Эскадрон особого назначения - Александр Альбертович Самойлов

герой недавней войны с бурами.

– А почему не под своим именем?

– Джером – фамилия его матери, американки. Сэр Уинстон, видимо, не хочет привлекать к себе большого внимания. Он представляет здесь «The Morning Post».

– Интересная парочка, – покачал головой Канкрин.

– Третий – не хуже. Американский писатель Джек Лондон. Его ангажировал газетный трест Херста.

Канкрин с трудом сдержался, чтобы не присвистнуть. Ну и компанию ему предстоит доставить в их отдельный эскадрон специального назначения. Командир как в воду глядел, когда ставил ему и Горощене задачу.

Трое британцев и двое американцев застучали ложками в тарелках.

В «игнатьевскую столовку» зашел Горощеня. Присел рядом с Канкриным, который уже наворачивал куриный супчик.

Хозяин столовой глянул на него, хмыкнул и поставил перед великаном тарелку с двойной порцией. А затем наклонился и прошептал почти в ухо:

– Ты, братец, только до смерти их не заводи, а то мне за них отвечать еще. Да и люди они не самые распоследние.

– Нешто я не понимаю, вашбродь, – тихо прогудел в ответ лихо, – да и от командира приказа не было.

После обильного, а главное – вкусного завтрака, сытые и довольные иностранные наблюдатели и журналисты рассаживались по повозкам.

Ярко светило августовское солнышко. Вокруг кипела жизнь прифронтового Ляояна.

Небольшой караван из трех повозок тронулся в свою «одиссею».

Город остался позади.

Мистер Джером, он же сэр Уинстон Черчилль, развернул на коленях карту и ткнул карандашом в Ляоян, прочертив небольшой отрезок до вычерченной разноцветными карандашами линии фронта.

– Судя по карте, тащиться нам с полтора десятка миль. Полтора-два часа – и мы на месте.

Дорога тянулась, извивалась меж полей. На солнце начали накатывать тучки. Потянуло холодком.

Странная дремота навалилась на иностранцев. Веки словно налились свинцом, а на глазные яблоки будто насыпали песка. Неудержимо тянуло закрыть глаза, чтобы хоть как-то облегчить свое состояние.

Не тянуло в сон только одноглазого великана, ехавшего на телеге с багажом иностранцев, вольноопределяющегося Канкрина да китайцев-возничих.

Поля заволокло туманом. Белесые слои ползли со всех сторон, укутывая дорогу в плотную вату, в которой тонул свет, тонули звуки.

«Как в молоке едем», – подумал граф-рядовой и оглянулся на своего товарища.

Лихо перехватил взгляд боевого товарища и подмигнул своим единственным глазом.

Канкрин взглянул на карманные часы. Они ехали уже час, и при обычных раскладах должны были подъезжать к расположению.

Неожиданно переднее колесо второй повозки, перевозившей журналистов, издало хруст и отвалилось от оси. Повозка опасно накренилась.

Джек Лондон еле успел соскочить на землю, чтобы не упасть, и подхватил накренившуюся повозку, не давая ей опрокинуться.

Конан Дойл и Черчилль сбросили с себя тенета сна и тоже поспешили покинуть ставшее опасным средство своего передвижения.

Передней повозке с Хорном, Джадсоном и Канкриным и телеге с пожитками путешественников, где ехал Горощеня, тоже пришлось остановиться.

Китайские возницы сгрудились вокруг пострадавшего колеса, что-то стрекотали на своем, бурно жестикулируя.

– О чем они толкуют, граф? – обратился по-английски майор Хорн к Канкрину.

Вольноопределяющийся пожал плечами.

– Я не знаю китайского, сэр. Полагаю, обсуждают перспективы ремонта.

– А можно все-таки как-то их расспросить? Для нас это важно…

– Попытаюсь что-то сделать.

Канкрин подошел к трем китайцам и вступил с ними в бурную дискуссию, состоявшую в основном из красноречивых жестов и повторений по нескольку раз одних и тех же русских фраз, воздеваний рук к хмурому небу, отрицательных качаний раскосыми лицами и цоканьем языками.

