Будет день - И. А. Намор

– Поедешь укреплять связи? – Виктор явно не считал, что это единственная цель поездки Олега, и, разумеется, оказался прав. Ольга ведь тоже кое-что понимала и ситуацию просчитала верно.

– Разумеется, нет, – покачал головой Олег. – Я думаю, что с Гейдрихом можно сыграть по-крупному. Он дал мне свободу действий, а теперь выяснится, что не зря. Я привезу ему „интимный“ канал из Москвы…

– И он разыграет этот канал, как разыграл в той действительности Тухачевского, – сказала Ольга и достала из своего изящного портсигара длинную тонкую пахитосу – ее новый фирменный бренд.

– Возможно, – сразу же согласился Олег. – Все возможно, но возможно, также, что, имея информацию Штейнбрюка и наше собственное видение момента с послезнанием, заработать в глазах Гейдриха и еще пару-другую очков. Ну, а по поводу маршала… Можно ведь и подстраховаться. Пусть теперь будет не Тухачевский, а Ворошилов с Буденным.

– И с какого бодуна? – поднял бровь Степан.

– Крестьянский вопрос, – предположил Виктор.

– И что? – не поняла Таня, а Ольга кивнула, соглашаясь с такой трактовкой, и добавила вполголоса:

– Я бы добавила сюда еще и Тодорского с Куликом…

– И потом второй конец моста нам в любом случае нужен, – продолжил свою мысль Олег, проигнорировав – случайно или намеренно – обе женские реплики. – Иначе канал влияния превратится в пустой звук, да и история, прошу заметить, на месте не стоит. В Судетах неспокойно…

– Это еще мягко сказано, – поддержал друга Виктор.

В Судетах действительно было неспокойно.

– Да, заварил ты кашу, – с уважительной улыбкой на губах согласился Степан.

– Меня вело провидение, – усмехнулся в ответ Олег, взглянув на Татьяну. – Ну кто мог знать, что судетские немцы на Германию бочку покатят, а убивать начнут чехов. Я, честно говоря, и не знал, что они на Австрию ориентируются, а Баст в тот момент как под наркозом был. Тоже не помог.

– Странно… – Ольге это действительно показалось странным, но, с другой стороны…

– Что тебе кажется странным? – по-видимому, уловив в ее реплике „подтекст“, повернулся к ней Олег, а Таня…

„Гм… уж не задумалась ли мадемуазель над вопросом: а не означает ли мой тон и мой взгляд что-то, кроме общей развращенности организма, и, если означает, то что именно?“

– Мне казалось, ты знаешь, как головой пользоваться.

– Знаю, не знаю… А ты, ты, собственно, о чем?

Таню этот обмен маловразумительными репликами заинтересовал по-настоящему. Виктора, как ни странно, тоже. Во всяком случае, Ольге показалось сейчас, что Федорчука подтекст занимает не меньше, чем прямой смысл слов.

– Чехословакия всего лишь часть бывшей империи. К кому же должны тяготеть судетские немцы, как не к австрийским братьям?

– Ага, – сказал Олег. Но, судя по всему, он об этом и в самом деле не подумал.

– И если Генлейна убило Гестапо… – добавил Виктор.

– То, разумеется, из-за того, что он флиртовал с австрийцами, – закончила его мысль Ольга. – А чехи знали, но не помешали…

– Между прочим, чудный материал для аналитической статьи, – кажется, Степан уже обдумывал содержание будущего эссе. Во всяком случае, голос его звучал несколько отстраненно. – О влиянии незамутненного избыточной информацией идеализма на судьбы европейской политики. Какие параллели можно провести! От Гаврилы, нашего, Принципа до Себастьяна фон Шаунбурга. История добра с кулаками в картинках. Хм… – Степан осекся, осознав, что зашел со своей иронией несколько дальше, чем следует.

– Надо Степу в Пулитцеры двигать, – сказала Таня и тут же, похоже, пожалела о своей поспешности. Олег бросил на нее всего один короткий взгляд, но такой, что лучше бы, как говорится, обругал.

– А что! – хмыкнул Степан. – Богатая идея! А то кто я? Да я никто, да звать меня никак… – съерничал он, и Ольга – даже будучи занята своими девичьими проблемами – уловила в его шутейной речи отголоски какого-то старого или, напротив, совершенно недавнего разговора.

– Информацией обеспечим, – кивнул, соглашаясь, Олег. – А хороший журналюга – это вполне себе ОМП…

– А можно я буду твоим негром? – мягоньким голоском предложила Ольга. – Между прочим, Генлейн флиртовал не только с австрийцами, он и с англичанами заигрывал… а еще у меня есть для тебя статья о Балканах. То есть будет, разумеется… Но на французском, – уточнила она и тут же обезоруживающе улыбнулась. – Ну что, берешь в негры?

– В негритянки! – хохотнул Степан. – А что на французском, так это не страшно. Переведу.

– Поторопись, старик, – неожиданно вполголоса сказал Федорчук. – Скоро аналитика станет неактуальна. По крайней мере, по Чехословакии. Боюсь, через пару месяцев, а то и раньше, лучше всего будут продаваться фронтовые репортажи…

* * *

Разумеется, никуда Олег не уехал. То есть не уехал сразу, как сказал давеча. И сам не захотел, и „обстоятельства“ не позволили, потому что ко всем компаньонам вместе и к каждому в отдельности пришло теперь понимание, что если они до сих пор живы, то это скорее случайность, чем закономерность. А посему три следующих дня были плотно заняты – с утра до вечера – „составлением планов“ и „утрясанием деталей“. Без тщательной проработки соваться в пекло никому больше не хотелось, тем более что никакого особого „батьки“ им по рангу не положено. Оставалось самим о себе позаботиться. Вот и заботились. Выметались с утра пораньше, то есть сразу после завтрака „на природу“ – в беседку на высоком берегу реки – и устраивали там пикник до самого обеда. Термосы с кофе и чаем, коньячок – но в разумных пропорциях – сигареты, шоколад, то да се.

Сидели, стояли, бродили, даже костерки время от времени разводили, но главное – говорили, оттачивая формулировки и создавая непротиворечивые модели поведения. И тут, среди прочего, выяснялось – вернее было, наконец, замечено и осознано, – что все они, совсем не то, вернее, не те, какими являлись где-то и когда-то, в будущем не совершенном. А вот чем или кем каждый из них стал здесь и сейчас, предстояло еще выяснить, потому что эта рыба так просто в руки не давалась.

И это тоже требовало времени и внимания, тут, как ни крути, кроме самих себя любимых, никого, кому можно было бы доверить главное, в природе не наблюдалось. А значит, следовало привыкать друг к другу, притереться, учиться наново, если уж не любить – чувства чувствами, как говорится – то хотя бы терпеть. Но, слава богу, люди они все взрослые, обремененные кое-каким жизненным опытом, а потому и с задачей этой справились – пусть и в первом приближении – совсем неплохо. Во всяком случае, уже то хорошо, что ситуацию все понимали правильно и никаких иллюзий по ее поводу не питали. Аминь.

А в дорогу отправились