Михаил Ахманов - Солдат удачи

– Слишком длинно и неуклюже, – с сомнением пробормотал Дарт. – Кроме того, я не питаю доверия к магам.

Сдвинув брови, он попытался найти подходящее слово; оно кружилось где-то рядом, то ускользая, то демонстрируя готовность появиться, словно играло в прятки с его памятью. Он с горечью понял, что в ней зияет пропасть, похоронившая даты, имена, события, картины и множество знакомых лиц, которые виделись неотчетливо, как бы сквозь грязное стекло или в тусклом старом зеркале, искажающем их черты. Лица мужчин и женщин, лица врагов и друзей, лица владык и лица возлюбленных… Может, он вспомнит их, как вспомнил лицо, одолженное Джаннахом? Может быть…

Имя, которое он искал, все-таки всплыло из омутов памяти. Дарт наклонился над прозрачным полом, взглянул на монстра, застывшего в зеленоватой глубине, и тихо вымолвил:

– Я буду звать его Големом, сир. Голем, а не гомункулус. Для гомункулуса он слишком велик.

Часть IV

Подземелье

Глава 16

Холм был довольно высок, и на его обрывистом склоне, обращенном к горному хребту, не росли деревья – ни те, что походили на голубые пушистые кипарисы, ни приземистые с сине-зелеными кронами и выступающими из почвы толстыми корнями. «Хорошее место для наблюдения», – подумал Дарт, обозревая лежавшую за холмом лощину. Она была неширокой и сильно вытянутой в сторону гор; слева и справа ее огибали отроги хребта, прорезанные ущельями и поросшие лесом, торчавшим будто щетина на кабаньей холке, а сверху нависало небо в сумрачном покрове туч. Отроги сходились к перевалу, к выжженной, опаленной земле, темневшей между двумя скалистыми вершинами. Одна – будто трезубец Нептуна, другая – шипастая рыцарская булава с нацеленным в зенит острием…

– Здесь, клянусь Предвечным! Нашли! – Ренхо, сын Оити, в возбуждении дышал ему в затылок. – Что скажешь, доблестный маргар? Здесь ведь? Я не ошибся?

– А как считают остальные маргары? – Дарт повернулся к Птозу, Глинту и Джебу, мрачно взиравшим на перевал. За время долгих скитаний в лесах и горах они заметно изменились: Птоз чаще оставался в трезвости, словоохотливость Джеба поиссякла, а Глинт заметно отощал. Возможно, причиной тому были большие мешки с маргарским снаряжением, которыми Ренхо, предводитель отряда, не рискнул отягощать носильщиков. Тем более что так повелела доблестная Аланна: каждый маргар – чтоб им сгнить под деревом смерти! – тащит свой мешок. Разумеется, к Дарту этот приказ не относился; его скафандр, вместе с шатром просветленной ширы, нес один из четверки бхо.

Глинт хмыкнул, Птоз, почесав заросшую шерстью шею, пробасил: «Жабий корм! Может, то, а может, и нет!» – а Джеб скорчил недоверчивую гримасу.

– А где туман? Туман, фря, держится долго!

Опустив щиток визора, Дарт внимательно пригляделся. Туман над землей с обгоревшими пнями в самом деле отсутствовал, а дыра в центральной части седловины была незаметна – холм хоть и высок, но все-таки пониже перевала. Утес, похожий на булаву, торчал с правой стороны, трезубец – с левой, и у его основания виднелась обширная каменная осыпь. А кроме осыпи и пней – ничего! Никаких следов и признаков Голема… «Может, он расположился за скалой?» – мелькнула мысль. Дарт справился с желанием крикнуть, позвать – утес-трезубец в пластине визора казался таким близким… Но до него оставалось как минимум шесть лье, целый дневной переход, и кричать было бессмысленным занятием.

«Ничего, найдется завтра», – подумал Дарт. Его уверенность зиждилась на двух неоспоримых фактах: во-первых, Голему здесь ничего не угрожало, а во-вторых, он точно исполнял приказы. Велено ждать у скалы-трезубца – значит, будет ждать и не сдвинется без приказа ни на шаг.

За его спиной спорили Глинт и Джеб.

– Туман со временем оседает… Отец толковал – ползет обратно в дыру…

– Как же, фря, ползет!.. Да чтоб он сполз, должна миновать тысяча циклов! Или две! Папаша не говорил тебе от этом, жирный бурдюк?

– Папаша говорил о сотне циклов. А слышал он об этом от прадеда…

– А прадед – от своего деда… Видать, фря, сам-то по дырам не лазил!

– Ты, что ль, лазил, червяк вертлявый?

Ренхо прервал их перепалку:

– Так это место или нет? Что скажете, маргары?

Джеб хихикнул.

