Ваше Сиятельство 14 (+иллюстрации) - Эрли Моури

и мне ни раз приходила мысль, что она может оказаться на «Гекторе», ее появление потрясло меня не меньше, чем Бондареву. Я повернулся медленно и неловко, едва не оступился, зацепив ногу Наташи. Ковалевская стояла возле приоткрытой двери с гравировкой на стальной табличке «3-М-14». Тут же вспомнись слова седого кондуктора: «думал вам, как людям самым важным, положена эта вот», — и он указывал именно на дверь той самой каюты, возле которой стояла княгиня Ковалевская. Теперь понятно, почему мы оказались на «Гекторе» не самыми важными. Или еще непонятно?

В голове металось множество мыслей. Кто же так пристроил мою невесту? Сам Носков? Вряд ли… Моравецкий!.. Понимание того, что именно этот чертов менталист какой-то хитростью и в тайне от капитана устроил Ольге это местечко очень болезненно задело меня. Сейчас даже возмущение в синих глазах Ольги Борисовны не было для меня таким важным, как неприятные подозрения.

— Простите, ваше сиятельство. Я виновата, — Бондарева присела в легком книксене. — Как всегда виновата именно я, — добавила она. Непонятно было ехидство это или в самом деле сожаление.

— Наташ, иди в каюту, — севшим голосом сказал я и направился к Ковалевской.

Когда до нее оставался всего шаг, и я было собирался обнять Ольгу, она схватила меня за руку и втянула в каюту «3-М-14». Там Ковалевская грубым толчком заставила меня пройти дальше, затем захлопнула дверь и закрыла ее на ключ.

— Оль, как ты здесь⁈ — спросил я. — Как⁈

Она молча смотрела на меня с минуту, поджав губы, при этом глаза ее становились все прозрачнее, мокрее. Потом набросилась, стала бить меня кулачком в грудь и плакать.

— Знаешь, как я переживала! Я так хотела тебя видеть! Поскорее! Хотела поскорее! — всхлипывая, говорила она. — Мне было очень трудно, Саш!

Я обнял ее, крепко. Скоро почувствовал, что моя рубашка на груди стало мокрой от ее слез, и, наверное, еще от ее слабых укусов.

— Расскажи мне, Оль. Расскажи все, — я оторвал княгиню от себя, чтобы видеть ее лицо.

— Потом. Постоим еще немного так, — она снова прижалась, пряча лицо на моей груди.

Меня так и раздирало спросить о Моравецком, но я подумал, что этот вопрос для Ольги может стать неприятным. Мне не хотелось ее ранить больше ничем: хватит того, что она застала меня с Наташей в той острой ситуации, которая ей точно не понравилась.

— Зачем ты это сделала? Ну, зачем⁈ Ты же понимаешь, что эта экспедиция очень опасна! — тихо произнес я то, что уже объяснял ей через эйхос.

— Так нужно, Саш. Пока не могу тебе сказать. Обязательно скажу, когда все закончится. Когда вернемся в Россию или хотя бы выберемся их Пещер. Я пойду туда с тобой — даже не пытайся спорить! На «Гекторе» я не останусь! — отозвалась она, и для меня это стало новым, совершенно неожиданным откровением. Ведь ничего подобного раньше Ольга не говорила.

— Оль, поясни, — я встряхнул ее.

— Нет. Пока не могу сказать. Не надо меня спрашивать! Наберись терпения, потом все узнаешь! Давай я лучше расскажу, как попала сюда? — предложила Ковалевская. — Это будет интересным. Вышло большое приключение — себе потрепала нервы, кое-кому еще. Даже, думаю, сейчас потреплю их тебе.

— Ну, давай. Только не сильно, хорошо? — я поцеловал ее.

— Елецкий, негодяй! Ты же только целовал Бондареву! — возмутилась она, но тут же сама припала к моим губам, все прощая и все сердцем радуясь нашему единению.

— Доложу тебе, с Бондаревой у меня ничего не было, если не считать невинных поцелуев, — поспешил сказать я. — Оль, честное слово! Не поверишь, но я сам себе поставил такой запрет. Сказал, что не могу, пока в ссоре с тобой. Не хотел, чтобы это выглядело, будто из-за наших разногласий я от тебя отвернулся и побежал к ней. Хотя, мы не были в ссоре, правда?

— Правда. Мы просто стояли на своих очень важных позициях. Никто не мог уступить. И я тебя прекрасно понимаю. Ты меня тоже поймешь, когда узнаешь причины. Молчи! — она закрыла мне рот ладошкой, когда я хотел спросить о тех самых причинах. — Лучше пообещай сейчас же, что не будешь задавать мне вопросы, почему я здесь! До тех пор, пока я не решусь сказать сама!

— Хорошо. Обещаю. Рассказывай про Моравецкого, — поляка я назвал случайно. Просто вырвалось, хотя рассчитывал, что Ольга сама расскажет мне все о своем «большом приключении».

Она долго рассказывала мне о двух последних днях в Перми. О том, как мучилась от собственного молчания, невозможности ответить на мои сообщения, потому как общение со мной могло бы поломать ее замысел; и о том, как узнала от Моравецкого, что «Гектор» летит на базу «Сириуса» с намеком, что предстоит важная операция далеко на юге. Рассказывала об ухаживаниях поляка, и том, как она догадалась, что он менталист. Очень подробно рассказала, о том, как подчинила его, когда он принес мороженое и был полон коварных планов.

— Ты молодец, Оль! Я восхищен твоим умом и особенно смелостью! И еще больше возмущен! Ты же очень рисковала! Лучше бы не играла в подобные игры! — сказал я, полный впечатлений после ее рассказа.

— Нет, ты признавайся, Елецкий, ревнуешь? — настояла Ольга Борисовна. — Представь, как он мне коленочки целовал! — она приподняла край юбки. — Ну?

— Да, ревную. Правда. Хочется ему в морду дать. У меня это желание возникло еще до того, как узнал, что он вокруг тебя вился. А сейчас выросло в сто раз, — признался я, положив ладонь на ее теплую голую ножку повыше колена.

— Пусть это будет тебе предостережением. Не делай мне неприятно своими похождениями, и я никому подобного не позволю, — она встала с дивана и подошла к иллюминатору, было видно, как в вечернем небе появлялись звезды. — Там что-то мигает синим и красным, Саш.

Я встал и подошел к ней огибая стол.

— Боевые виманы километрах в пяти. Идут параллельным курсом. Похоже, один эсминец и два корвета, катера… далеко не разглядишь. Это наша ташкентская эскадра. Будут сопровождать нас до Термеза, потом отклонятся на восток — отвлекут внимание, а мы, наоборот, должны взять немного на запад, чтобы не пересекать границы Семицарствия. К Шри-Ланке пойдем в облет,