Играть чтобы жить - Владимир Геннадьевич Поселягин

гематомы. Хотя рёбра болели, может трещина или тоже перелом. Да нет, я бы тогда шевелится так не мог. Максимум трещина. А так в принципе избит, голова гудела. Контужен возможно, но слух не потерял, всё слышу, что в помещении происходит. Чёрт, мало информации. Разве что пока себя ощупывал, даже садился чтобы до ног дотянуться, выяснил что на мне комбинезон поверх формы. А сапог нет, уже кто-то снял. Босой. Да, петлицы. Причём треугольники нащупал, сержант. Сперва подумал, что лётчик, но понял по эмблемам, что танкист, чему порадовался. Больше лётчиком быть не хочу, одного опыта хватило. Хотя у танкистов смерть тоже в огне и детонации бывает. Я был стиснут с обоих боков, спали явно в тесноте, и потряс за плечо того, что справа похрапывал, раз правая рука действовала. Вторая даже не перевязана, кости не вправлены. Хранилища нет, лекарского амулета нет и не будет, гипса тоже не наложили. Фигово. Всхрапнув, сосед справа завозился и сел, явно протирая лицо.

– Ты чего, командир?

– Ничего не помню, даже как меня зовут. Раз командиром называешь, знаешь кто я. Расскажи.

– О как? Серьёзно тебя побило, – зашептал тот, чтобы не будить других. – Мехвод я твой. Остап Семенчук, с Житомира. Как война началась, призвали и в твой экипаж попал.

– И кто я?

– Ты извини, я мало знаю, мы с Степаном, он слева от тебя, всего пять дней в экипаже, и вот в плен попали.

– Расскажи, что знаешь. Кто меня избил? С кем воюем? Год, месяц какой?

– Так, ты сержант Игорь Ковригин, только из училища. Девятнадцать лет точно. Говорил сирота, родителей басмачи побили, в Тамбове в детдоме рос. Война началась двадцать второго июня, тысяча девятьсот сорок первого года. Меня призвали, попал в Пятую армию, Двадцать Второй механизированный корпус, в Девятнадцатую танковую дивизию, там с тобой в Тридцать Седьмом танковом полку и познакомились. Степан, он из Кривого Рога, и вот я, попали к тебе в экипаж. Дважды в боях успели побывать, и тут при отходе сломались. Мы прямо через лес без дороги прорывались. Двое суток чинились. А стали выходить, и смотрим, по полевой дороге колонны наших ведут, пленными. Ты приказал атаковать, орал от ярости что-то, ну мы и атаковали. Только там и другие немцы были. Нас подбили, ещё в овраг на склон въехали, наклон в бок, и танк перевернулся. Вот там ты себе синяков и наставил, и руку сломал. Ещё Степан на тебя навалился. Не били нас. Вытащили, оружие отобрали, документы и всё ценное сняли. Сапоги у тебя хорошие были, одному немцу понравились. В колонну включили и вот сегодня вечером в этих коровниках устроили.

– Бой где был?

– Где-то рядом с Луцком. Мы же заблудились, хотели дорогу спросить.

– Ясно. Документы какие у меня были?

– Командирское вроде и партбилет.

– Может комсомольский билет?

– Может и он. Ещё из планшетки пачку писем достали. Когда обыскивали. Девушки твоей.

– Ясно. Ладно, спи. Нужен врач, на руку гипс наложить. Попробую с немцами поговорить.

Мехвод мне не понравился, но явно в возрасте, видимо тракторист, но к командирам нужно на вы обращаться. Хотя если Игорь разрешил на ты, то может. Да только у того в голосе так и сквозило презрение, особенно когда описывал безумную атаку, явно на эмоциях, чтобы освободить пленных в колонне. Так что я встал, постоял шатаясь, пережидая головокружение. Значит не били, а просто вытащили поломанного из танка? Что ж, это шанс. Перешагивая и под мат наступая на лежавших, я дошёл до двери. А там щель с ладонь, звёздное небо видно. И часовой мимо время от времени проходил. Глаза к темноте адаптировались, видно было. Вот я, подойдя, и сказал на немецком:

– Солдат, я из Абвера, вторая команда. Только сейчас очнулся. Срочно меня к врачу. И сообщите моему командованию где я.

Я опытный командир и знаю, что такое Абвер. Сразу солдат не выпустил, но поднял командира, унтера, а тот уже офицера. Уже вшестером меня выпустили, и сначала опросили в палатке офицера, тот обер-лейтенант, потом к врачу. Вовремя опроса я сообщил имя командира второй команды Абвера, тем более знал его, правда только его, слышал в сорок третьем, и сообщил, что нахожусь на здании и перервать его не могу. Да, жетон солдат у меня на шее был, до ранения. Очнулся в этом сарае и жетона нет, кто-то снял. Может сами русские. Ну поверить может и поверили, однако проверять начнут с утра, сейчас ночь. Но и врача подняли. Правда нашего, старшего военфельдшера. Тот неплохо справился с тем, что ему выдали, благо даже гипс нашли, попросили в той части что в деревне у коровников стояла на постое. Так что руку мне тщательно вправили, вроде ровный перелом, не оскольчатый, зафиксировали, а дальше наложили гипс. Заодно осмотрели. Синяков хватает, даже на лице был, мне ещё нос вправили, но в принципе я в порядке. Когда вели от служебного помещения где старший военфельдшер мной занимался, я убил конвоира. Другого шанса не будет, утром при проверке, если выйдут на кого надо, что тоже не просто и не быстро, поймут, что их дурят. Валить надо. Про других пленных помнил, но я сейчас не в том состоянии чтобы что-то делать. Хотя, стоит прикинуть. У каждого барака свой часовой у ворот. Шесть бараков, как я рассмотрел. А меня из крайнего вывели и мимо остальных вели. Тут явно постоянный лагерь. Колючку начали делать вокруг бараков. Утром вполне возможно дальше бы не повели. Пока сам не в курсе. А может это пересыльный или сортировочный пункт, отделяют командиров от бойцов. Чёрт его знает.

Так вот, я банально подобрал камень с земли, на ощупь половинка кирпича, как стены бараков, а споткнулся о него, отбив пальцы на левой ноге. Сделал вид что упал. Солдат мне за локоть правой руки ещё помог подняться. В курсе, что я могу быть своим. Так что врезал в висок ему, без замаха. Тот рухнул как подкошенный. Дальше ещё два удара, добив. После этого осмотревшись, тихо, одной рукой работая, отстегнул ремни с подсумками, пока на плечо закинул. Ремень карабина тоже, и дальше обшарил карманы. Ну и по рукам провёл, по кистям. Есть наручные часы. Всё из карманов, документы