– Подойдешь поближе, нюхнешь туманчику, и ежели кишки вывернет, то самое место и есть. Мы, доблестный, пустим тебя вперед… тебя или красотку-ширу…

В голосе Ренхо прорезалась сталь:

– Ты, гнилой орех, о шире не болтай! О шире надо говорить с почтением! Не то, клянусь второй жизнью, я…

Дарт поднял щиток визора и, обернувшись, прервал начавшуюся перепалку:

– Место то самое. Туман не виден – темновато! – но есть другие признаки, горелые пни и земля в самой середине перевала.

– Ну, раз ты их разглядел в свою приближалку, выходит, так и есть, – отозвался Джеб.

Ренхо тоже успокоился, снял шлем и, задрав голову, посмотрел на сумрачное небо.

– Близится дождь… Синее время здесь проведем, выступим в красное, а к зеленому доберемся… Как думаешь, Дважды Рожденный, доберемся?

– Пожалуй, доберемся, – кивнул Дарт, озирая лощину и каньоны, рассекавшие отроги гор. Эти каньоны ему решительно не нравились – слишком хорошее место для засад и внезапных нападений. Его вдруг охватило томительное предчувствие; нахмурившись, он посмотрел на Ренхо и сказал: – Когда спустимся вниз, пошли разведчиков по обе стороны отряда. Пусть проверят ущелья в горах.

– Зачем, доблестный?

– Затем, что через них могут пробраться тьяни.

– Шутишь! Мы опережаем их на десять-двадцать циклов! Тьяни сейчас бредут по горам, груженные своим оружием и запасами пищи. У них нет бхо-носильщиков, и по воздуху они летать не могут.

– Кому известно, что они могут, а чего не могут, – буркнул Дарт. – Почтенный Нарата рассказывал мне, что тьяни в случае нужды передвигаются быстрее людей и не испытывают потребности в пище. Так что советую выслать разведчиков.

Он повернулся и начал спускаться к лагерю стражей границы. Его разбили с другой стороны холма, на пологом лесистом склоне, среди деревьев с сине-зеленой листвой. Плодов они не давали, зато веток, коры и мха было сколько угодно. Из веток уже сплели навесы, спасавшие от дождей, кора пылала в кострах, а груды мха служили постелями. С края, под отдельным навесом, стоял шатер Нерис, и рядом устроили ложе для Дарта. Как всегда. Видимо, Ренхо считал, что шира и ее защитник должны находиться поближе друг к другу, и даже, возможно, имел на этот счет особые инструкции.

То, что Нерис тоже отправилась в поход, стало для Дарта сюрпризом. Каким, он еще не решил, – просто неприятным или совсем уж тягостным. Из разговоров с Наратой было известно, что ширы не рисковали жизнью зря и появлялись у хранилищ в тот момент, когда ловушки обезврежены, зерна доставлены на поверхность и вокруг выставлена надежная охрана – не пара сотен стражей, а тысяч пять участников предполагаемого дележа. Дележ и был их основным занятием в балата: они определяли ценность зерен, сортировали их по назначению, откладывали долю для Трехградья, а также в качестве особой милости могли пробудить десяток бхо. Из этих функций вытекало, что Нерис явится в предгорья с войском доблестной Аланны или не явится вообще, если вопрос с трехглазыми не разрешится с полным успехом. В реальности все вышло по-другому: Нерис захотела сопровождать передовой отряд, а воля ее не подлежала обсуждению. Дарт, разумеется, тоже не спорил, однако старался не говорить с ней и держаться в стороне – хотя бы в светлое время цикла.

Расстегнув ремень с кинжалом и шпагой, он опустился на груду мягкого мха. Рядом стоял поднос – чаша с медовым напитком и приготовленные для него плоды, сочные и еще теплые. Дарт начал есть, то и дело прикладываясь к чаше, вертя головой и осматривая воинский стан. В центре его замерла, подогнув паучьи ноги, четверка бхо-носильщиков, самых крепких и лучших, какие нашлись в Долинах; груз – корзины с пищей, запасное оружие и скафандр – был с них снят и аккуратно сложен под навесом. Центральный навес окружали четыре других, по числу полусотен, и там суетились воины: одни таскали мох, другие готовили ужин, третьи присматривали за кострами. Треть дежурной полусотни уже стояла в охранении – Дарт видел, как тут и там поблескивают шлемы часовых и как лейтенант, помощник Ренхо, обходит их с мешком метательных раковин. Видно, воинские заботы были для пограничников делом привычным, и это успокаивало Дарта; ему не хотелось, чтоб повторилась история с даннитами.

Он прожевал мучнистый, напоминавший лепешку плод и покосился на палатку Нерис. Там все было тихо: вход занавешен, плотная ткань озарена изнутри слабым светом лишайника, и на ней – черное на сером – склонившийся женский силуэт; то ли молится, то ли ест или копается в своем мешке. «Скоро, – подумал Дарт, – скоро мы расстанемся… Так, как не расстаются ни здесь, ни на Земле, где все дороги коротки в сравнении с межзвездной бездной…» Запоздалое сожаление кольнуло его и, потянувшись за новым плодом, он пробормотал: