Осколки легенд. Том 2 - Андрей Александрович Васильев

Она шустро собрала массивный узелок, куда отправились пяток яичек, полкаравая хлеба, соль, рыбка сушеная и прочий незамысловатый, но сытный харч.

– Ждать тебя стану, желанная. – Вручив собранное Павле, хозяйка обнялась с ней на прощание. – Добрая ты баба, хоть, конечно, чересчур ученая да упрямая. Оттуда все твои беды и идут. Проще живи, может, и устроится тогда всё.

– Знаю, – вздохнула Веретенникова. – Спасибо тебе, Агафья. И за то, что выходила, и за то, что кроме добра от тебя ничего не видела.

В Лихово эти двое заявились на «полуторке», и, само собой, Павла отправилась в кузов. Хоть жизнь, похоже, собралась выкинуть какой-то новый фортель, социальный статус Веретенниковой все же не изменился, потому сотрудники органов зечку с «десяткой» по 58-й статье рядом с собой видеть не хотели. Впрочем, ее это не сильно и опечалило, по чему-чему, а тесноте кабин и запаху застарелого мужского пота она точно не соскучилась.

Ну, а совсем на душе хорошо стало, когда на предзакатном небе она вдруг увидела яркие разноцветные всполохи северного сияния, того, которое еще вчера могли наблюдать все, кроме нее. И весь остаток дороги до райцентра после она гадала – это Сациен ей так дала понять, что забыла обиду, или же намекала на то, что рано им еще прощаться насовсем и отпускает она бывшую оперативницу из своих рук лишь на время?

Глава 2

В райцентре выяснилось, что капитана зовут Николаем Николаевичем, а фамилия его Зобнин. По-хорошему имя-отчество нквдшника следовало бы узнать еще в Лихово, но Павла, за последние годы немного подрастерявшая свои навыки и былую хватку, как-то упустила этот момент. Впрочем, ничего страшного в случившемся не наблюдалось. Не спросила и не спросила, велика ли важность?

– Через полчаса состав на Кандалакшу мимо нас пройдет, лес повезет для оборонительных целей, – сообщил Семенов, привезший их прямиком на станцию, которая состояла из дощатой платформы, небольшого домика и покосившейся будки обходчика. – Наш фарт, успели. Если бы на него опоздали, то все, тут ночевать пришлось, потому как до завтра поездов уже не жди. У нас тут медвежий угол, сами видите, товарищ капитан.

– Так он, поди, здесь не останавливается? – глянул на узкоколейку Зобнин. – Мимо проедет, да и все.

– Не, – довольно осклабился уполномоченный, – на минуту остановится. Никодимыч позвонил, предупредил, что товарищу из Москвы надо на него попасть. Поездов у нас мало ходит, факт, но телефонная связь есть! И телеграф тоже.

– Спасибо тебе, – протянул ему энкавэдэшник руку. – В отчете отмечу содействие.

– Времена такие, что по-другому никак, – посерьезнел милиционер. – Либо все вместе, либо того… Ну, вы поняли. А ты, Веретенникова, в пути веди себя соответственно, ясно? И не дури! От Кандалакши до линии фронта совсем недалеко, так что не до шуток.

– Хорошо, гражданин уполномоченный, не буду, – усмехнулась Павла. – Обещаю.

– Обещает она, – проворчал Семенов. – А кто недавно в тундру свалил и только к ночи вернулся? Не ты? И не говори мне, что ходила на песцов смотреть или в Вог-озере купаться, все одно не поверю.

Надо же! А ведь в Лихово он после неудачного побега не появлялся, значит, узнал от кого-то про него прямо сегодня. Получается, есть у Семенова кто-то в деревушке, тот, кто с ним дела ведет. Может, дед Никанор? У него сын как раз в Кандалакше проживает, состоит на партийной работе, на этот крючок старика запросто подцепить можно. Тем более что речь идет не о соседях, с которыми бок о бок живешь, а о пришлой, да еще и ссыльной. Чего ее жалеть?

Минут через пять за недальним леском появился дымок, а следом за тем показался и паровоз, неторопливо тянущий за собой платформы, груженные древесными стволами.

– Надо же! – удивился Зобнин и почесал подбородок. – Я думал, что таких уже и не осталось! Это сколько же ему лет?

И правда, паровоз, приближавшийся к платформе, смело можно было причислять если не к числу патриархов железнодорожного движения, то к его ветеранам точно.

– Надежная штука, серия Н2, – произнесла Павла, успевшая за двадцатые и тридцатые поездить по стране на всем, чем только можно. – На таком Ленина в свое время в Финляндию вывозили из Петрограда. Только номер у него другой был, сейчас уже не помню какой.

– А ты прямо в этом участвовала! – не удержался Семенов. – Ой, Веретенникова, чую, наговоришь ты себе за дорогу на «стенку».

– Я не участвовала, – невозмутимо заметила женщина. – Молода еще была. Но лично общалась с теми, кто тогда эту операцию готовил. С Ганецким, например.

– Вы, Павла Никитична, фамилию эту больше нигде не упоминайте, – негромко произнес энкавэдэшник. – Не стоит.

– Ясно, – вздохнула Веретенникова. – Якуба, значит, тоже…

– Вслед за вами, – подтвердил Зобнин. – Оказалось, он в пользу Германии и Польши шпионил, потому приговорен к расстрелу.

– Была уверена, что его точно доля сия обойдет стороной. Он же столько времени рядом с Лениным пробыл, чуть ли не тенью его стал.

– А еще рядом с Каменевым, Радеком и прочими. К тому же с Парвусом дружбу водил. Напомнить, кто такой был Александр Парвус и кто являлся его главной креатурой?

– Не надо, – отказалась Павла, глядя на паровоз, который неторопливо остановился рядом с платформой. – Помню.

Сама она с Троцким, о котором вот так, краем, упомянул Зобнин, общалась не так часто, но зато приятельствовала с Ларисой Рейснер, которая много чего успела в своей короткой, но яркой жизни, в том числе и побыть любовницей «демона революции». Она-то ей и рассказала по пьяному делу про то, кто такой Парвус и какую роль этот бородач сыграл в судьбах вождей и страны. Лариса вообще очень много чего знала, может, потому и умерла так рано. И дело тут совсем не в молоке с бациллами тифа.

– Очень хорошо, что помните. – В голосе Зобнина лязгнули засовы тюремной камеры. – На этот раз мы с Семеновым сделаем вид, что ничего не слышали, в следующий вам так не повезет. И вот еще один добрый совет: считайте, что друзей из прошлого у вас просто не осталось, тогда появится шанс, что вы не наживете себе новых неприятностей. Тем более что дело именно так и обстоит.

Позади паровоза был прикреплен один-единственный вагон, являвшийся его ровесником, в нем расположился десяток молодых совсем ребят непризывного