Ренегат космического флота - Геннадий Борчанинов

чинятся кувалдой и матерным словом. Мы вломили им куда сильнее.

— Разрешите, господин командор? — на пороге появился адъютант.

— Разрешаю.

Ему требовалась подготовка, если он хотел нести вахту самостоятельно, и я раскрывал ему все тонкости управления «Гремящим», те, которым не обучают в Академии.

Он занял место старшего помощника, бегло просмотрел предыдущие записи и логи, восстанавливая в воображении ход битвы.

— Повезло… — выдохнул он наконец.

— Повезло, — согласился я.

— Теперь обратно в Новую Москву? — спросил адъютант.

— Пока нет, — ответил я.

Сперва нужно было решить, что делать дальше. Возможно, спросить совета у принцессы или у подполковника Игнатова. В столичной системе — два линкора, крейсер и корвет. Всё ещё слишком много для одного «Гремящего». Мы и «Минерву»-то забороли только чудом и хитростью.

Крейсер отошёл на заданную орбиту, подальше от планеты. Щиты он по-прежнему держал выключенными, и, судя по всему, не собирался устраивать неприятности. Хотя даже в таком состоянии он мог доставить нам массу проблем. Я запросил характеристику кавторанга Пшеничного. Вечный второй номер, вечно в тени. Даже немного странно, что он осмелился взять Миллера под стражу и отстранить от командования. Хотя в критической ситуации, когда угроза идёт уже не твоему положению, а твоей жизни, многое можно переосмыслить.

Мы же подлетели к планете, я запросил прямую линию с губернатором.

— Поздравляю с победой, командор… — мрачно произнёс он после обмена короткими приветствиями. — Ох и напугали же вы нас…

— Приношу свои извинения, Ваше Сиятельство, — сказал я. — Я и подумать не мог, что капитан Миллер осмелится на бомбардировку планеты.

— Это всё, что нужно знать о сторонниках Бородина и совета, — проворчал граф Серебряный.

— «Минерва» останется тут, в системе, с вами, — сказал я.

— Не могу сказать, что я этому рад. После того, что было, — сказал он.

— Не думаю, что кавторанг Пшеничный попробует повторить атаку, — сказал я. — Вам ничего больше не угрожает.

— Теперь мне угрожает половина Империи, командор, пока вторая половина за этим наблюдает, — произнёс граф. — Вам следует поторопиться. Скоро все графы и губернаторы сделают свой окончательный выбор, и лучше бы в вашу пользу.

— Как раз вы и можете этому поспособствовать, Ваше Сиятельство, — сказал я. — Вы же занимались этим? Связывались с родичами, друзьями, знакомыми?

Граф Серебряный замолчал. Пауза затянулась настолько, что я понял, что он почти ничего из этого не делал.

— Вы этим не занимались. Вы играли за обе команды, — глухо произнёс я.

Вот тебе и добрый дедушка граф Серебряный.

— И был бы полным глупцом, если бы этого не делал! Ставить надо на победителя! — воскликнул он.

Я на мгновение пожалел, что не позволил Миллеру разбомбить планету, но потом вспомнил, что Серебряный там не один, да и он, скорее всего, даже не пострадал бы, укрывшись в подземном бункере.

— Вы что, шутите? — мрачно спросил я, понимая, что он всё-таки не шутит.

— Мальчик мой… Это политика, — сказал он.

Я чуть не выругался на него матом. Сдержался только чудом.

— Вы утратили моё доверие, граф, — холодно процедил я.

— Однажды вы научитесь никому не доверять с самого начала, — сказал он.

— Конец связи, — буркнул я.

Итак, что мы имеем. Три с половиной системы на нашей стороне, если считать Дер Эквинум, находящийся в далёкой жопе мира, небольшой флот из трёх крейсеров, малого эсминца и двух корветов, раскиданный по галактике, одну принцессу на борту корабля и всю остальную Империю против нас. Славно. Это, конечно, тоже результат, но совсем не тот, на который я рассчитывал.

В моих мечтах Новая Москва должна была пасть к нашим ногам, как гнилое яблоко. Народ должен был восстать в едином порыве, присоединяясь ко мне, капитаны боевых кораблей отказались бы подчиняться генштабу и направили бы свои орудия против регентов, аристократы и промышленники осыпали бы нас деньгами на поддержку восстания. Реальность оказалась куда прозаичнее.

Каждый тянул одеяло на себя вместо того, чтобы сплотиться против общего врага, и это делало нас уязвимыми и слабыми. Я начинал понимать, почему императоры прошлого держали всех в ежовых рукавицах, жёстко контролируя всё происходящее в государстве. Насаждали фактически армейскую дисциплину во всех сферах государственного управления. Возможно, мне стоит присмотреться к опыту наших предшественников. Особенно тех, кого на трон возводили армия и космофлот.

Я задумчиво откинулся назад в кресле, игнорируя всё вокруг, тяжело вздохнул. Ощущение было крайне паршивое, как будто бы всё, за что я брался, приводило меня только к новым неприятностям. Даже победы, заработанные кровью и потом, оборачивались всего лишь пшиком.

Взглянул на часы. До конца вахты ещё сорок минут.

— Вахту досидишь, — бросил я адъютанту. — Козлов тебя сменит.

— Есть… — удивлённо произнёс Андерсен.

Я поднялся и вышел из рубки. Гадкое, неприятное чувство никуда не делось, наоборот, только усилилось, я чувствовал себя везде лишним, ненужным. Я прошёлся от кормы до носа и обратно, заглянул в реакторную, в трюмы, в медблок. В медблоке Гуссейнов обрабатывал ожог одному из артиллеристов какой-то вонючей мазью неприятно-зелёного цвета.

— Господин командор! — воскликнул фельдшер, не отрываясь от своего занятия. — Чем могу помочь?

— Пока ничем. Я подожду, — сказал я.

Обожжённый оператор покосился на меня, Гуссейнов как ни в чём не бывало продолжил накладывать мазь. В медблоке перед ним все равны, и это правильно.

— Если хочешь, положу сюда на пару дней, — предложил фельдшер.

— Не, я нормально, — ответил артиллерист. — Спасибо.

— Должен будешь, — усмехнулся Гуссейнов.

Оператор наконец вышел.

— Должен будет? — хмыкнул я.

У Гуссейнова забегали глазки, он занервничал.

— Выражение такое, господин командор, я ничего такого не имел в виду, — торопливо забормотал он.

— Смотри мне, — проворчал я. — Дай мне чего-нибудь… Успокоиться. Как в тот раз.

— Как в тот раз? — переспросил Гуссейнов, начиная рыться в ящиках стола.

— Да, — недовольно буркнул я.

Мне самому неприятна была даже мысль о том, чтобы подсесть на фарму, на допинг, и я невольно переносил эту неприязнь на Гуссейнова. Но отчего-то понимал, что сейчас мне поможет только она, чудо-таблетка. Других способов я не находил. Пить до потери сознания, подобно капитану Сахарову, я не собирался, провести время в компании Её Высочества мне не позволит Игнатов. Но расслабиться