Макс Мах - Взгляд василиска

– Н-да, – повторил Давид. – Любопытно.

– Что именно? – Спросил Вадим, собирая бумаги в конверт. Вот, вроде бы, ничего нового не узнал, но представил себе сейчас сцену в ординаторской, описанную генералом сухим языком донесения, возможно, еще тогда, в шестьдесят втором, и опять, как в воду окунули.

– А то и любопытно, что одно к одному. – Давид отхлебнул пива и неторопливо закурил, по-видимому, не без удовольствия, игнорируя непонимающие взгляды собеседников.

– Казареев, – сказала Лилиан. – Вы старый интриган и пошляк, вы это знаете?

– Я пенсионер, – коротко улыбнулся Давид. – Мне можно.

– А по существу? – Спросил Реутов, начиная раздражаться.

– Можно, – спокойно ответил Казареев. – Перед приходом старика, мы, о чем говорили?

– О стратегии, – как лучшая ученица в классе, тут же выдала Полина.

– Именно, – усмехнулся Давид. – И обсуждали мы вопрос, что искать, если вообще искать.

– Ага, – сказал Реутов. – Понятно.

Сейчас он действительно понял, что имел в виду Давид.

– Лично я вижу пока два вопроса, – на самом деле, Вадим обо всем этом уже думал. И не раз. Хотя и времени, казалось бы, на размышления было недостаточно, и обстоятельства, что называется, не благоприятствовали. Но привычка – вторая натура, не так ли? Вот он и крутил все это в голове, и никак не мог прекратить. – Первое. Все упирается в меня. Я им нужен. Однако вопрос в том, почему именно сейчас? Что такое произошло, что я им вдруг настолько понадобился, что они на все готовы? И второе. С чем они меня связывают? То есть, что ихинтересует?

– Ну, что ж, – согласно кивнул Давид. – Я бы, конечно, сформулировал несколько иначе, но по существу заданных вопросов возражений у меня нет. Поэтому, начнем с первого.

– Лады, – согласился Вадим и достал из пачки "Константинопольских" очередную папиросу. – Первое. Появился ты.

– А что во мне такого особенного?

– Ты иностранец, – сказал Вадим. – Отставной генерал. Возможно, шпион. И еще мы друзья детства.

– Ты работаешь на Холстейна, – добавила Лили.

– ОК, – согласился Давид. – Мы с тобой работаем на Холстейна. Тебя ведь тоже хотели арестовать, как мне помнится. Но вот какое дело. Как я имел уже возможность вам сообщить, я в России в третий раз, и прежде меня никогда даже не вели.

– Но на этот раз ты встретился со мной, – напомнил Вадим.

– Возможно, – опять согласился Казареев. – Но я не вижу повода. В бинарных зарядах мне все понятно, а что за опасность для кого бы то ни было, может заключаться в нашей встрече, не понимаю. Ты ведь за границей бываешь, и я не первый иностранец, с которым тебе пришлось общаться. Ведь так?

– Так, – кивнул Вадим.

– Вы друзья детства… – Напомнила Полина.

– В Петрове еще двое наших одноклассников, и я с ними лет десять уже поддерживаю отношения, – возразил Реутов, который прекрасно понимал, что, на самом деле, никто этот пункт всерьез не рассматривает. Но что-то же говорить надо?

– Может быть, все-таки это наша тематика, – не слишком уверенно сказала Лили.

– А я здесь при чем?

– Ты тоже занимаешься мозгом.

– Я с роду не имел дела ни с нейрохимией, ни с фармакологией, – пожал плечами Вадим, который об этом тоже уже думал, но ничего путного в идее совпадения тематик пока не нашел.

– А премию тебе за что дали? – Спросил Давид.

– Во-первых, еще не дали, – кисло усмехнулся в ответ Вадим. – Да и дадут ли теперь получить? А, во-вторых, это к болезни Крювельеникакого отношения не имеет.

– А все-таки? – Давид явно этой идеей заинтересовался не на шутку. Во всяком случае, больше, чем другие.

"Потому что дилетант", – Вадим вполне отдавал себе отчет в том, что для людей, не работающих в его области, все сложные слова, имеющие своей составной частью латинское "невро" или "нейро", представляются едва ли не синонимами. Им что неврология, что нейрофизиология, что нейрохимия, все едино. Но он-то как раз прекрасно знал, какая пропасть лежит между электрофизиологией головного мозга, которой занимался он сам, и, скажем, нейрофармакологией, которой занимались в исследовательском центре империи Холстейна.

– Общее между нами, – сказал он вслух. – Только одно. И я, и вы занимаемся мозгом. Но мозг это вселенная, а корабли не встречаются даже в море, не то, что во вселенной.

– Это ты откуда взял? – Неожиданно спросила Полина.

– Вспомнил, как аргентинские линкоры пытались поймать в Атлантике нашего "Князя Курбского".

