КОМ-8 (Казачий Особый Механизированный, часть 8) - Ольга Войлошникова

дядю Сокола охраняем! И мама, и Сэнго! Теперь моя очередь! Вы зачем ругаетесь, дядя герцог? Мы теперь хорошие! Мы теперь белые!

— Ой, остановись, егоза! Вот же тарахтелка, — Сокол поставил кружку на стол. Подвинул тарелку со сладостями к Хотару и хмуро сложил на груди руки: — Чего это ты за пассаж про злоумышление против России завернул?

И эдак грозно глазками своими красными блеснул. Страшно, так-то.

Пришлось пересказывать, что из сумбурного объяснения Витгенштейна понял. Иван задал пару вопросов. Потом белозубо улыбнулся и откинулся на спинку стула.

— Так радоваться Пете надо, а не тревожиться!

— Не понял?

— Чего ты не понял? Мы с тобой любим нашу родину чистой и беспорочной любовью. — Я поморщился от превыспренности формулировки, но вынужден был мысленно согласиться, что так оно и есть. — Мне вся эта мишура вроде власти с детства не нравилась. Ты всё время ноешь, что герцогство это тебе нахрен не сдалось… А знаешь, чего все эти псевдореволюционеры хотят? Власти. Власти и побольше! Тебе надо? — я яростно замотал головой. — Мне тоже нет. Значит — что? Значит, эта самая энергия, которая там куда-то просачивается, просто обязана обеспечить мне сохранение нынешнего статус кво в империи. И вообще, долгих лет императору!

— Виват! — откликнулся я.

— Виват! — раздалось сзади.

— А вот и смущатель умов неокрепших, — заворчал Сокол. — Иди сюда, Пётр Петрович. Бить тебя буду! Нашёл, тоже мне, парочку желателей зла России-матушке! Мы с Коршуном, так-то неоднократно за неё кровь лили!

— Среди декабристов тоже были военные герои, — угрюмо ответил Пётр.

— Ты меня в прекраснодушном идиотизме не обвиняй, ладно? А там через одного были!

— Хорошо, не буду. Но страшно мне! Если ваши желания объединить…

— Всем врагам — хана! — отбрил его Сокол.

— Ну и слава Богу, коли так! — закончил Петя.

* * *

На второй день после прибытия я осторожно поинтересовался у Ивана:

— Слушай-ка, братец, была у меня тут мысль, дедами подсказанная, личную герцогскую армию организовать.

— Прям армию? — удивился Сокол.

— Не, это громко, наверное. Отряд — так вернее. Но в свете последних учёных изысканий переживаю я, как бы разговоры ненужные не пошли. Если даже Петру такая гадость в голову пришла…

— Так набери просто отряд охраны Коршуновского Железногорского рудника побольше — и все дела.

— С отрядом охраны, видишь ли, международные визиты наносить неудобно.

— Вот сейчас не понял…

— А чего тут понимать? На усадьбу мою франки напали? Напали. Семью хотели изничтожить вместе с гостями. Сволочи? — я кивнул сам себе. — Требуется ответный визит.

— А тебе не сказали что ли⁈ — удивлённо хлопнул себя по ноге Иван.

— Ну видимо не сказали. Чего не сказали-то?

— Государь выдал франкам ассиметричный ответ. Как только достоверно стало известно, из какой задницы ноги этой истории растут.

— Ну-ну⁈ Да не томи!

Сокол расплылся:

— Однажды утром франки проснулись — а башни Ейфелевой нету!

— Опа!

— Ага! Исчезла в одну секунду, вместе с маготранслятором. Наши дипломаты, как только новость по газетам прошла, конечно же сразу заявили о своих соболезнованиях — ай-яй-яй, дескать, какая жалость! Исчез защитно-сигнальный купол над административным центром Парижа! Кто же это сде-е-елал, ц-ц-ц!

Мы с удовольствием поржали.

— Так что будь уверен: после такого жирного намёка больше ни один дурак на подобные фокусы не решится. Да и охрана увеличена.

* * *

Верхняя галерея здорово понравилась нам своей уединённостью.

После докладов господ учёных мы с Иваном были временно освобождены от несения службы и по несколько часов в день в обязательном порядке проходили разнообразные испытания в лаборатории, за которые выматывались так, что лучше бы уж на занятиях у Харитонова всё это время прыгать — тут мы с Соколом были безусловно согласны во мнении.

По окончании учёных экзерсисов нас отправляли в расположение, настоятельно прося как можно более сузить круг общения. Вот мы и суживали. Поднимались наверх. Читали книги, гоняли чаи в компании лис и Пети Витгенштейна. Не знаю уж, может, учёным было Петра не жалко или они признали его особо устойчивым к выплескам дурной энергии… В общем, Петя был для нас основным источником новостей, и ждали мы его каждый вечер, почти как ежедневную газету. Хитрый Иван с каждой оказией в Бидар заказывал по мешку местных пирожных и печенек, и казалось, что запас этой вкусноты у него просто нескончаемый. За чаем-кофием в буквальном смысле летали Сэнго с Хотару. Красота.

Так прошло недели две.

И вот в очередной раз сидим мы, пьём кофий, угощаемся индийскими сладостями, от которых сахар из ушей не лезет разве что у лис. В кои-то веки солнце пряталось за облачками, духота ушла. И только я хотел сказать: какая, мол, идиллия…

— Господа, сколько можно вас искать? — Висящий в воздухе огненный человек грациозно увернулся от ледяной сосульки, которую я автоматически метнул в него. — Полкрепости облетел. А они на самой верхушке кофе пить изволят!

24. ТЕ ЖЕ И ДАШКОВ

ХОЧУ ТАКОЕ ЖЕ!

— Князь Дашков! — обрадовался Сокол. — Рады вас видеть! Но вы будьте аккуратнее. Так можно и чего увесистее схлопотать. У нас-таки военный объект.

— А чего увесистее? Классическое ледяное копьё. — Дашков ступил на парапет и медленно погас. — Очень хорошо исполнено, кстати. Растёшь, Илья!

— Я тебя щас удивлю до невозможности. — Я огляделся. Тень Айко обнаружилась позади Дашкова. А младшие лисички прикрывали Ивана и Петра. Даже сладости оказались позабыты. — Вот смотри, что бы ты сделал, если бы обнаружил позади себя ту самую лису, с которой мы вместе сражались? Да ещё на один хвост сильнее?

— Было бы очень неприятно. Возможно даже фатально для меня. Но лисы же подчиняются тебе? Так? — принялся рассуждать Михаил. — И к тому же позади меня никого нет. — Он огляделся. Кстати, а где они? Оставлять без присмотра таких размеров ходячее бедствие просто опасно!

— Айко, милочка, покажись, — попросил я.

И она показалась. Прямо за спиной бедняги Дашкова. И улыбалась полной белоснежных зубов пастью прямо рядом с его головой.

— Мать твою! — Дашков вскочил со стены, мгновенно окутываясь огнём.

— Успокойся, Миша. Всё нормально, — я с изумлением смотрел на оплавленный камень парапета. Не один я расту