Галстук вождя - Андрей Валерьевич Скоробогатов

планет, реконструиированный реликт. Двадцать тонн веса, крупнейшее сухопутное млекопитающее. Выглядел при этом он весьма дружелюбно, и, несомненно, был одомашенным. В трёх метрах от земли, на покатой спине обнаружилась будочка, из окна которой высунулся парень, приветливо сказавший что-то на бессарабском.

— Не понимаю! — сказал я. — Секторальный знаешь?

— Знать-знать. Плохо знать. Сюда!

Он махнул рукой, приглашая подняться. Натянул поводья — непонятно, то ли руками, то ли какой-то автоматикой, затем крохотная дверца в будке открылась, развернувшись ярко-красной канатной лестницей.

Недолго думая, я полез наверх. Внутри оказалось тесно, пахло чем-то кислым и перебродившим. Крыша будки была полупрозрачной, и приходилось сидеть, согнув голову.

— Куда? — спросил парень.

Будочка была четырёхместной, и жокей диковинного зверя сидел спереди. Лицо я его толком не разглядел, заметил только, что он — смуглый метис, как и большинство местных. Я скинул мешавший рюкзак на сиденье и указал вниз по склону, в сторону предполагаемого поселения.

— Туда.

— Ай, давай туда! Домой. Потом опять — работа.

Зверюга медленно зашагала вниз через просеку, широкие листья листвы. Я заметил, что с противоположного бока шумит какая-то автоматика, а затем увидел, как над крышей проскользнул длинный суставчатый манипулятор, сорвавший здоровенный жёлтый плод с ветки.

— Это что, манго?

— Манго! Ты — откуда?

— Челябинск, — зачем-то сказал я.

Жокей заметно оживился.

— Ого! Другой планета! Товарищ!

— Да-да, шуточки, — усмехнулся я, глядя в окно.

Будка равномерно раскачивалась при каждом шаге — то влево, то вправо. Я посмотрел вниз и прикинул скорость. Несмотря на видимую медлительность дверя, из-за того, что его ноги были длинные, а шаги широкие, скорость получалась даже чуть выше, чем у человеческая шага. Рюкзак, лежащий у стенки, тоже болтался из стороны в сторону, я решил поправить его, схватился за лямку, и только в следующий миг понял, что он шевелиться.

— Вот блин!

Я уже почувствовав себя акушером-новичком, готовившимся принять роды в тесном флаере скорой помощи.

Глава 20

Докторэ, а аропут капул!

— Слушай, чувак, ты роды принимать умеешь?

— А? Что? — парень растерянно обернулся.

— Роды сейчас начнутся… — я, наконец, догадался, сунулся в планшет и настроил там переводчик с бессарабского, тыкнул.

— Трававил ви инчепе акум!

Похоже, парень разговаривал на каком-то особом олдокляндском диалекте бессарабского, но меня он понял.

— О-о⁈ Кто? Ты?

Я махнул рукой в сторону рюкзака.

— Не я! Сейчас полезет.

Открыл секретный клапан, сунул руку в секретный отдел. Руку защипало, её стало привычно морозить — ещё бы, ведь время внутри замедлялось. Спустя мгновение, мою руку схватила чья-то рука. Я наполовину высунулся в окно, отставив рюкзак максимально далеко от себя, дёрнул за руку. Горловина рюкзака раскрылась, и в нём показалась косматая шевелюра.

— Докторэ, а аропут капул! — прокомментировал через жокей, переводчик сказал: «Доктор, головка уже показалась!».

Индрикотерий недовольно заворчал, обернул свою бронированную башку, посмотрев на меня.

— А-а! Где я! — послышался знакомый голос. — Я не чувствую ног!

Не отец. Это был дедушка Порфирий. Впрочем, и ему я был рад. Я быстро сообразил и положил изрядно потяжелевший рюкзак на пол, помог высвободить плечо, затем — второе.

— Мать моя, мы где? На планете?

— Ай, се байтат маре! — удивился наш проводник. — Какой большой мальчик! Вы все, коммунисты, так на Челябинске рождаетесь?

— Он что, бессарабец⁈ — рявкнул Порфирий. — Где мы? Мы в плену у их сраного герцога?

Он кое-как сумел вытащить ноги, которые мелко дрожали. В его руках откуда-то появилась ложка — видимо, в момент обнаружения его товарищем Куратором он держал её в руках. Размахнулся и врезал жокею в ухо!

— Сраные ублюдки! Я вам не дамся! У вас нет доказательств!

— Э! Э! — жокей не в шутку испугался.

— Тише, дядь Порфирий, тише! Он нас везёт до деревни! Мы на Дунае! Как тебя, кстати, зовут?

— Зовут? Ханзи!

— Ханзи… Дунай… — мой двоюродный дед немного успокился. — Это ж вроде недалеко. Знавал я одного повстанца с Дуная, воевавшего за независимость народности эко-цыган… Как мы здесь оказались? Какой год? Браслеты, гляжу, отменили наконец-то. Постарел-то ты как… Лет десять прошло, да? Батя твой как, жив ещё?

— Тебя полгода всего не было, блин. Как с Нерчинска вернулись — нас после отпуска сразу на задание. А батя мой — вон там, — я махнул в рюкзак. — А браслеты…

— А-а! Припоминаю батю, да! Кто-то мимо меня тут только что проплыл, я еле в горловину втиснулся. Ну, рассказывай давай.

Следующие минут десять я кратко пересказывал все наши приключения — про Анциферовский материк, про то, что у отца родился сын от Цсофики, что началось вторжение армии Теночтитлана и про то, что мы ищем Галстук Вождя. Порфирий с серьёзным видом кивал, затем спросил:

— Значит, браслета нет, и ты теперь преступник?

— Ага, — я глянул на большую коросту на месте браслета, которую периодически почёсывал.

— И ты собираешься в консульство на другом конце этой дыры, чтобы вернуться обратно, да? Чтобы тебя судили?

— Ага.

— Ну, слушай, мою позицию про нашу державу ты знаешь, поэтому поддержать не смогу, но это настолько безрассудно, что мне даже нравится! Слушай, а у тебя ничего пожрать не завалялось? Очень хочу есть.

Я снова полез в рюкзак, пошарился, нащупал на дне половину энергетического батончика — протянул. Сам я пока есть не сильно хотел. Лишь секундой спустя сообразил, что рука коснулась чего-то увесистого и холодного. На самом дне обнаружился ключ — тот самый золотой слиток, витые галактики.

— Красивое. Это что такое? — спросил Порфирий.

— Ключ. Возможно, это ключ к моему спасению. Мы найдём этот грёбаный Галстук Вождя, потом заявимся в консульство и потребуем связи непосредственно с товарищем Первой Председателем Коммунистической Партии.

— Удачи, чувак! — сказал Порфирий. — Ну, пока что я за любой движ, а там — посмотрим.

Что такое «движ» — я не был в курсе, но понял, что мой родственник настроен доброжелательно.

— Пириехали! — сообщил наш жокей.

За разговором мы не заметили, как приблизились к деревне.

Спустились по лестнице, огляделись. Порфирий радовался твёрдой почве под ногами, как младенец. Поселение выглядело куда больше и богаче, чем та деревня на Анциферовском материке — дома стояли деревянные, с соломенными крышами, голографическими наличниками, столбиками из алюминия