Барон Дубов 9 - Михаил Капелькин

по мое, так что Верещагину это было почти по пояс. Метель лепила снег густо — так, что не видно было дальше пяти метров. Только густая тёмная пелена впереди. Чтобы не потеряться, обвязались верёвками. Шли долго и молча. Не поговоришь особо, пока ветер воет.

Зато мороз, хлеставший по щекам, отлично делал свою работу. Не давал думать. олод бодрил и заставлял кровь бежать быстрее, а сердце стучать чаще. Так хочешь не хочешь, а настроение поднимешь.

Через два часа метель внезапно стихла. В этот раз синоптики не обманули, и с тёмного неба, тихо кружась, падал мягкий снежок. Мы как раз вышли к озеру. Установилась такая тишина, будто уши плотно забило ватой. Ровная белая гладь убегала вдаль. Через несколько сотен метров из неё торчал бугорок, будто поросший щетиной. Это был островок, занесённый снегом. А сквозь сугроб торчала жёлтая трава. Противоположный берег тонул в темноте.

Это не зрение у меня хорошее. Просто видел его уже не раз, и память услужливо дорисовывала картинку.

— Фух, я думал сдохну! — Верещагин упал в сугруб и тут же в него провалился. Только белая маска торчала сверху. И то, сливаясь со снегом. Из сугроба донеслось: — Сам бы я тут не прошёл, больно снег глубокий. А вот за тобой будто по дороге идёшь!

— Ага. Хорош лежать, дальше пошли, — дёрнул я за верёвку.

— А мы ещё не пришли, что ли?

— Если ты придумал способ, как рыбачить, пробурив лунку в земле, дай мне знать. А если нет, то двигай давай.

— Ладно-ладно…

Верещагин вылез из сугроба и отряхнул одежду от налипших снежинок. И мы пошли дальше по льду озера. Почти дошли до того островка в центре и остановились. Я вывалил из кольца всё, что нам было нужно: сборную палатку, ручной бур, складную печку, запас дров и еды. Ну и снасти, само собой. Какая рыбалка без снастей?

— А самосборной палатки не было? — спросил Алексей, хмуря глядя на нагромождение брезента и всяких палочек.

— Была конечно, — откликнулся я. — Осталась там же, где сексапильные красотки, снегоход и тёплая постель.

— Это где?

— В пансионате для нытиков. Помогай палатку ставить давай.

— Блин… — вздохнул Алексей. — К такому меня жизнь не готовила.

— Она вообще мало к чему готовит. На, ставь туда.

Вскоре мы уже сидели внутри большой палатки, а в собранной печке весело трещали дрова. Температура внутри быстро росла, поэтому верхнюю одежду мы сняли, оставшись в свитерах и тёплых штанах. Пробурили лунки на расстоянии пары метров друг от друга, и я стал объяснять премудрости зимней рыбалки, которые постиг на собственном опыте. Мой отец зимней рыбалке предпочитал летнюю. Он зиму вообще не очень любил, в отличие от меня.

— Заповедь первая, — сказал я, втыкая в снег литровую фляжку. — Не начинай пить, пока не поставишь снасти.

Внутри уже стало совсем тепло. Градусов пятнадцать, не меньше. Свет давала маленькая лампа с магическим кристаллом. Дорогая, но дико полезная. Когда надо, она давала пасмурный серый свет. Не знаю, что там думает рыба в такие моменты, но пищу она ищет активнее. Может, думает, что это утро наступает?

В общем, мягкий свет наполнял палатку. Мягкий и очень слабый. Всё равно, что утренние сумерки. Собственные движения при таком свете размывались и казались нечёткими.

— А ещё заповеди будут? — спросил Алексей, когда мы закинули две донки. — Или всего одна?

— Не отвлекайся пока, — буркнул я, внимательно следя за травящейся леской. — Сейчас главное снасть правильно раскинуть.

— А если неправильно раскинули? Палатку будем переносить?

В принципе вопрос дельный. Если тут поклёва не будет, то придётся бурить другую лунку. Но это место я знал, здесь всегда клёв хороший. Потому что дно каменистое и стук от грузика получается добротный. Рыба слетается, как мотыльки на свет.

— Лёша, если ты сейчас накаркал, то ты её и будешь переносить, понял? — Я сурово глянул на парня. Он сглотнул и кивнул, возвращаясь взором к удочке. — Давай, постучи о дно несколько раз, только не сильно, и ждём.

Внимательно следя за его действиями, я и сам постучал. Грузик поднимался легко. Стук по леске передался хороший, как о что-то твёрдое. Значит, не ошибся с местом.

— Постучал. А дальше-то что? — вопросительно взглянул на меня Алексей.

Я объяснил ему, как надо закрепить рукоятку, после чего наказал сидеть, не отсвечивать, причём в буквально смысле, и ждать.

— А чего ждать? — не унимался Верещагин.

— Сам увидишь, — отвечал ему.

— Не понимаю…

— А тут и понимать ничего не надо. Надо первую заповедь исполнять, — сказал, разливая горячительное из фляжки по рюмкам.

— Дак ведь не пить… — слабо рыпнулся Алексей.

— Снасти установили? Установили. Вот и всё. Давай, чтобы хорошо клевало сегодня.

Вскоре по нутру разлилось приятное тепло. А вот Алексей, отодвинув маску вбок, попытался глотнуть, прыснул, расплескав всё, и закашлялся так, что аж слюни носом пошли.

— Господи, что это? — чуть не плакал раскрасневшийся баронет. Или уже барон.

— Самогон Петровича, — пожал я плечами. — Двойной перегонки. Старик гонит его, сколько я себя помню. Наверно, всегда его гнал. Хорошее средство от холода, горечи и печали.

— Ты за этим меня привёл? — шумно высморкался Верещагин. — Чтобы избавить от горечи и печали?

— Да больно надо. Мы через пургу два часа шли, замёрзли. Надо согреться. Я не собираюсь тебя тащить на своём горбу, если вдруг свалишься с лихорадкой.

— Здесь оставишь? — хмыкнул он.

— На прикорм пойдёшь.

— Ладно… — Алексей воткнул в снег рюмку. — Давай ещё. Не собираюсь я рыб кормить.

— Хорошее начало, — улыбнулся я, разливая прозрачную жидкость по рюмкам из нержавейки.

Второй тост был за большую рыбу. Алексей опрокинул рюмку и зажмурился, пытаясь заставить себя проглотить обжигающий ком. В конце концов он смог это сделать.

— А-а-а! — выдохнул он, шлёпнув рюмку в снег, и занюхал рукавом.

Никак древние русские инстинкты проснулись.

Снова из глаз парня покатились слёзы, но хоть в этот раз не жаловался. Вообще ведёт себя так, будто ничего крепче вина не пил.

— Я никогда не пил ничего крепче вина… — просипел он, а я заржал.

Только тихо, чтобы рыбу не распугать. Она, конечно, далеко внизу, но вода хорошо звуки переносит.

—