С неба начал накрапывать мелкий дождик, будто не август на дворе, а, прости господи, конец сентября.

Военные наблюдатели и журналисты ежились, кутаясь в одежду от слишком уж свежего ветерка. Один только Джек Лондон, похоже, получал от происходящего какое-то удовольствие – крутился вокруг китайцев, то и дело делая фотографические снимки.

– Говорят, треснула ось – нужно менять. А колесо слетело – вывалилась чека, – пояснил Канкрин, вернувшись к путешественникам.

– Сколько займет ремонт?

– Вставить чеку недолго. А вот заменить ось… Нужна подходящая жердина.

– Можно укрепить ось веревками. Передайте им, мы готовы заплатить за скорейший ремонт, – Хорн достал несколько серебряных гонконгских долларов и протянул пару монет графу.

– Воля ваша, джентльмены.

Канкрин вернулся к китайцам, снова пошла разноязыкая дискуссия с бурной жестикуляцией. Наконец, китайцы закивали мелко, сгрудились вокруг повозки, завозились.

На ремонт ушло около четверти часа. Наконец все три повозки со своими пассажирами и возницами вновь тронулись в путь.

Дождь уже не просто накрапывал, а вовсю моросил. Дорога покрылась лужами. А густой туман и не думал рассеиваться. К тому же поднялся порывистый ветер, кидая целыми горстями капли дождя в лица путешественников. А они все ехали и ехали.

Туман немного поредел. Неожиданно оказалось, что дорога углубилась в странный лес. Кривые, словно больные деревья, все в лохматых бородах почти черного мха.

Сгустки тумана клубились, извивались, скручиваясь в подобия призрачных фигур. Дождь превратился в мокрый снег.

Джадсон удивленно смотрел на мохнатые снежинки, унизавшие рукав его мундира.

– Что это, господа? Снег в августе?!

– Куда нас занесло, – возмущенно обратился Хорн к Канкрину. – Мы едем уже третий час. Что это за место?

– Джентльмены, сбавьте обороты, – граф выглядел растерянным и недоумевающим. – Я сам понимаю происходящее не более вашего.

– Мы не могли свернуть не туда? Может, заплутали наши возницы? – подал голос Конан Дойл.

– Я старался следить за дорогой, – вступился за китайцев Джек Лондон. – Мы никуда не сворачивали.

– А вы можете объяснить вот это все? – Черчилль ткнул рукой в странный лес, тянущийся сразу за обочинами дороги. – По карте никакого леса быть не должно. Одни поля.

Джек Лондон помотал головой.

– Карты могут врать…

В лесу что-то утробно завыло. Кривые ветви уродливых деревьев смыкались над дорогой непроницаемым сводом. Джентльмены обнажили револьверы. И только Лондон оставался спокойным, время от времени делая снимки своим фотоаппаратом.

– Не думаю, что наши револьверы помогут против обитателей этого леса, – заметил он.

– Почему?

– Они помогут от людей или зверей, но этот лес не пахнет ни человеком, ни зверем… Он пахнет мокрым тленом и депрессией.

– Демоны? – Хорна передернуло.

Он повернулся к Канкрину:

– Граф, мы можем ехать быстрее?

– Вряд ли. Потеряем повозку с треснувшей осью. Хотите продолжить путь пешком?

– Ну уж нет…

Темнело. Мокрый снег сменился снежной крупой, которая сухо стучала по промокшей одежде путников. Снова навалилась густая и вязкая депрессивная дрема.

Глаза Черчилля закрылись.

Скрип колес повозки вдруг превратился в стук вагонных колес на железнодорожных стыках.

Тряско покачивался на изгибах железнодорожного пути вагон блиндированного поезда, на котором корреспондент «Морнинг пост» Уинстон Леонард Спенсер Черчилль отправился на рекогносцировку с отрядом своего знакомца еще по Малаканду капитана Холдейна.