Алекс и Алекс 4 - Семён Афанасьев

— Это последние новости. — Он прокручивает запись с матерящимся Фельзенштейном в главной роли.

— Я видел, сразу после физики. — Говорю, чтоб сказать хоть что-то.

— А это то, что обнаружил лично я, перебирая записи полигонных камер.

— Вот блядь… — вырывается у меня.

На комме Бака, демонстрирующем небольшой участок до боли знакомой местности, вначале рушится с неба дрон. Затем в кадре появляюсь из-за угла хромающий на обе ноги я, правда, в виде нечитаемого и размытого силуэта. Ещё через какое-то время Фельзенштейна выдают его гренадёрские размеры. Последним кадром он втягивает меня на ремнях вверх.

— Ничего не хотите пояснить? — взгляд Бака холодно упирается мне в переносицу. — Абсолютно случайно, именно в том месте имело место… — он не договаривает.

— А откуда эта запись? И кто ещё имеет к ней доступ? — терять мне всё равно нечего, потому отвечаю вопросом на вопрос.

— Сектор, где ваш большой иностранный товарищ нашёл труп, из камер выпадает. — Неожиданно покладисто принимает игру куратор. — В принципе, тот человек, скорее всего, так и выбирал позицию. Но есть сервисные камеры нашего кафедрального полигона. Они недоступны из корпусной сети, поскольку вспомогательны и предназначены исключительно для контроля упражнений. Поглядеть запись могут все старшие преподаватели нашей кафедры. — Добивает меня он. — Если не обнулить сейчас массив в локальной сетке кафедры, что тоже возможно.

Первичная нервозность уже схлынула.

— Читается на видео только Моше. Да и то, в основном, из-за габаритов. — Бодро успокаивает меня по внутренней связи Алекс. — Твоё лицо разглядеть не хватает разрешающей способности. Тебя по этому видео не идентифицировать.

— Не хотел бы вас во всё втягивать. — Отвечаю хмуро.

— Так уже втянули. Если я промолчу, бог знает, каким грузом на мне может повиснуть паровоз из ваших героических свершений, — неприязненно отвечает подполковник. — О которых я даже не подозреваю. А если я пойду с этим к безопасности, то вам удастся то, чего не удавалось никому до вас.

— Это что конкретно? — я его не понимаю в этом месте.

— Неважно… жду объяснений.

Алекс по внутренней связи разрывается в жестикуляции, оставив своё море. Он настаивает, чтоб я шёл в лоб, то есть вываливал всю правду.

— … — таким образом, оно само рвануло. Я не знаю, почему. — Завершаю рассказ через пять долгих минут. — Клянусь, я по нему только один раз из инъектора отработал.

— Сознание он потерял, — хмуро ворчит Бак. — А его техника, видимо, из разряда умной. С искусственным интеллектом, — поясняет он, видя моё непонимание. — Расценила, как угрозу пленения. Что у них там в программном приоритете стояло, бог весть. Сработала закладка, оно следы и подчистило. Ну, я что-то такое и предполагал…

— Даже стесняюсь сейчас спросить. Каковы наши дальнейшие планы? — его пауза слишком затянулась, потому решаю напомнить о себе.

К тому же, это мерцающее вокруг нас облако фонит каким-то физиологическим дискомфортом.

— Вы сейчас идёте на свою химию и забываете обо всём происшедшем. — Холодно роняет он.

— А вы?

— А я буду пытаться понять, где находился напарник того тела, и чего ждать далее.

— Могу спросить, почему вы мне помогаете?

— Я не помогаю вам. Я одинаково с вами оцениваю недопустимость работы на территории федерального учреждения любой другой конторы. — Он отстранённо окидывает меня взглядом, словно предмет мебели, и добавляет, явно думая о своём. — В Федерации масса структур, конкурирующих друг с другом. Официального уведомления на ваш счёт не было ни на каком из этапов, несмотря на ваше квадратное прошлое, к-хм. Получается, кто-то, имеющий весьма нехилый приоритет, за нашей спиной пытается провернуть что-то такое, что нам бы не понравилось. Ладно, скажу иначе, раз вы не понимаете… Я, как и ваш друг Моше, полностью согласен: работа такого комплекса с ИИ по подростку вроде вас — это как штурмовик против ящерицы, греющейся на камне. Тут уже неважно, что стоит за мотивацией штурмовика. Главное — законных претензий предъявлено не было. А теперь скажите: как бы выглядел Корпус, и все мы, если на нашей территории с вами что-то случилось бы? Причём это что-то откровенно подпадало бы под ёмкое слово «уголовщина»?

— У меня есть основания полагать, что это тело — тоже федерал…

— Не сомневаюсь, — чеканно качает подбородком куратор. — Но это не играет никакой роли. Потому что армия очень хорошо знает, что делать, когда кто-то пытается работать в её зоне ответственности, прикидываясь невидимкой. Алекс, не разочаровывайте меня, идите уже на вашу химию…

— Благодарю за поддержку. — Коротко киваю в ответ, поднимаясь из низкого кресла.

У меня ещё болит и спина, и по мелочи, потому, когда он резко дёргает меня за руку, я падаю в кресло обратно.

— Никакой поддержки нет. — Цедит он. — Ничего не было. Вы сейчас же всё забудете, поскольку вас нигде не было!‥ — он почти кричит шёпотом. — И своему иностранному другу передайте: он ни о чём не в курсе, ничего не видел и ни в чём не участвовал.

* * *

— … извини, что сдал тебя. Чувствую себя виноватым и не знаю, как извиниться. — Завершаю свой рассказ товарищу сразу после того, как нахожу его на территории.

Я действительно очень виноват перед Моше, поскольку отношения с Баком — это мои отношения с Баком. Раскрытие инкогнито израильтянина можно расценивать по-разному.

Несмотря на новости, выглядит он бестрепетно.

— Твой куратор? — легкомысленно уточняет Фельзенштейн. — Да и хрен с ним. Вообще не жарко с того ничуть.

— Ты не имеешь претензий?

— Да видел я те камеры! — морщится он, экспрессивно размахивая руками. — Я даже засёк по сигналу, что они пашут в спящем режиме! Но я и предположить не мог, что они оттуда добивают так, что прямо силуэт видно!

— У нас на кафедре очень хорошая техника, — подтверждаю. — Дотошный народ, дотошные преподаватели. Техника, оборудование, снаряга — всё всегда по высшему разряду. У нас и прозвище есть, даже два. Теоретики и тошнотики.

— Понятно. — Фыркает Моше. — Ну сразу тебя успокою. Я — единственный тут, кто по линии закона ничего не опасается. ТЫ просто забыл…

— Я не забыл. Я помню. Но не могу за тебя решать, что опасно из-за огласки, а что нет.