Осколки легенд. Том 2 - Андрей Александрович Васильев

Дверь кабинета открылась, из нее вышел Зобнин.

– В чем дело, лейтенант? – недовольно произнес он, глядя на Анисимова. – Моя подопечная что-то натворила?

– Нет, – качнул головой тот. – Мы просто беседуем.

– Неожиданно, – немного удивился капитан. – Вы знакомы?

– Да, – опередив на мгновение женщину, произнес Николай. – Павла Никитична меня от смерти когда-то спасла.

– Тесен мир, – философски заметил Зобнин, натягивая на плечи плащ. – Веретенникова, идемте, нас машина внизу уже ждет. Переночуем в гостинице, а утром на аэродром поедем. Везет нам, завтра в Москву самолет отправляют, два места на борту для нас уже выделили.

– Все образуется, – быстро проговорил Анисимов. – Во всем разберутся, поверьте. Многих уже выпустили, и ваше дело непременно пересмотрят!

– Ох, лейтенант, лейтенант, – тяжко вздохнул Зобнин, после снял фуражку и потер ладонью лоб. – Иди уже отсюда, а!

Павла же, удивив себя саму, сделала шаг вперед, обняла Анисимова за шею и прикоснулась губами к его щеке, изуродованной кривым шрамом.

– Спасибо, Коля, – еле слышно шепнула она. – Спасибо, милый.

На следующий день, правда не с утра, а ближе к обеду, раздолбанная «эмка», судорожно дергающаяся на каждой кочке, доставила спутников на аэродром, где они забрались в самолет, который только их, похоже, и ждал. Нет-нет, никто специальный рейс для этой парочки не заказывал, внутри салона обнаружились несколько партийных работников, которые изучали какие-то бумаги, пара офицеров, причем один аж в ранге генерал-майора, и какое-то количество совсем уж непонятных граждан, несомненно между собой знакомых, но при этом друг с другом не общающихся.

– Сколько можно вас ждать? – рявкнул полковник и глянул на часы. – Мне сегодня в восемь вечера у Шапошникова надо быть! У Шапошникова! Вы понимаете, что Борис Михайлович…

– Понимаем, – оборвал недовольные речи военного Зобнин, расстегивая свой плащ и давая тому возможность увидеть его петлицы. – Уже все. Вон лесенку убрали, дверь закрыли, осталось только взлететь да приземлиться.

– И на немецких «охотников» не нарваться, – добавил проходящий мимо них по салону стрелок-радист – Но тут как повезет!

Генерал-майор недовольно засопел, но спор с человеком из ведомства Берии продолжать не стал. Нет-нет, он не струсил, просто – какой смысл? Эти хуже штатских, им все равно ничего никогда не объяснишь, у них свое понимание важности момента.

Насколько не был этот день полон неожиданностями и событиями, но, когда внизу появилась Москва, Павла, не отлипавшая от иллюминатора последние полчаса, чуть не пустила слезу, чего с ней не случалось с середины двадцатых годов. Только сейчас она поняла, как соскучилась по своему любимому городу, по его проспектам, улицам, переулкам и особенно по самым темным закуткам, без которых его невозможно было представить.

– Тушино, – сказал ей на ухо Зобнин, когда самолет начал снижаться для посадки. – Тут теперь санитарный аэродром.

– Ясно, – кивнула Павла, припомнив, как именно здесь лет семь назад, на одном из воздушных парадов, она восхищалась мастерством наших летчиков, выделывающих в небе просто фантастические трюки.

А сейчас на аэродроме царила суета, по взлетному полю туда-сюда сюда сновали машины с красными крестами, а неподалеку от того места, где произвел посадку самолет с Веретенниковой и ее сопровождающим, десяток молоденьких солдатиков оборудовали огневую точку, причем явно предназначенную для отражения не воздушной, а наземной атаки.

– Неспроста, – помрачнел спутник Павлы, глянув на суетившихся бойцов и прикинув угол огня, который можно будет вести из этого оборонительного сооружения.

– Говорят, немцы уже в Химках. Может, врут, может, нет, но команда на подготовку аэродрома к отражению нападения поступила, – негромко сказал невысокий конопатый паренек в звании сержанта, подошедший к ним, а после козырнул: – Здравия желаю, товарищ капитан государственной безопасности! Я за вами.

– Свиридов, ты уверен? В Химках? – переспросил Зобнин, а после нецензурно выругался.

У Павлы возникло такое же желание, но она сдержалась.

– Когда из управления выезжал, точной ясности не было, – пояснил сержант. – Вроде поступил звонок о том, что несколько немецких мотоциклистов видели в районе Водного стадиона, и это передовые разъезды частей, которые заняли Химки. Но так это или нет – неизвестно, связь работает последние дни не ахти, особенно с пригородами. Обстрелы, обрывы, да еще диверсанты, мать их ети. Берем их группы по десятку в день, а они все лезут и лезут. А самое поганое – наших среди них хватает.

– В смысле – наших? – не удержавшись, спросила Павла. – Белоэмигрантов?

– Если бы, – сплюнул Свиридов. – Совсем наших. Точнее – теперь совсем не наших. Падлы, которые в плен сдались еще летом. Кто струсил, кто маскировался под друга всю дорогу, а при первой же возможности на сторону врага перешел. Проститутки, короче. Мало мы их тогда, до войны, каленым железом выжигали. Надо было больше!

– А что в городе? – уточнил Зобнин. – Как обстановка?

– Осадное положение вчера ввели, – мигом отозвался сержант. – И приказ выпустили, что теперь шпионов, провокаторов, мародеров и прочую сволочь можно на месте кончать, без суда и следствия. Где прищучил, там к стенке и ставь. Очень правильный приказ, как по мне. Чего на них время тратить?

– Ну, на диверсантов время тратить как раз смысл есть, – снова влезла в беседу Павла. – Они враги, разумеется, но при этом еще и источник очень нужной информации, без которой сейчас не обойтись.

Сержант пристально глянул на нее, оценивая внешний вид, как видно, сделал какие-то выводы, но озвучивать их не стал.

– Поехали в управление, – велел Зобнин. – Там я вас, Павла Никитична, сдам тому, кому надо, и на этом наше путешествие закончится. И еще – оставьте ваш узелок здесь, в машине. Даю слово, он никуда не денется. Просто вы с ним на Лубянке будете смотреться довольно странно.

– А без него я в тамошний интерьер впишусь идеально, – не удержалась от колкости женщина и показала на свой замызганный ватник, который ей еще на пересылке в Потьме выдали. – Да?

– Без него вы та, кем являетесь, – холодно произнес Зобнин. – А с ним то ли переселенка, то ли вообще не пойми кто.

– Я и есть не пойми кто, – запал у Павлы пропал так же быстро, как и появился, – разве не так?

– Ехать бы, – глянул на темное небо Свиридов. – До темноты недолго осталось, мало ли что да как? После замучаемся пропуска показывать. А, да, вы же не знаете. Всё, комендантский час ввели. С полуночи до пяти утра. Но и без того на улицах патрулей полно.

– Комендантский час надо было еще месяц назад вводить, – проворчал капитан.

Машина катила по улицам Москвы, и Павла всю дорогу не могла отлипнуть от окна, словно ребенок от желанного подарка, полученного в день рождения. В