КОМ-8 (Казачий Особый Механизированный, часть 8) - Ольга Войлошникова

было несложно. Сложнее было выскочить на открытое место и как-то попытаться под таким огнём что-нибудь сделать ему. А потом меня потащило вверх.

Наверное, меня несла какая-то из лисичек. Я скинул облик, а вот щиты напротив надел посильнее. Видимо это меня и спасло. Потому что в нас врезалось что-то огненное, и я обнаружил что лечу. Только не вверх, а вниз.

22. ПОТРЯСЕНИЯ

ИЗ ПОСЛЕДНИХ ЗВЕРИНЫХ СИЛ

Я полетел вниз.

И ка-ак грохнулся о каменный парапет крыши. Поначалу-то боли не заметил, вскочил… прямо напротив строя из четырех индусов. И в руках у них были уже не сабли, а вполне тебе винтовки. Грянул залп, и меня словно кувалдой долбануло в живот. И в голову. Я ещё успел бросить вперёд, на все оставшиеся силы, ледяные копья, а потом упал.

Сколько я так пролежал — не знаю. Мне показалось не меньше часа. А на самом-то деле — может, минуты две. Очнулся человеком. Пополз вперёд. Думаю, хоть винтовку подберу. Почему-то мне казалось важным подобрать эту винтовку. Отстреливаться собирался? Потом почти потеряв силы, перевернулся на спину, стёр, а вернее, размазал кровь, что заливала мне правый глаз. Отцепил от ремня гранаты, одну метнул туда, откуда ещё звучали выстрелы, а вторую прижал к груди. Может, ещё заберу кого с собой?

Соображал я тогда, конечно, плохо. Как в красном тумане всё. И где-то на окраине сознания ревел Зверь, требуя права управлять телом.

ДАВАЙ!!!

И меня словно подкинуло в воздух. Приземлились уже на четыре лапы. А впереди были вкусные! Прыжок. Н-на! Н-на! По шкуре бессмысленно скользят выстрелы, походя откусываем полтела какому-то индусу в богатом тюрбане.

Не вкусно!

Пьфу!

Прыгаем вперёд, прямо на строй солдат, которые пытаются стрелять в меня, колют смешными штыками. Вертимся, вырывая в строе индусов огромные проплешины. И если раньше я был в крови почти весь, то теперь — точно. Весь целиком. И в крови, и в кишках, и в прочих неприятных субстанциях. И всё это кровавое великолепие проплывало мимо моего сознания как-то боком, в дымке. Словно не я это, а какое-то кровавое языческое божество из снежной тундры, невесть как попавшее в жаркую Индию.

Копьё льда сносит очередную дверь, рык, но в коридоре никого.

Спрятались? Правильно! Бойтесь!

Прыжок вниз с галереи.

А тут у нас что? Смешные пушки? Пушки-пушечки. Что ж вы вверх-то смотрите? Я же тут! Н-на! Н-на! Как смешно они летают!

Во двор выбегает небольшой шагоход.

И ты тоже полетай. Не хочешь?

Голубые когти вскрывают кабину и перекусываем истошно орущему пилоту голову.

Невкусно!

Ага!

Прыжок с заваливающегося шагохода и… чуть не прибили лису.

— Не лезь!

— Илья, эвакуация! Домой! Домой! Оставь их!

— Вкусных оставить? Тебе-е⁈ Это моя добыча! — Из пролома в стене выпрыгивает огромный тигр-оборотень… просто затем, чтоб повиснуть на синих когтях правой лапы. Кривые когти бесполезно скребут по белой окровавленной шерсти.

— Моя добыча! — рычу в ошалевшие глаза кошака и рывком отправляю его в полёт, обратно в пролом.

Потом съем!

Невкусно!

Да знаю я!

— Илья, домой! Серафима, Аркаша, Ваня, Маша! Домой!

— Сима, Арик, Ваня, Маша? — я словно спрашиваю себя: — Домой?

— Домой! — уговаривают взволнованные голоса.

— Хорошо. Едем домой! Устал я, силов никаких нет.

Меня подхватило с трех сторон и потащило вверх.

Чего-то мне не хорошо…

Свистящие воздушные потоки сменились ощущением замкнутого пространства. Много запахов. Железо. Люди. Кровь. Смерть.

— Коршун!!! — заорало несколько голосов.

— Пропустите его светлость! — одновременно с ними звенящий голос старшей лисы. И испуганный, срывающийся — Хотару:

— Мама, не может быть!.. Мама! Почему он мерцает⁈ Он умрёт⁈

Шум, крики, толкотня. И растерянный голос доктора:

— Боже, какой тяжёлый пациент… А я почти пустой!

Вот так, братец, – усмехается мой внутренний медведь. — Что ж, по крайней мере, напоследок мы задали им знатную трёпку…

Я хочу спросить: а как же Серафима? А дети? Я просто оставлю их? Не может быть, у меня ведь всегда получалось!..

Зверь пожимает плечами, разводя в стороны огромные лапы. Теперь я тоже вижу, что он мерцает. Скоро он истает совсем, а за ним уйду и я. Оборотни всегда умирают так.

— Дядя Илья Алексеевич!!! — отчаянно кричит Хотару. — Не умирай!!!

Рядом рыдает Сэнго.

— Мы можем помочь? — спрашивают растерянные голоса. — А нельзя перелить кровь?

— Даже если бы у меня было оборудование, — подавленно отвечает доктор, — никакое переливание тут не поможет.

— Поможет! — рычит Айко. — Я знаю, какое поможет! Мой отец поверил мне! Герцог Коршун не умрёт, пока я жива! Ты будешь целить! — должно быть, она сейчас тыкает доктора в грудь: — Мы будем целить вместе!

— Но я вижу, у тебя тоже почти не осталось сил! Ты вычерпала даже свою жемчужину*! — кричит он в ответ. — Ты не сможешь вылечить даже насморк!

*Жемчужная сфера или звёздный шар — магический запас энергии, которую лисы берегут на крайний случай.

— У меня есть мои хвосты!!! — голос Айко страшен. — Если нужно, я отдам их все и стану простой смертной женщиной, но он будет жить.

Маленькие лисы перестали плакать.

— И я, — дрожащим голосом говорит Хотару. — Я тоже отдам свои хвосты.

— Что нужно делать? — спрашивает Сэнго.

— Дайте мне руки, девочки, — Айко холодна и решительна. — Закройте глаза. Сосредоточьтесь. Доктор, принимай!

И они закричали. Тонко, пронзительно. Так, верно, звучит настоящая боль. А доктор охнул и согнулся в три погибели. Теперь я тоже видел его — его прозрачная, мерцающая фигура переливалась, словно бутылка зелёного стекла, в которую залили пульсирующий свет.

— Исцеляй! — прохрипела Айко сквозь стиснутые зубы.

И в меня хлынула жизнь!

Я смотрел на суетящуюся фигурку доктора и понимал, что в этот раз смерть прошла так близко, что шерсть на загривке от её дыхания поднялась.

Хотел сказать: «Хватит, теперь сразу не помру, дотерплю до Бидара», — но язык отказывался ворочаться во рту. Или это всё из-за того, что я пока не пришёл в себя, и всё происходящее — тот самый тонкий план, о котором иногда толкуют?

Во всяком случае мой Зверь выглядел куда как лучше, перестал мерцать и произносить трагические прощальные речи. По правде говоря, сейчас вообще никто не говорил. Доктор перестал суетиться, замер, поднявши руки, и сиял сейчас