу, стремясь его уничтожить. И тогда я его не сумел удержать. Успел только, спасая жизнь Ольге, в последний момент разорвать наше с ней слияние душ. Чем, кстати, еще и сам меч спас.

Но.

Демоническое пламя больше не может помешать мне взять в руки меч. Просто потому, что его у меня больше нет. Как нет и темных искусств — ведь благодаря татуировке, проявившейся после того, как Анна Николаевна выжигала во мне Тьму, ко мне вернулся лишь Огонь.

И…

И еще у меня больше нет руки. Ведь вместо правой — бионический протез. И при этом я, теоретически, владею даром — у меня есть энергетический каркас, и я все еще homo deus, и мне по-прежнему подчиняется Огонь.

У меня нет больше дара владения Демоническим пламенем.

У меня нет больше живой руки, через которую меч может захватить мое тело под собственное управление.

Зато у меня есть… у меня есть я — ведь я по-прежнему Артур Волков.

А это значит, что у меня есть доступ к пространственному карману, в котором сейчас в моменте «никогде» находится футляр от виолончели, в котором спрятаны два парных меча. Которые могут легко открывать проходы между мирами.

Изначально доступ к пространственному карману должен был быть совместным. При условии открытия тайника парой из нас троих — либо меня и Ольги, меня и Николаева, или Ольги и Николаева. Но после того, как Ольга едва не погибла из-за конфликта меча и Демонического пламени, мечи пришлось убирать в пространственный карман нам вдвоем с полковником.

И сейчас открыть тайник я могу в одиночку.

«Могу?» — спросил я сам себя.

«Могу», — появилось знание.

«А теперь представьте, что ребенок этот сидит в пустом океанариуме, окруженный со все сторон стеклянными стенами аквариумов с тоннами воды и разными опасными морскими и земноводными гадами. В окружении аквариумов, стенки которых выстрел пули 12 калибра не выдержат. И рядом нет никого, кто бы подсказал ребенку об опасности дробовика у него в руках. Представили?» — подсказал мне внутренний голос голосом Николаева. Слова, которые говорил он перед тем, как дать мне взять в руки один из мечей.

А ведь есть еще Колесо Миров. Колесо Миров, которое объединяет в себе многочисленные реальности, и по которому невозможно перемещаться, потому что сверху — Асгард и Светлые Альвы, они же ангелы, а снизу — Хельхейм и Альвы Темные.

Одержимый может пройти через Хельхейм, озаренный — через Асгард, но через Хельхейм и Асгард одновременно, чтобы попасть из одного истинного мира в другой, пройти не может никто.

Или никто не может, а я могу?

У меня есть контракт с Астеротом, недавно я мог выпить с Люцифером, а еще у меня есть возможность достать мечи из тайника, и безбоязненно ими воспользоваться.

«Массимо…» — тонким девичьим голосом вдруг произнес внутренний голос, явно на что-то намекая.

«Какой-такой Массимо?» — замерев, воткнулся я в тупик на развилке мыслей.

— Массимо, — снова послышалось вдруг более отчетливо и откуда-то снизу.

Вздрогнув, я посмотрел на звук голоса.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Николетта, с измазанным кровью грудью и лицом, так и лежала подо мной, раскинув крестом руки и ноги. Обратив на нее внимание, я словно заново воспринял часть произошедшего, в которой она участвовала. Николетта, также как и я, находилась в миге безвременья, и также как и я видела пришествие богини — в момент удара ножом придя в сознание. Только вот я знал, что происходит, а Николетта участвовала в событиях безмолвным статистом.