Прежде, чем умереть (СИ) - Мичурин Артём Александрович

— Не по пути, — огорчил я ушлого продавца собственной головы и развёл руки, обрадованный долгожданным визитом Иннокентия, гружёного блюдами. — А вот и горяченькое подоспело! Налетай, нам ещё есть что обсудить.

Глава 24

Дорого ли стоит человеческая жизнь? Лет семьдесят назад этот сакраментальный вопрос породил бы уйму не менее сакраментальных в своей затасканности ответов, но — хвала немирному атому! — сегодня, отвечая на него, нет нужды упражняться в софистике и демагогии. В среднем человеческая жизнь стоит двенадцать золотых. Разумеется, многое зависит от цели, исполнителя, нанимателя, сроков и обстоятельств, но средневзвешенная цена за устранение двуногого раздражителя такова. Учитывая, что подавляющее большинство людей и даром никому не спёрлось, двенадцати золотых хватит, чтобы избавиться от любой особи из девяносто девяти и девяти десятых процентов их общей массы. Человеческая жизнь — товар ходовой, благо ассортимент всё ещё богат, и перед клиентом широкий выбор. Продавцов чужой жизни принято называть охотниками за головами, многим кажется, что это звучит благороднее, чем «убийца», но суть та же — ты берёшь деньги за то, что тебе никогда не принадлежало, и отправляешь это в великое Ничто. Уникальная экономическая модель, но она работает. Некоторые мои коллеги возразят, мол, они не такие, они выслеживают и убивают приговорённых, творят правосудие. Лицемеры. Пригоршня золотых приговорит любого, в том числе и палачей. Идя на охоту, следует помнить, что твоя цель — не олень, и вполне может нанять собственного охотника, или двух, или отряд, да хоть армию, весь вопрос в платёжеспособности. Правосудие? Как бы не так. Деревенский парень, впервые сорвавший со стены портретик с ценником, ещё может пребывать в романтических заблуждениях относительно справедливости и прочей хуеты, но если взрослый мужик, не один год промышляющий отстрелом двуногих за награду, начнёт втирать мне подобное, я отрежу ему башку и постараюсь найти на неё покупателя. Это будет несложно. Да, как не парадоксально, охотники за головами — один из самых желанных товаров охотников за головами. В моей практике были случаи, когда приходилось жёстко конкурировать с коллегами за право первого выстрела по нашему общему старому знакомому, настолько жёстко, что некоторые коллеги становились сопутствующими жертвами. Я и сам давно бы пополнил чей-то кошелёк, кабы ни позволил однажды задержаться, а затем и остаться навсегда в своей голове одной простой параноидальной идее: «Никому нельзя верить. Ни-ко-му».

Ольга и Павлов подтянулись в кабак только к половине второго, когда мы трое были уже вполне довольны жизнью, и даже Ветерок начал строить планы на будущее:

— А знаете, — откинулся он назад и мечтательно уставился в потолок, — спроси меня кто сейчас: «Чего ты, Саня, от жизни хочешь?»; так отвечу без запинки — бабу хочу, горячую, ненасытную, чтоб досуха выдоила, а потом и помирать можно. О... — сконфузился Ветерок, заметив вошедших.

Ольга и лейтенант с хмурыми физиономиями молча прошли к столу. Оля бросила в угол сидор и поставила рядом зачехлённую винтовку, Павлов нежно опустил едва заметно шевелящийся брезентовый куль и подпёр его своим вещмешком.

— Чего так долго? — поинтересовался я.

— Торговались, — сухо ответил лейтенант, пристраивая задницу на стул.

— И?

— Пришлось отдать один «Корд».

— Целый «Корд»?! Вы ебанулись?!

— Я пытался сторговаться на затворную группу, но не вышло, — пошутил Павлов, а может и нет.

— Когда починит?

— Завтра к полудню.

— Ну, могло быть и хуже.

— Ты сегодня удивительно позитивен, — смахнула Оля крошки со своей части стола на мою.

— Перенимаю опыт у нашего нового знакомого. Есть будете?

— Не откажусь, — устало вздохнул Павлов, расплывшись по стулу. — Мне... не знаю... картошки с мясом.

— Нихера себе запросы! Но сегодня тебе повезло, шеф-повар как раз специализируется на подобной экзотике. Кеша, дорогой, неси свою лучшую картошку с мясом. Две порции! — добавил я, глянув на пустой стол перед Олей. — И водку не забудь, в горле уже пересохло!

