Будет день - И. А. Намор

лайки и полотна – нечто вроде кобуры под внутреннюю поверхность бедра, еще одной, аккуратно вшитой в корсет как раз чуть ниже ложбинки между грудей и третьей – наплечной – для скрытого ношения под плотным жакетом или под пальто.

Вот теперь она, в самом деле, была свободна, как ветер. Отправила письмо «товарищу Рощину», про которого знала только то, что он легальный резидент советской внешней разведки, проверила почту: Стамбул, как и предполагалось, откликнулся первым; пообедала в хорошем ресторане близ главпочтамта: суп с фриттатен[57], форель, белое вино из южной Штирии и, разумеется, большая порция кайзершмаррен[58] с кофе и малиновым шнапсом. И выдвинулась к вокзалу, чтобы убыть вечерним поездом в Мюнхен.

И вот интересный феномен: сколько раз бывала в Вене Кайзерина Кински? Всяко-разно, не раз и не два. Ольга, к слову, тоже попала в столицу Австрии уже во второй раз. И обе-две ни о чем «таком» никогда не думали – ни когда приезжали, ни когда уезжали. А в этот раз, едва Ольга бросила свой равнодушный взгляд на город, из которого она предполагала сейчас уехать, как вдруг вспомнила рассказ Степана, и все сразу изменилось: и ее видение города, и понимание момента со всеми его радостями и горестями, и, разумеется, со всеми обязательствами, от которых она не собиралась – просто не могла – теперь отказаться…

3. Майкл Мэтью Гринвуд, джентльмен, Вена, Деблинг, 13 февраля 1934 года

«И куда теперь?» – мысли Гринвуда, сидящего на корточках под стеной одной из арок Карл-Маркс-Хофа[59], то размеренно падали, будто капли из подтекающего крана, то, в унисон звучащим со всех сторон винтовочным выстрелам, беспорядочно сыпались – словно бобы из дырявого мешка.

«До первого жандармского патруля? А что если это будут не жандармы, а хеймвер?[60] Лучше сразу разбить дурную голову об стену. Или я замерзну раньше? Без пальто, без шляпы… Спасибо, что руки-ноги целы и ни одного лишнего отверстия в организме…» – Майкл рефлекторно провел рукой по волосам, стряхивая с головы на когда-то – неделя как с иголочки – чистый твидовый пиджак известковую пыль и кусочки штукатурки. Длинное пулеметное стаккато, прозвучавшее совсем рядом, заставило его вжаться в стену плотнее. Но действие это было чисто инстинктивным, бессмысленным и беспомощным: стать тенью не получалось.

«Черт возьми! И что толку с того, что на улице не горит ни один фонарь?» – луна, – будь она неладна! – высоко в небе, подсвеченном заревами пожаров на истерзанных боями улицах Вены. Луна – крупная, желтая, яркая…

Пулемет пролаял еще несколько тактов смертоносного ноктюрна и как-то вдруг замолк. Через секунду раздался глухой «бум-м» и сразу вслед за ним, без паузы – нечеловеческий вой смертельно раненного человека.

«С гранатой подобрались, не иначе… Смертники… они все здесь – смертники!»

Австрийцы действительно казались безумцами, помешавшимися от крови и ужаса, с оставшейся уже единственной мыслью, как бы прихватить вместе с собой на тот свет еще хоть одного врага. Видимо – для компании в аду. Там им всем, впрочем, и место!

С трудом заставив себя подавить рвущийся наружу животный страх и «бычий норманнский гнев», которым славились его предки в былые времена, Майкл Мэтью Гринвуд, четвертый баронет Лонгфилд, выдержал паузу в несколько секунд и, внимательно оглядевшись по сторонам, побежал, согнувшись в три погибели. То и дело, не разгибаясь, меняя бег на быстрое перемещение боком на четвереньках – по-крабьи. Главное – не покидать спасительную тень, преодолеть эти отделяющие от иллюзии спасения триста шагов. «Или пятьсот? Какому идиоту взбрело в голову строить дом с фасадом больше, чем в тысячу ярдов?»

«К Хайлигенштадтскому вокзалу напрямую нельзя – на этом отрезке наверняка не протолкнуться от солдат и жандармов. Тогда куда? Во Флоридсдорф? Во Флоридсдорфе, по слухам, шутцбундовцы[61] еще держались и даже переходили временами в наступление… Но если так, придется обходить вокзал с севера, а дальше вдоль Дуная до Флоридсдорфского моста. Мили полторы? Или две?»

Все так же – не поднимаясь в полный рост, Гринвуд, скользнул за угол очередного корпуса этого изрядно изуродованного артобстрелом шедевра социального строительства. Еще немного, и, оставив за спиной кирпичную громаду, можно передохнуть под защитой давно не стриженной и потому неаккуратной живой изгороди. Может быть, даже удастся перекурить…

«Может…»

Он не слышал скользящего шага, скрадывавшего цокающие удары подковок армейских сапог по мерзлому асфальту. Только почувствовал вдруг, как в затылок ему упирается нечто твердое, холодное, и услышал резкий шепот:

– Halt! Молчать! Руки за голову!..

Лондон, за три недели до того

– …Таким образом, сейчас, как никогда, велика вероятность того, что правительство Австрии под давлением внутренних причин пойдет на пересмотр положений Женевского договора в части, касающейся гарантий независимости Австрийской республики…

Пожилой, седовласый джентльмен, – офицерскую выправку и манеры не мог скрыть даже дорогой костюм в спортивном стиле, недавно вошедшем в моду, – сделал паузу и потянулся к коробке с сигарами.

– Закуривайте, Майкл, – обратился он к стоявшему напротив молодому человеку в смокинге, элегантном, но весьма консервативном, и подвинул деревянную коробку к Гринвуду. – Старина Джордж по старой дружбе разрешил мне воспользоваться его кабинетом, а тут у него всегда запасец отличных сигар, думаю, он не сильно огорчится убытком. Присаживайтесь уже… Хватит изображать оловянного солдатика.

– Благодарю, сэр Энтони, – в голосе молодого человека прозвучала с трудом скрытая ирония, – но, пожалуй, позволю себе отказаться. Мне потребуется ясная голова.

– Была бы честь предложена… – хмыкнул сэр Энтони, и с демонстративным удовольствием раскурил ароматную «корону».

– Правильно ли я понимаю, что торжество по случаю бракосочетания моего друга на этом завершилось? – ирония уступила место обреченной деловитости. – Я имею в виду – лично для меня?

– Совершенно верно. Праздников на ваш век хватит, а служба у вас одна. Разговор с отцом жениха я возьму на себя, а вы покинете сей гостеприимный дом через заднее крыльцо, не прощаясь. Сэр Джордж отличается способностью не только понимать, но и внушать понимание. М-да-а-а… Солдаты – те же дети… Впрочем, перейдем к деталям: с сегодняшнего дня вы, Майкл, – корреспондент «Дэйли мейл». Распоряжение о приеме в штат газеты подписано самим лордом Ротермиром два часа назад. Документы ждут вас дома, вместе с нашим человеком. Он же передаст и билеты на весь маршрут следования, до самой Вены.

– К чему такая спешка? Насколько я понимаю обстановку в Австрии, несколько часов, а то и дней, ничего уже там не решат. По крайней мере, если исходить из анализа австрийской прессы последних дней. Дольфус[62]