"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29 - Виталий Свадьбин

— Сошел с ума, — подсказал Виктор. — Иначе как безумием эту одержимость нашим кладом объяснить нельзя.

На самом деле мы оба знали, что я имела в виду попытку выстрела, едва не ставшую роковой для меня. Но, кажется, об этом стоило поговорить позже, в семейном кругу.

Стрельцов приподнял бровь.

— Пожалуй, нам с вами действительно есть что обсудить за чашкой чая.

Мы расселись в гостиной. Марья подала чай, без спроса бухнув в мою чашку пару ложек меда. Виктор молча придвинул ко мне конфеты из сухофруктов и орехов. Я положила себе на блюдце побольше и с удовольствием раскусила одну. Хотя я чувствовала себя прекрасно, устав больше морально, чем физически или магически, но береженого бог бережет. Тем более сейчас, когда магическое истощение может непонятно как отразиться на ходе беременности. Малыш тихонько шевельнулся, будто давая мне понять: все хорошо, я здесь, все в порядке. Я улыбнулась то ли себе, то ли ему, хотя рассказ исправника поводов для улыбки не давал.

— Евгений Петрович прискакал, когда мне уже оседлали коня. Сказал, что крестьяне взбунтовались при вести о карантине и пошли громить имение Анастасии Павловны.

— Долгонько он собирался, — фыркнул Виктор. — Мальчишка успел прибежать к нам, рассказать все и умчаться к вам.

— Этого я не знал. Однако меня озадачила такая осведомленность черни о том, кто был инициатором противоэпидемических мер. К тому же собрание состоялось не сегодня и о возможном карантине крестьяне должны были узнать еще вчера. Стихийные бунты редко зреют долго — судя по происшествиям на юге страны, откуда пошел мор. — Стрельцов помолчал. — Но если предположить, что это не стихийный бунт, а Зарецкий намеренно мутил воду, то все встает на свои места. Мы еще порасспрашиваем этого…

— Якова, — подсказала я.

— Да. Думаю, он расскажет, кто его надоумил.

— Странно, что доктор сделал ставку на дурачка, — заметил Виктор.

— Умный бы не был таким легковерным, — вмешалась я. — Потому и крестьяне не видели подвоха. Что у дурня на уме, то и на языке. Может, доктор и не обещал ему ничего, только напугал черной птицей и ядом в колодце. Дурню проще поверить в теории заговора.

Стрельцов кивнул.

— Вероятно, приехав ко мне, доктор пытался замести следы своего участия в бунте: я должен был стать свидетелем, что он ни при чем. Ну и заодно утопить этот бунт в крови, и после этого никто не искал бы подстрекателя. Обсуждали бы обоснованность столь жестоких мер…

— Вы-то ему когда на глаз успели наступить? — полюбопытствовала я.

— Думаю, дело не во мне лично, к тому же, если бы вы погибли — простите, Анастасия Павловна, что говорю о таких мрачных вещах…

Я пожала плечами.

— Если бы толпа со мной разделалась, никто не осудил бы вас за жестокость. Но я посмела остаться живой и даже начать договариваться. Вот бедолага расстроился.

— Возможно, Зарецкий рассчитывал, что я не осмелюсь поехать один, без поддержки солдат, и явлюсь слишком поздно — пока-то пешие доберутся. Но я решил, что толпа крестьян уж никак не опаснее вооруженных отрядов горских князей и боевых магов Лангедойля, их поддерживающих.

— И все пошло не по плану, — хмыкнула я. — Спасибо вам за вашу смелость.

— Не стоит, Анастасия Павловна. Я выполнял свой долг. Кто действительно поражал сегодня своей храбростью…

Я с улыбкой покачала головой, и он не стал договаривать. Чтобы сменить тему, я взяла со стола записную книжку, принесенную Мотей, пролистала.

— Похоже, это дневник моего батюшки. Вот почему Зарецкий был так уверен, что клад в доме.

— И вот почему не купился на наше представление, — заметил Виктор.

— Представление? — заинтересовался исправник.

Мы с Виктором, посмеиваясь, рассказали ему про шкатулку с «сокровищами». Стрельцов расхохотался.

— О, женщины, вероломство вам имя!

— Но деревенский мужик, нашедший ее, никак не мог быть достойным наследником, — сказал Виктор.

— Почему? — изумилась я. — Он мог быть незаконным… гм.

Оба мужчины посмотрели на меня так, будто я собралась стриптиз на столе танцевать.

— Даже если предположить, что ваш батюшка или дед… наследил в деревне, простите. Человек, пытавшийся утаить найденное на чужой земле, не может быть достойным, — покачал головой Стрельцов.

Я пожала плечами, решив, что продолжать спор не имеет смысла.

— А записки он наверняка украл, когда осматривал тело вашего батюшки, чтобы подтвердить самоубийство. Как только кот додумался их стащить, и когда успел?!

— А это точно было самоубийство? — спросила я, чтобы отвлечь внимание от сверхъестественных способностей Моти. — Не помог ли милейший доктор…

— Мы записали это как несчастный случай в обращении с оружием, иначе вашего батюшку не похоронили бы на освященной земле, — сказал Стрельцов. — Но это несомненно было самоубийство. Следы пороха на стреляющей руке, отпечаток дула у виска, характерный ожог вокруг входного отверстия… Еще раз прошу прощения, Анастасия Павловна. Такие подробности не для женских ушей, тем более не для ушей дочери.

— Кажется, мы с вами уже убедились, что у моей жены нервы покрепче, чем у нас обоих вместе взятых, — усмехнулся Виктор.

— Я съезжу в Отрадное, изучу записки доктора, чтобы прояснить его мотивы, — сказал Стрельцов. — Тем более мне все равно придется это сделать, чтобы предоставить подробный отчет. Не каждый день один дворянин стреляет в другого при толпе свидетелей.

Виктор пожал плечами.

— Не могу сказать, что эта смерть сильно отяготит мою совесть.

Карантин сняли через десять дней. Еще через три дня Стрельцов привез к нам пухлую папку и, вручая ее мне, сказал:

— Я решил, что эти факты не повлияют на общую канву событий, но, став общеизвестными при расследовании, могут очень нехорошо отразиться на репутации вашей семьи. Незаконные дети, конечно, дело нередкое, но после скандалов, связанных с вашим батюшкой и вашим разводом, всплывшие похождения вашего деда…

— Просто добьют репутацию нашей семьи, — закончила за него я. — Но дед-то что учудил?

Исправник вежливо улыбнулся:

— Прочтите сами, Анастасия Павловна. Я уже забыл. Знаете, когда приходится держать в уме столько подробностей, каждое новое преступление затмевает собой старые дела.

— Спасибо, — кивнула я, забирая папку. — Надеюсь, правосудие…

— Не беспокойтесь, есть вещи, которыми я не поступлюсь даже ради самых добрых знакомых, — очень серьезно ответил он.

Засиживаться в