Сергей Кусков - Золотая планета

— А где гарантия, что услышанное тобой завтра не попадет на первые полосы таблоидов? — Ее глаза опасно прищурились.

Она видела во мне ровню, человека с возможностями, и это позабавило.

— И как я это сделаю?! — наигранно-удивленно воскликнул я.

— Папарацци… — начала она, но я грубо перебил:

— Бэль, папарацци засмеют и оплюют меня, предложи я им информацию о тебе! Скажут: «Мальчик, иди покури еще, хорошая у тебя травка! И не мешай серьезным людям работать!» Не забывай, я — парень с рабочей окраины, а не видный деятель планеты, к которому нужно прислушиваться. У меня нет ни авторитета, ни нужных знакомых. Да и не нужны они, в общем… — Я равнодушно пожал плечами. — Мне и на своем месте хорошо.

Бэль сникла. Да, при долгом тесном общении о социальной пропасти забываешь быстро. Но с другой стороны, именно я — идеальная кандидатура в духовники. Просто потому, что ничего не смогу ей сделать при всем желании. Наоборот, посочувствую и дам совет, если смогу. Хотя, как показывает практика, чтобы разобраться в себе, чужие советы не нужны. Достаточно озвучить волнующие тебя вопросы вслух, и решение напросится само. Одно время я даже вел аудиодневник, который затем переслушивал, пока не перерос. Зато теперь горжусь сохранением здравого мышления в самые трудные периоды.

— Кстати, вот и лавочка освободилась, как по заказу!

Парочка, сидящая на лавочке чуть впереди, поднялась и ушла в противоположном направлении. Я, ускорив шаг, плюхнулся на нее, забивая место:

— Присаживайся!

Бэль, как положено порядочной сеньорите, плавно опустилась на пластиковое сиденье, поправляя юбку и держа спину перпендикулярно земле. Элементарный вроде жест она сделала с такой грацией и такой элегантностью, что я со своими медвежьими повадками почувствовал себя неуютно. Блин, вот они — хорошие манеры!

Мое смущение не осталось незамеченным — в глазах Бэль промелькнула веселая искра удовлетворения. Вот зараза! Ничего, я найду чем ответить.

Сев, девушка какое-то время молчала, собираясь с мыслями. Затем, глубоко вздохнув, воскликнула:

— Хорошо, убедил. Расскажу. Только при условии, что все останется между нами.

— Разумеется.

— Мой отец — никакой не тиран. Он очень хороший, добрый и отзывчивый человек и очень нас любит. Меня и брата с сестрой. И никогда нас не ругает.

— Прикольно! А мать?

— Мать тоже очень хорошая, хотя и строгая и нас любит. Мы нашли общий язык, от нее я бы никогда не удрала. Но она — глава одного из древнейших родов планеты, уходящего корнями в старую аристократию, еще доимперской эпохи…

При этих словах я присвистнул. Вот это да! Только что она подтвердила мои худшие опасения. Их, старой аристократии, всего ничего, они богаты и на виду у всей планеты. Теперь понятны опасения насчет папарацци.

— Мама возглавляет семейный бизнес, она — очень занятой человек, и мы слишком редко видимся, чтобы ссориться. — В ее голосе послышались нотки грусти. Здесь я ей сочувствовал, но помочь не мог — у каждого статуса свои плюсы и свои минусы. — Это огромная компания, Хуан! Там столько дел, столько проблем, столько ответственности!..

Я кивнул. Масштабы подобной компании приблизительно представлял. Бюджет родителей учеников ВСЕЙ нашей престижной школы не составит и десятой части их чистой прибыли.

— Тогда с кем у тебя трения? Зачем было бежать? Разве может быть кто-то авторитетнее ТАКИХ родителей, ТАКОЙ матери?

— Может. — Она вновь тяжело вздохнула. — Все не так просто, Хуан. Трения у меня не с родителями, а с… мачехой. Вот. И сбежала я, чтоб насолить ей.

Я раскрыл рот от удивления. Бэль глядела вперед невидящим взором.

— Эта злая гарпия, занимающаяся нашим воспитанием, ни во что не ставит ни меня, ни мое мнение. Мы меж собой даже прозвали ее штандартенфюрер. Вот и весь конфликт, Хуанито. Теперь можешь смеяться.

Смешно мне не было. Даже от экзотического прозвища.

— Как все запущено!

— Это точно. И главное, я совершенно ничего не могу сделать! У нее что-то типа карт-бланша, родители не лезут в «воспитательный» процесс. Любые попытки проявить себя, доказать, что я взрослая, обречены на провал.

— Но она же должна понимать, что ты… не маленькая.

— Она понимает. — Бэль покачала головой. — Скажу больше, она не такой тиран, как кажется, и многое нам позволяет. Но может надавать мне по мордасам в присутствии друзей и подруг за здорово живешь!

А вот тут я расхохотался от души, и хохотал долго. Бэль же насупилась и съежилась, забыв о своей аристократичной осанке и манерах. Кажется, я своего добился: скелеты ее семьи, гремя костями, громко посыпались из шкафа на землю — только успевай собирать.

— Я знала, что ты будешь смеяться! — обиженно пробурчала девушка. — Но для меня все это серьезно.

— Извини. — Я силой взял себя в руки. — Я не хотел. А родители что, совсем ничего не делают? А мать? Уж она-то должна тебя защитить?

Бэль отрицательно покачала головой.

— Почему?

— Это долгая история.

— Так мы вроде никуда не спешим?

Ответом мне стал очередной тяжелый вздох.

— Главой нашего рода является мать, — начала она долгий рассказ. — Это не нонсенс, добрую треть кланов на планете возглавляют женщины. Хотя бы номинально.

Я кивнул. Да, это так. На Венере, в отличие от бывшей метрополии, с самого основания действует закон о равноправии полов при наследовании. Единственное условие при этом — у женщины-наследницы дети принимают первую фамилию матери, а не отца. Базовое условие. Для далекой Земли это варварство, там вообще не понимают, как возможно равноправие полов, но на то они и далекая отсталая Земля. Благодаря этому закону, например, все члены королевской семьи вполне естественно, без заморочек, носят фамилию Веласкес (фамилию основателя династии, генерала, жившего три с половиной сотни лет назад), хотя отцами наследниц престола и законными мужьями королев за столетие кто только не был. Даже в Империи такой закон касается лишь последних представительниц рода, когда, кроме них, нет никого по мужской линии.

— С отцом они развелись, когда мы были маленькие: мне исполнилось всего семь, а брату четыре. Отец в один день взял и ушел от нас и женился на маминой подруге. Причем не просто подруге, а лучшей подруге!

Я покачал головой:

— Бывает. А как она стала надзирательницей? И почему ты ее боишься, если она — никто?