Кулачник 5. Финал - Валерий Александрович Гуров

Феномен качнулся, глаза его закатились. Он сделал шаг назад — и ноги не выдержали. Соперник рухнул на настил, уже не садясь на колено для вида и не имитируя падение ради отдыха. Это был настоящий удар, который выбил из этого урода всю дурь.

— Один!.. Два!.. Три!..

Я стоял рядом, тяжело дышал, глядя на его распластанное тело. Он шевельнулся, попробовал подняться, но ноги дрожали, он шатался, как пьяный.

— Пять!.. Шесть!.. Семь!.. Восемь!..

Феномен поднялся, покачиваясь. Его руки дрожали, он пытался поднять их вверх, показывая, что готов продолжать, но колени предательски сгибались. Рефери всматривался в его глаза, проверяя, есть ли там ясность.

Честно говоря, её уже не было.

По-хорошему бой нужно было останавливать прямо сейчас. Но это был финал шоу, и здесь правилами управляла не медицина, а зрелище.

Рефери специально тянул время, и в следующий момент прозвучал сигнал гонга.

Сигнал спас Феномена и подарил ему ещё один шанс.

Феномен сделал шаг и едва не рухнул. Его ноги вели его не в свой угол, а к противоположному. Он пошёл не туда, запутался, глядел пустым взглядом куда-то сквозь табурета.

Рефери тут же подхватил его за локоть, развернул и показал рукой — туда.

Глава 17

Я рухнул на табурет в углу и откинулся на канаты. Ноги дрожали, руки налились свинцом. Я сидел, раскинувшись, будто вся жизнь вышла вместе с последним ударом гонга.

Сил не осталось.

В голове гудело, в груди жгло, каждая мышца ныла от усталости. Сердце билось так, будто хотело вырваться наружу.

Увы, теперь всё решали судьи. И вот тут начиналась настоящая нервотрёпка. Бой получился тяжёлым, рваным, слишком много моментов можно трактовать как угодно.

Да, я ронял его. Да, он выживал на канатах. Но ведь и я пропускал — пропускал тяжело… Я хорошо понимал, что если судьи захотят, то они могут отдать победу Феномену.

Сейчас я был в руках у системы, которая могла перечеркнуть всё, что я сделал. Всё, ради чего рвался сюда и сражался.

Минуты тянулись мучительно долго.

Я смотрел на то, что происходило у судейского столика. Главный судья наклонился к бумагам, что-то проверял. Рядом с ним уже стояли братья Решаловы, переглядывались и о чём-то переговаривались с ассистентами. Подошёл рефери, потом и Марина. Все столпились у стола, шептались, махали руками.

А победителя всё не называли.

По правилам решение должно быть объявлено почти сразу — судьи выставляют очки после каждого раунда, и к финальному гонгу всё уже должно быть подсчитано. Задержка всегда значит одно — судьи мудрят. Натягивают сову на глобус, как говорил мой старый тренер.

Саша Козлов стоял, облокотившись на канаты. Он молчал, но его пальцы барабанили по канату в бешеном ритме. Я видел, как он нервничает, хотя и старается держать лицо.

Я закрыл глаза на секунду и понял, что прямо сейчас я не могу на это повлиять. Всё, что было в моих руках, я уже сделал. Дальше… только ждать.

Наконец этот нескончаемый шёпот у судейского стола стих. Братья-близнецы что-то коротко сказали рефери, тот кивнул. Бумаги собрали в папку, и вся суета разом осела.

В центр ринга вышел Паша Решалов. В руках у него был микрофон, прожекторы сразу подсветили его фигуру. Он привычно расправил плечи и поднял руку.

— Прошу тишины, — сказал он.

Наступил момент, когда слышно было даже, как в зале кто-то нервно кашлянул.

— Сейчас… — начал Паша, делая паузу. — Мы озвучим решение судей.

Я смотрел на близнеца, чувствуя, как внутри всё сжимается. Но ни меня, ни Феномена не звали к центру, к рефери, чтобы поднять руку победителю. Мы оба стояли по своим углам.

Это было странно.

Что-то явно шло не так.

Обычно порядок всегда был один и тот же — бойцы выходят к середине, рефери берёт их за запястья, и после объявления решения поднимает руку победителю. Но сейчас нас оставили в углах. Паша тянул время, говорил об общем напряжении боя, о драматизме финала.

Я перевёл взгляд на Феномена. Он тоже стоял у канатов, не двигаясь, и смотрел в сторону. Лицо его было бледным, но в глазах читалось напряжение. Он тоже понимал, что происходящее не было в рамках нормы.

Паша Решалов наконец замолчал, перевёл дыхание, взглянул на брата и снова поднял микрофон.

— Итак… финал у нас получился крайне драматичным, — продолжил он. — И по результатам… мы приняли непростое решение. Но оно видится единственно верным в данной ситуации.

Все ожидали имени, поднятой руки, оваций. Но слова, что прозвучали дальше, вызвали шок.

— После напряжённого поединка у всех судей зафиксировано… ничья.

Я смотрел на Пашу и не верил. Всё внутри оборвалось. Как может быть ничья, если это финал? Здесь должен быть только один победитель. Такие правила.

Настя, стоявшая рядом у канатов, буквально вскинула руки.

Младший Козлов вцепился пальцами в канат, белый как полотно. Его губы дрожали, но он не произнёс ни слова. Я видел, как он тяжело дышит, будто каждое слово Решалова било по нему сильнее удара.

А я сидел в углу, чувствуя, как кровь стучит в висках. Я не понимал, что будет дальше. Всё это время я бился ради того, чтобы поставить точку. А теперь мне говорили, что точки нет.

Паша Решалов продолжил:

— Друзья, по регламенту нашего шоу ничьей в финале попросту не может быть. После обсуждения с рефери, с судейским корпусом и руководством лиги было принято решение. И от себя я могу сказать, что поддерживаю его. Здесь и сейчас оно кажется единственно верным.

Я напрягся, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

— Так как ничьей быть не может, — сказал он, делая паузу. — Мы предлагаем провести дополнительный раунд. Только так мы сможем выявить настоящего победителя финала нашего шоу!

Я сжал кулаки. Усталость в теле была такая, что хотелось упасть прямо здесь. Но внутри я понимал, что другого выхода нет.

Лёша поднял свой микрофон.

— При этом мы должны подчеркнуть, что изначально с бойцами существовала договорённость только о трёх раундах. Поэтому прежде чем объявить решение о проведении дополнительного, четвёртого раунда, мы обязаны посоветоваться с самими бойцами.

Лёша развернулся и посмотрел на меня.

— Саша Файтер, согласен ли ты принять дополнительный раунд и выявить победителя уже без оговорок?

Внутри всё кричало «нет». Мышцы налились свинцом, дыхание сбилось, сердце грохотало так, что звенело в ушах. Я оставил себя