Праздник под угрозой - Алекс Хай

Я нашел Леню в гостиной — парень не собирался танцевать и сейчас просто стоял рядом с другими гостями, слушая рассказ Голицына о новом урожае вина. Увидев меня, Уваров откланялся и подошел ко мне.

— Идем в кабинет, — велел я.

— Что-то случилось?

— Пока нет. Нужно сделать так, чтобы и не случилось.

В кабинете горела лишь одна настольная лампа. В это помещение гости не допускались, так что мы с Лёней оказались здесь одни.

— Леш, в чем дело? Я снова где-то проштрафился?

— Слава небесам, нет, — улыбнулся я. — И я должен заранее извиниться.

— За что?

Вместо ответа я быстро выбросил вперед руку и дотронулся до его лба. Резкий выброс психоэфира подкосил парня, и он обмяк — я едва успел подставить под его тощий зад кресло.

— Вот за это, — сказал я, вещая крепкое сонное заклинание.

Лучший сторож — бессознательное состояние. Хватит как раз на пятнадцать минут, а на большее время нам с Идой все равно нельзя уединяться — заметят.

Вернувшись к Иде, я протянул ей руку, предлагая следовать за мной. Она приняла её с лёгкой улыбкой, и мы отправились к задней части дома, избегая центральных коридоров и шумных залов. Узкие проходы, ведущие к крыше, редко использовались.

— Куда ты меня ведёшь? — спросила Ида, её голос звучал сдержанно, но любопытство в нём было очевидным.

— Терпение, ваше сиятельство, — ответил я с лёгкой улыбкой. — Обещаю, это стоит того.

Наконец, мы добрались до чердака. Я открыл небольшой люк и, поднявшись первым, протянул Иде руку, чтобы помочь ей выбраться. Холодный ночной воздух сразу окутал нас, но вид, открывшийся с крыши, компенсировал все неудобства.

Центр ночного Петербурга раскинулся перед нами во всей своей красоте. Огни Петропавловской крепости отражались в тёмной глади Невы, а Зимний дворец и Дворцовая набережная сияли вдалеке. На горизонте мерцали Ростральные колонны Васильевского острова.

Ида ахнула, её глаза широко раскрылись, словно она пыталась запомнить каждую деталь этого момента.

— Это невероятно, Алексей! — прошептала она, делая шаг вперёд. — Я не знала, что с Петербургской стороны открывается такой роскошный вид! Здесь весь центр как на ладони…

— Не весь, — ответил я, прислоняясь к каменной балюстраде. — Но отсюда вид не хуже, чем с другого берега, не так ли?

— Это волшебно, — сказала она, оборачиваясь ко мне. Её глаза блестели от восторга, а лицо светилось в лунном свете.

Мы стояли рядом, наслаждаясь тишиной и величием города. Я смотрел на неё, а она — на огни Невы. Её плечи подрагивали от холода, и я заметил это.

— Замёрзла? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально.

— Немного, — призналась она, потирая ладони.

Я снял свой камзол и набросил ей на плечи. Ткань показалась мне слишком лёгкой для такой прохлады, но Ида улыбнулась и крепче прижала камзол к себе.

— Теперь лучше? — спросил я, с искренним беспокойством глядя на неё.

— Гораздо, — ответила она тихо. Затем, сделав шаг ко мне, она неожиданно коснулась моих губ лёгким, но тёплым поцелуем. Я замер, удивлённый, но в то же время чувствуя, как сердце забилось быстрее.

— Это становится привычкой, — сказала она, отстранившись, её улыбка была озорной. — Кажется, я уже не могу без этого.

— Не все привычки вредны, — ответил я, пытаясь сохранить спокойствие, но не в силах сдержать лёгкую улыбку.

Её голос стал тише.

— Алексей, я… Мне нравится то, что между нами происходит. Настолько нравится, что… — она замялась. — Я не хочу торопить события. Точнее, хочу, но понимаю, что это неразумно. Ведь у тебя столько всего впереди — и учеба, и служба… Но я хочу, чтобы ты знал — я готова ждать.

Её слова прозвучали серьёзно. Я кивнул, понимая, что она говорит не просто о моменте, но о будущем, которое она видит для нас обоих.

Но в этот момент позади нас, на чердаке, раздался грохот. Звук был резким, словно что-то упало, и слишком громким, чтобы его можно было проигнорировать. Мы оба резко обернулись, и я почувствовал, как Ида крепче схватилась за мой локоть.

— Что это? — прошептала она, её голос дрожал.

Я прищурился, вглядываясь в темноту выхода.

— Мы здесь не одни.

Глава 17

— Черт! — Ида крепче прижалась ко мне и замерла. Её плечи дрожали то ли от страха, то ли от холода. Она взглянула на меня, безмолвно спрашивая, что мы будем делать дальше.

Я жестом показал ей оставаться снаружи на крыше, а сам медленно залез в окно чердака. Доски скрипнули под моим весом, и я, сдерживая дыхание, зажёг «Люмен». Мягкое голубоватое сияние осветило пыльные балки, свисающие паутины и хаотично разбросанные старые вещи, отправленные сюда в вечную ссылку.

— Кто здесь? — спросил я громким шёпотом. — Выходи по-хорошему.

Ответа не последовало, но я уловил шорох ткани и быстрые, нервные движения. Прислушиваясь, я двинулся к углу чердака, стараясь не наступить на старые доски, которые грозились выдать меня громким треском. Ощущение напряжения усиливалось — каждый мой шаг казался слишком громким, а сердце билось так, будто его могли услышать даже снаружи.

Свет магического шара осветил угол, и я, наконец, увидел…

— Да вы издеваетесь⁈

Черкасов и Аграфена, оба в съехавших набекрень париках, застыли, пойманные с поличным. Их лица выражали смесь паники, смущения и раздражения. Черкасов, всё ещё держа Аграфену за руку, беззвучно открывал и закрывал рот, словно вытащенная из воды рыба.

— Алексей Иоаннович! — прошипела Аграфена, нервно поправляя накидку на бледных плечах. Её тон был одновременно сердитым и растерянным. — Что вы здесь делаете?

— Тот же вопрос хотелось бы задать и вам, господа, — сухо ответил я.

Черкасов покраснел так, что это было заметно даже в голубом свете. Забавно, а ведь мне казалось, что он давно утратил способность смущаться — с его-то донжуанским списком. Экспедитор спешно поправил воротник бутафорского камзола.

— Полагаю, Алексей Иоаннович прекрасно понимает, что мы здесь делаем, — сказал он, глядя мне прямо в глаза.

Что ж, хотя бы не стал отнекиваться и искать дешевых оправданий. Аграфена запоздало отпрянула от своего визави, стараясь вернуть себе серьезный вид. Получилось скверно.

Я не выдержал и поднял руку, жестом предлагая им остановиться. Глубоко вдохнув,