Имперский вор. Том 2 - Дмитрий Ра

class="p1">– И как впечатления? – спрашивает Назаров, когда мы уже сидим у него в кабинете и пьём кофе. Как по мне, ничуть не хуже чем у великой княжны Анастасии. Только совсем уж горький.

– Отличные, – честно отвечаю я.

– Надеюсь, вы убедились, что мои кадеты учатся здесь добровольно и с радостью.

– Как и в Императорском училище, – пожимаю плечами. – Только в училище, Виктор Алексеевич, перспектив всё же больше.

– Пожалуй, что так, – кивает Назаров. – По накатанной дорожке карьеру сделать несложно. Но когда высоких чинов ты добиваешься сам, это, друг мой, намного приятнее. Очень, знаете ли, повышает чувство собственного достоинства.

– Честно сказать, Виктор Алексеевич, – ухмыляюсь я, – лично у меня оно и так зашкаливает.

– Да, – соглашается Назаров, – вижу, что вы вполне самодостаточны… Ну давайте подойдём к нашему вопросу с другой стороны. Вы, возможно, не в курсе, но среди преподавателей Императорского училища нет ни одного мага иллюзий. А ведь техники дара вам нужны, Никита. Ох как нужны.

Это он, конечно, прав.

– А в вашей школе такие маги есть?

– Всего лишь один, – вздыхает Назаров. – И он перед вами. Этот аспект дара – огромная редкость, вы же знаете. В столице вот нас таких всего трое.

Соглашаюсь:

– Да, это очень мало. А скажите, Виктор Алексеевич, почему же в вашу прекрасную школу не отдают своих наследников древние роды́?

– Амбиции мешают, Никита, – разводит руками Назаров. – Однако я и не пытаюсь уговаривать того же Палея или Горчакова. Империи нужна свежая кровь. Аристократы вырождаются, и эта печальная истина известна всем. Об этом не принято говорить, но факт остаётся фактом.

– У меня древний род и потому очень несвежая кровь, – напоминаю ему.

– Зато свежий, неординарный ум, огромный потенциал и редкий аспект дара, – живо отвечает Назаров. – А кроме того – родовой источник с тёмным эфиром.

Кофе льётся мне не в ту глотку, и я огромным усилием (и определённым методом дыхания) сдерживаю кашель.

– Вы очень нужны мне, князь, – проникновенно говорит Назаров, наклоняясь ко мне чуть ли не вплотную. Он сидит напротив, а стол узкий. – Я больше вам скажу: вы нужны моей школе. Вы нужны империи!

Он действительно такой непосредственный – или думает, что я по молодости лет поведусь на такую искренность?

– Не сомневаюсь, – подтверждаю. И добавляю таким же искренним тоном: – И уверен, что смогу принести пользу Отечеству.

– Не верите мне. Думаете, что я хочу прибрать к рукам ваш родовой источник.

– Думаю, этого многие хотят, – хмыкаю я.

– И вы совершенно правы. Вопрос – зачем им это нужно. Вот мне – чтобы бороться с самой страшной бедой человечества. С разломами.

– Вы патриот, Виктор Алексеевич?

– Представьте себе, – улыбается он. – Но не скрою, к разломам у меня есть и личные счёты. Как, конечно, и у многих других…

В это я действительно верю. Тем более что на каминной полке стоит фотография, рамка которой перевита чёрной траурной лентой. Кажется, там изображена женщина.

– Но одно другому не мешает, – говорит Назаров. – И своих ребят я воспитываю именно в этом ключе. Патриотами. Истинными патриотами своего Отечества.

Но, сдаётся мне, не в любви к императору…

– Есть ещё и третья сторона вопроса, – говорю я, откидываясь на спинку стула.

Не люблю, когда вторгаются в моё личное пространство. А Назаров сидит уже чуть ли не нос к носу со мной.

– Как я понимаю, Виктор Алексеевич, между вашими… кадетами и курсантами Императорского училища – натуральная вражда.

– Ну а как вы хотите? – вздыхает он. – Этого не избежать. Уже из-за происхождения. Социальное неравенство – вещь неприятная. Особенно в юношеском возрасте. Мои ребята просто стремятся доказать, что они ничем не хуже дерущих нос столичных аристо, это понятно и естественно.

Понятно и естественно, значит? И глава школы наверняка успешно поддерживает в своих кадетах это стремление «доказать» что-то там аристо. Неплохая такая мотивация для парней из обедневших родов, желающих сделать карьеру и выбиться в люди.