– Ну, так он на них сам, в конце концов, напоролся, – пожала плечами Полина. – Когда искали, не поймали, а в шестьдесят первом он шел вокруг Африки и случайно столкнулся с эскадрой де Вилиерса. Тот и сам не ожидал.

– В общем, я бы эту идею отбрасывать не стал. – Давид потушил сигарету и посмотрел на Реутова. – Лады?

– Лады, – пожал плечами Вадим, которому и самому временами казалось, что что-то в этой мысли есть. Знать бы еще, что?

– А то, что я, как выяснилось, живой труп, – сказал он с кривой усмешкой. – Тоже имеет отношение к мозгу?

– Непременно, – усмехнулся в ответ Давид. – Пуля-то тебе в лоб попала, а за лбом, если я ничего не путаю, как раз мозги и находятся.

– А этот Стругатский? – Спросил вдруг Давид, когда половой, разбуженный новыми посетителями, которые неожиданно потянулись в "Сосны" в первом часу ночи, принес им кофе и пирог с брусникой. – Мне показалось, что ты его знаешь…

– Какой Стругатский? – Вадим очень любил выпечку из дрожжевого теста, особенно пироги с ягодами, и сейчас был занят выбором подходящего куска.

– Ну, тот профессор, ты еще сказал, что он жив…

– Стеймацкий, – Реутов поправил Давида автоматически, еще не уловив, к чему тот клонит.

– Допустим, – кивнул Давид. – Но дело не в фамилии. Ты его действительно знаешь?

– А кто же его не знает? – Удивилась Полина. – Стеймацкий один из корифеев нейропсихологии. Я только не знала, что он был на войне.

– Был, – Вадим сказал это, уже прожевывая приличный кусок пирога. Выпечка, судя по всему, была дневная, но ему все равно было вкусно. – Он же на своем военном опыте две книги написал. А я с ним лично знаком. Он был моим оппонентом на защите докторской. Да и потом встречаться приходилось.

– А где он живет? – Спросила Лили.

– В Риге.

– Рукой подать, – сказал Давид. – Может быть, его спросить? Или он уже в маразме?

– Не знаю, – пожал плечами Реутов, отвлекаясь, наконец, от пирога. – Я его в последний раз видел в прошлом году в Ковно. Ему лет восемьдесят, я думаю, но вроде бы держался молодцом. Только, что он может знать? Ты же читал, что пишет генерал. Николай Евграфович меня даже не осматривал.

– Ну, не скажи, – возразил Давид. – Попробуй поставить себя на его место. Что бы ты стал делать после такого случая?

– Я? – Переспросил Вадим и вдруг понял, что Давид прав.

"А что я? Я бы, пожалуй, так это дело не оставил…"

– Возможно, ты прав, – сказал он вслух. – Значит, Стеймацкий. Но, это нам придется в Ригу ехать.

– Ты знаешь его адрес? Может быть, телефон?

– Телефон не помню, – покачал головой Вадим.– А дом, пожалуй, найду. Я у него один раз был. Года три или четыре назад. Только мне бы хотелось еще и с Гречем повидаться.

– Рига не Нерчинск, – отмахнулся Давид. – Если сейчас выйдем, как раз к утру будем там. Сколько тут ехать-то? Километров 500? А из Риги до Петрова тоже не далекий край.

– Ну, не скажи, – не очень уверенно возразил Реутов. – Часов шесть, вынь да полож.

– Вполне успеваем, – Давид, видимо, уже все для себя решил и тоже взялся за пирог. – Если сейчас выйдем, утром будем в Риге. Поговоришь с профессором, пообедаем, и в путь. К девяти, всяко разно, доставим тебя в пивную.

– Есть в этом что-то, – согласился Вадим, протягивая руку за вторым куском пирога. – Но нам ведь еще Каменца искать…

– Поищем, – ответил Давид, откусывая от большого куска пирога. – Вот пока ты будешь общаться с профессором, мы этим и займемся. Адресный стол, электронные сети… Есть способы.

За лобовым стеклом мелькнул указатель на "Шимск", освещенный желтоватой подсветкой дорожной службы. Мелькнул и пропал за спиной.

"Сорок девять километров от Старой Руссы".

Давид вел машину ровно, ни разу за все это время, не снизив скорость, но и не забирая выше ста. "Экономичный ход", сказал Казареев с обычной своей усмешкой, подразумевающей свойственное ему, не смотря на всю его серьезность, ироничное отношение к действительности, какой бы она ни была дана в ощущениях.

"Сто километров", – Реутов перевел взгляд с тахометра[49] на экран спутникового "проводника", закрепленного справа от руля. Выходило, что, если переть все с той же скоростью, а радиальное шоссе, на которое они должны были выскочить километров через тридцать, вполне позволяло идти и на ста двадцати, то до Риги они доберутся часам к семи утра.