"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29 - Виталий Свадьбин

Самым верхним документом в папке оказалась копия докладной записки Стрельцова, в которой он коротко описывал все, что успел натворить Зарецкий. Я восхищенно покачала головой: он не исказил ни одного факта, не добавил от себя ни одной оценки, но собрано все было так, что гибель доктора от пули Виктора выглядела даже не самозащитой, а воздаянием свыше.

Дальше начиналось самое интересное. Все-таки привычка изливать душу в письмах и дневниках небезобидна: компромата на себя и других доктор хранил достаточно. Я читала одну бумагу за другой, разбирая корявые почерки, передавала каждый прочитанный лист Виктору. И с каждым он мрачнел все сильнее.

— Сочувствую, Настенька, — сказал он. — Родственники, конечно, могут быть той еще отравой, но они все равно остаются родственниками.

— Это не мои родственники, — напомнила я, улыбнувшись. Сунула нос еще в одну записку и не удержалась: — Но почему этому роду так везет на никчемных мужчин?

Наверное, потому у Настеньки и не сложилось с мужем: она привыкла видеть, что женщина распоряжается, а мужчина послушно соглашается — когда не успевает увернуться. Именно так было в семье ее деда, отца… А ее собственный супруг не собирался становиться подкаблучником.

— А вот сейчас было обидно, — усмехнулся Виктор.

Я взобралась ему на колени, чмокнула в щеку. Муж притянул меня к себе.

— Не думал, что когда-нибудь смогу сказать такое, но хорошо, что я его убил. Этот… — Он потряс сшитой вручную тетрадкой, глотая ругательство, — после нашего развода хотел жениться на тебе, чтобы получить доступ к кладу.

Зайков, конечно же, и сам был не прочь пофлиртовать с симпатичной провинциалкой, но обиду после отказа в нем искусно подогрел его новый старший приятель — доктор Зарецкий.

— На своей родной племяннице! — продолжал возмущаться муж.

Я пожала плечами. Наверное, для Настеньки — той Настеньки — эта информация в самом деле стала бы жестоким ударом. Зарецкий был незаконным сыном ее деда. Деда и экономки — той самой, которую вышвырнули из дома после смерти матери Настеньки, потому что она мешала ее отцу разбазаривать имущество. Конечно, к тому времени ее любовник давно был в могиле, но несправедливость этого увольнения стала еще одним камешком на чашу ненависти доктора к моей семье — и ко мне, в частности.

Мать свою Зарецкий обожал почти патологически. Наверное, это нормально для ребенка, который рос в закрытой школе, видя мать лишь две недели в году — зимой, когда она уезжала проведать якобы племянника, оставшегося от умершей сестры.

Пожалуй, мне было даже жаль ее.

Девчонка из обнищавшего рода, вынужденная идти работать, чтобы прокормиться, — если бы Настенька не выскочила замуж за Виктора, ее саму ждала бы та же участь. Она действительно работала честно и умела заставить честно работать и остальную прислугу. Вот только угораздило влюбиться в своего нанимателя — молодого, красивого, сильного. И он тоже очень быстро положил на нее глаз, устав быть под каблуком у жены. Потом… Потом как всегда. Внезапная — почему-то самая закономерная вещь обязательно становится внезапной, точно снег зимой — беременность. Растерянно блеющий любовник. Угроза оказаться на улице с незаконным ребенком на руках, опозоренной, когда остается лишь одна дорога — в публичный дом.

Она была сильной — сумела скрыть живот под корсетами до зимы. Когда ее беременность могла бы стать слишком заметной, попросилась в отпуск — ухаживать за тяжело больной сестрой. Повезло, что дело было зимой, когда господа традиционно уезжали в город и хозяйственных забот становилось гораздо меньше. Впрочем, она сумела наладить дело так, что господа отпустили ее с легким сердцем, зная, что даже пара месяцев ее отсутствия не разрушит хозяйства.

— Надо найти ее, написать… И похлопотать, чтобы Отрадное досталось ей, — сказала я.

Виктор покачал головой:

— Эта женщина вырастила чудовище, а тебе ее жаль?

— Когда бы она успевала его растить? — вздохнула я.

Она смогла позаботиться о сыне — нашла мелкопоместного дворянчика, согласившегося оформить фиктивный брак и записать ребенка своим. Много заплатить ему экономка не смогла, но помог настоящий отец, не столько деньгами, сколько связями: дворянчик сделал быструю карьеру. А то, что отец почти не обращает внимания на сына… для того поколения было практически нормой.

Сама же она осталась до конца привязана к семье своего любовника: сначала — боясь лишиться заработка, ведь теперь нужно было прокормить и себя, и сына. А потом… привыкла, наверное.

Я достала из папки еще один документ. Хлопотать ни за кого не придется. Она умерла — незадолго до того, как Зарецкий приехал в наш уезд. Видимо, исчез последний сдерживающий фактор, и он явился за тем, что считал своим по праву.

О кладе он узнал от матери, которой рассказал о семейной легенде любовник. Трудно сказать, верила ли в сокровище сама экономка — но Зарецкого окончательно убедила непоколебимая уверенность брата. Как же он презирал и ненавидел Настенькиного отца — никчемного пропойцу, но — законнорожденного. От того, кто считался его отцом, доктор унаследует небольшой клочок земли. Отрадное он купил на остатки сбережений матери, наделав изрядных долгов. Так что добыть клад стало для него жизненной необходимостью.

А потом я, сама того не зная, подлила масла в огонь. Ладно бы просто запустила кочергой. Но я раз за разом срывала его планы. Хуже того — ударила по тому единственному, в чем Зарецкий действительно чувствовал свое превосходство: уверенность профессионала. Раз за разом я сажала его в лужу на этом поприще. Неудивительно, что он начал ненавидеть меня не просто как абстрактную соплячку, совершенно незаслуженно пользующуюся благами, которые должны были принадлежать ему, а лично меня.

— Хотела бы я знать, что это за сокровище, из-за которого столько хлопот, — задумчиво произнесла я, отложив последний лист. — Если оно вообще существует.

Мотя, до сих пор дремавший на подоконнике, в два прыжка сиганул мне на колени, заурчал. Я почесала его за ухом, под подбородком. Кот заглянул мне в глаза, словно пытаясь что-то сказать. Сообразив, что я его не понимаю, соскочил на пол, потрусил к двери. Вернулся к моим ногам.

Я пошла за ним. То и дело оглядываясь, Мотя прошествовал через галерею к лестнице, ведущей в мезонин, там, пройдя по коридору, поскребся в неприметную дверь, за которой