– Однако я учусь в Императорском, князь. А перебежчиков не любят нигде. Да и принадлежности к древнему роду мне в вашей школе не простят. Помните, как говорил Д’Артаньян? «Меня дурно приняли бы здесь и на меня плохо посмотрели бы там, если бы я принял ваше предложение».

– Это будет зависеть только от вас.

– Возможно, и так, – не спорю я. – И тем не менее.

– Но вы должны обещать мне подумать! – просительным тоном говорит Назаров. – Обещайте, Никита. Всего лишь подумать.

– Надеюсь, Виктор Алексеевич, что пока я буду думать, вы не поручите своим людям попытаться ещё раз меня «уговорить».

Интересно, скажет ли он о том, что его пёс Шаховский исчез?

– Нет, не поручу. Меня вы можете не опасаться. Но насколько мне известно, не я один мечтаю получить ваше… гм… расположение. И вот за остальных я ручаться не могу.

Не сказал. Или ничего не знает о Шаховском?

– И тут мы подходим к четвёртой стороне вопроса, – очень серьёзно говорит Назаров. – Если вы поступите в мою школу, я гарантирую вам защиту. Защиту, которую вам не смогут предоставить ни ваш опекун, ни ваш маг-защитник. Ни Императорское училище.

Не принимаю серьёзного тона, улыбаюсь в ответ:

– Поверьте, защита мне ни к чему. Отлично справляюсь сам.

В глазах Назарова мелькает досада.

– Плохо быть одному, Никита. Впрочем, я уже высказал вам все аргументы. Думайте. И думайте хорошо. Надеюсь, что вы примете правильное решение.

На этом наш разговор заканчивается. Поднявшись из-за стола, я ещё раз – уже ближе – смотрю на фотографию молодой женщины, стоящую на каминной полке. Видимо, это дочь Назарова…

…и я узнаю её.

Это Зефирка. Та самая эфирная девица, с которой я встретился в разломе. Которая заняла чужое тело и мечтает найти своё. Так вот в чьём она теле…

Вглядываюсь внимательнее. Да, точно она. Только глаза на фотографии не жёлтые, а голубые, как у отца.

– Какая красивая девушка, – говорю Назарову, видя, что он заметил мой интерес.

Понятно, что сущность, занявшая её тело, не человек. Это было понятно сразу. Но как девушка попала в разлом? И отчего умерла? От тёмного эфира? Или её убили, а тело выбросили в разлом?

Мне необходимо туда вернуться. Через две недели мы все получим разрешение побывать дома. Скажу Хатурову, что навещаю Токсина, а Токсина попрошу меня прикрыть. И проверю, смогу ли я снова открыть разлом.

– Да, красивая. Это моя дочь, Никита, – глухо говорит Назаров, видя мой интерес к фотографии. – Она погибла при закрытии разлома несколько лет назад…

– Соболезную…

И мы выходим из кабинета.

* * *

Великую княжну я нахожу во дворе. Она по-прежнему щебечет с группой девчонок. Хотя нет, не щебечет. Что-то обсуждает, судя по лицам – не бальные наряды и не породы собачек.

– Вы освободились, князь? Тогда нам пора. Я подвезу вас до башни училища, – говорит княжна и берёт меня под руку.

Ученицы школы Назарова провожают нас задумчивыми взглядами. Точнее, меня. С княжной они явно давно знакомы. От взглядов в спину у меня начинает чесаться между лопатками. Интересно, кого эти девицы видят во мне? Хорошо, если надежду Отечества, а не потенциального жениха… Хотя эти-то вряд ли мечтают о карьере княгини и матери княжат. Иначе поступали бы в Институт благородных девиц.

В роскошном лимузине княжна опускает звуконепроницаемое стекло, отделяя нас от водителя, и спрашивает:

– Ну как, князь? Не решили поменять карьеру на свободу?

– Пока нет.

– А как насчёт нашей возможной сделки?

– Ваше высочество! – Я прижимаю руку к груди. – Клянусь вам, как только в мои руки попадёт шерсть химеринга, я принесу её вам.

– И что-нибудь другое если попадёт – тоже мне, – просит она.

– И что-нибудь другое тоже, – обещаю я.

Почему бы и нет? Минуя Марка Абрамовича и аукцион. Великая княжна – так-то отличная клиентка.

– Я рада нашему знакомству. Предлагаю вам свою дружбу, князь! – решительно говорит она.

Почему-то я мгновенно вспоминаю Егора Ильина. Он вот так же, прямо и чётко, предложил нам с Токсином «держаться вместе». Сдерживаю улыбку и киваю:

– Буду счастлив, ваше высочество.

– Анастасия. Можно – Ася. И на «ты».

– Никита.

– Можно – Ник?

– Конечно.