— Я бы и сама заказала, — нахмурился мой ангел.

— Брось, дай старику немного побаловать свою ненаглядную девочку.

— Но ты даже не спросил, чего я хочу.

— Я подумал...

— ...что и так сойдёт, — закончила Оля начатую мною фразу, совсем не так, как я собирался это сделать. — Действительно, накой чёрт тебе ещё чьё-то мнение.

— Оленька, солнце моё, что с тобой сегодня, недоёб или месячные?

В воздухе повисла немая пауза.

— Это пошло и совсем не смешно, — выговорила Ольга после глубокого вдоха-выдоха, наверняка успев сосчитать в уме до десяти, и уставилась испепеляющим взглядом на Стаса, тщетно пытающегося побороть смех, от чего тот превратился в забавное хрюканье.

— Нет, — прокашлялся Станислав, взяв себя в руки, — всё-таки чуть-чуть смешно. Не прям вот оборжаться, но пробрало немного. А ты как считаешь? — взглянул он на растеряно улыбающегося Ветерка. — Смешно ведь?

— Ну, — опустил Саня глаза, — я бы предпочёл воздержаться от комментариев.

— А что так? — всплеснул руками Станислав, изобразив недоумение. — По-моему, Кол хорошо пошутил. Оленька, солнце, недоёб... Чувствуешь, какая игра слов, сколько экспрессии? Почему не посмеяться над хорошей шуткой? — весёлость на лице Станислава резко сменилась нарочитой серьёзностью, он пододвинул свой стул ближе к Ветерку и, заглянув ему в глаза, прошипел: — Почему?

— Кхм... Ладно, — кивнул Саня, недолго поразмыслив, — ты прав, шутка неплохая. Но, — поднял он палец вверх, переведя взгляд на всё более румяную Ольгу, — немного злая. Да, как и любая шутка, оскорбляющая чужие чувства.

Ветерок замолчал, надеясь, что такая сомнительная дипломатия позволит съехать с базара, но теперь уже все за столом молча уставились на него, и Саня вынужден был продолжить:

— К тому же, мне так кажется, эксплуатировать тему женской физиологии и недо... недостатка мужского внимания не совсем честно, отчего качество шутки снижается. Наверное.

Румянец на Олиных щеках приобрёл такую интенсивность, что почти растворил в своей палитре веснушки:

— Думаешь, у меня недостаток внимания?

— Нет-нет, такое только слепой мог бы предположить, — улыбнулся Ветерок заискивающе.

— Значит, я, по-твоему, слепой? — уколола меня холодная игла обиды.

— Боже упаси! Я совсем не то сказать хотел. Как же вам объяснить?

— Да уж будь любезен, растолкуй нам тупеньким.

— Зачем переводить всё в такую плоскость?

— Кол слепой, у Ольги запущенный недоёб, мы все тупые, и шутки наши — говно, — мастерски подытожил Станислав, плеснув себе в стопку остатки содержимого графина. — Спасибо, Сань, грамотно всё разложил. Давай, твоё здоровье.

— Хватит это повторять, — проскрежетала Оля, едва разлепляя губы.

— Про недоёб? — уточнил Станислав.

— Да.

— Но ведь правда же. Вспомни, как давно ты с мужиком была. Э нет-нет-нет, — помотал Стас головой, — тот раз не в счёт.

— Кто сказал, что я считаю тот раз, — осклабилась Оля. — Ты же про мужиков толкуешь.

— Бросьте собачиться, — устало выдавил из себя Павлов. — И так день был говённый, вы ещё и ночь портите.

— Нет уж пусть договорит, — полез в бутылку Стас. — Я, значит, не мужик, да?

Ветерок, сидящий между двумя бузотёрами, сложил руки на коленях, прижался к спинке стула, будто это делало его менее заметным, и тихо радовался тому, что выпал из фокуса.

Ольга вместо ответа на каверзный вопрос лишь снисходительно улыбнулась.

— А кто же тогда мужик? — не унимался Стас. — Такой прям ух! Такой, чтобы и в огонь, и в воду, и точно в цель с километра! Может, ты, а? Что молчишь, в точку попал? Хочешь быть мужиком, да, чтобы тебя боялись и уважали, чтобы в глаза смотрели тебе, а не на сиськи и жопу?