Черный ратник. Книга 2 - Макс Гато

и наследника — серая аура. Да-да, сталь являлась именно оттенком серой, вариантом, который о многом говорил. Тогда описание Олафа звучало совершенно логично.

— Не по душу же сестры он едет? — уточнил я.

— Нет. Чтобы принять командование, — покачал головой Олаф. — Фронт в Уральских горах трещит, и, видимо, император решил вмешаться железной рукой. Георгий и есть эта самая рука.

— Для ордена это отличная новость, — констатировал я, мысленно просчитывая последствия. — Формально.

— Для обороны Ярмута, — безрадостно усмехнулся Олаф, — да. А вот для Луны — это конец. Бесповоротный и, скорее всего, кровавый.

Луна, она же Алёна, была тайной, которую хранил Олаф, а теперь и я. Мотивы однорукого мне не были до конца известны, да и, в общем-то, мне было наплевать. Но появление старшего принца действительно ставило её прикрытие под угрозу.

— Он узнает её, — заверил меня Олаф, будто прочитав мысли. — Даже под маскировкой. Я гарантирую.

— Где она сейчас? — спросил я. — Всё ещё в лазарете?

— Да, — ответил Олаф. — Но её нужно вывезти.

Задача для него оказалась очевидной.

— Куда? — покачал головой я. — Ярмут практически на осадном положении. Документы сейчас проверяют втрое тщательнее, особенно у беженцев. Нужно или невероятно надёжное прикрытие, или… — я напрягся, раздумывая, и так и не закончив мысль. — Когда там прибудет этот принц?

— Через пять дней, — подвёл черту Олаф.

Вариантов было немного. Из ордена её выдернут, даже несмотря на условный независимый статус ратников. В лазарете уж тем более найдут. И так или иначе, личность Луны становилась проблемой, в том числе и для меня. С одноруким я был повязан.

Тут бы ещё самому не попасть под подозрение. Но за последнее время я умудрился более-менее неплохо скрывать свою ауру, сводя её к серому цвету. И как назло, у принца тот же цвет.

— Ладно, — выдохнул я. — Я разберусь. Возможно, придётся сменить ей личность кардинально.

— Не успеваем, — скептически поморщился Олаф. — Для легенды нужна проработка, биография, свидетели, документы. Времени нет.

— Тогда нужно создать ситуацию, в которой принц будет смотреть в другую сторону, — предложил логичное решение я. — Отвлечь его внимание. Так громко, чтобы было некогда смотреть по сторонам.

Олаф удивлённо приподнял брови.

— Ты же не предлагаешь стать мишенью?

— Я что, — усмехнулся я, — на дурака похож?

Олаф молча покачал головой.

— Ну вот, — продолжил говорить я. — У тебя этих мишеней за Ярмутом сотни, а то и тысячи. Князья мятежные, а с ними целый ковен магов.

Олаф медленно кивнул, соглашаясь с таким планом действий. В конце концов, пять дней хоть и короткий срок, но не безысходный.

— Будь осторожен, — предупредил меня однорукий.

— Я всегда осторожен, — коротко ответил я.

Олаф лишь скептически хмыкнул.

— Я продолжу искать выход для Луны, — произнёс он, разворачиваясь.

На этом мы попрощались. Олаф растворился в улочках цитадели, а я направился в казарму. Неделя отгула, кажется, превращалась в очередное решение проблем. Вот только сначала мне следовало заняться своими.

Я провёл ночь в казарме, отлично выспавшись и отдохнув, а на утро отправился в казначейство ордена. В одном из корпусов, хорошо охраняемом не только орденскими ратниками, но и имперцами, я и собирался забрать свои кровные монеты.

В небольшой комнате, больше похожей на клетку, отгороженной от остального мира толстой железной решёткой с окошком, сидел человек. Он больше походил на архивную мышь, чем на чиновника: лысая голова, очки на кончике носа и лицо серого цвета. В комнате было на удивление прохладно.

Я передал служащему свиток, полученный чуть ранее утром, а также свою нашивку. Он подтянул всё к себе, пробежался по вещам глазами, затем просунул под решёткой лист пергамента и заточенное гусиное перо. Я расписался. Чиновник забрал лист, сверил с какой-то книгой и, наконец, открыл старым ключом тяжёлый железный ящик у себя под столом.

Он отсчитал несколько монет на весы, и звук серебра был глухим и невероятно приятным. Служащий прикинул что-то в уме, добавил несколько серебряных монет и снова заглянул в свиток. А потом взял и докинул две монеты потяжелее. Они едва успели сверкнуть золотом в полумраке комнаты, а служащий уже сгрёб их в кожаный кошелёк и передал его мне.

Кошелёк был ощутимо тяжёлым. Я не стал заглядывать внутрь — и так только что видел, что мне досталось приятное количество серебряников да ещё и пара золотых. Похоже, мне сделали надбавку к жалованию за работу в Белоярске.

— Следующий! — устало произнёс служащий, уже глядя куда-то мне за спину.

Я затянул поплотнее шнурок, спрятал кошелёк за пазуху, ощущая приятную увесистую тяжесть, и направился прочь. Деньги в любое время давали свободу.

Я вышел на улицу, зашёл в казарму за вещами и снаряжением и направился к мастерской Кузьмы. Её было слышно за версту — ритмичный звон молота по наковальне с самого утра мешал спать всем соседям.

Я вошёл внутрь, и меня встретила волна жара и запах раскалённого металла, угля и масла. Кузьма стоял у горна, не обращая внимания на вошедшего меня, и доводил до ума заготовку для будущего клинка.

— Мастер! — позвал я, не повышая голоса.

Звон прекратился лишь после того, как Кузьма закончил серию ударов и опустил заготовку в бочку с маслом. Он обернулся.

— Зачем пожаловал? — прохрипел он.

Я снял с плеча мешок и развернул его на пыльном верстаке, заваленном обрезками. На свет появился орденский нагрудник, пробитый в трёх местах, с вмятиной от удара, короткий клинок с трещиной у гарды и мой трофейный полуторный меч. Кузьма молча подошёл к верстаку. Нагрудник он тронул лишь раз, и то щёлкнул по нему ногтем. Раздался глухой и мёртвый звук.

— Переплавка, — вынес приговор Кузьма. — Кожа убита, сталь устала.

Затем он взял короткий клинок, покрутил в руках и цокнул языком.

— Этот — разве что на гвозди. Дам пятьдесят медных.

— Серебряк, — сходу принялся торговаться я.

— Семьдесят пять, — назвал свою цену Кузьма.

Я кивнул головой. Это была справедливая цена для зазубренного и испорченного клинка.

В последнюю очередь Кузьма добрался до полуторника, и тут его движения замедлились. Он взял меч бережно, двумя руками, и провёл пальцами по клинку. Затем он поднес его к свету.

— Хм, — произнёс Кузьма, и в его голосе появились нотки живого интереса.

Он пригляделся к клейму на клинке.

— Сталь нездешняя. Видать, из тех краёв, где руды особые. Закалка не наша, не ярмутская. Возможно, даже не уральская.

Он взвесил меч на руке, сделал несколько пробных коротких взмахов, хотя пространства в кузне почти не было.

— Баланс отличный, — констатировал он с уважением в голосе. — Почистить, наточить, гарду поправить — и будет как новенький.