Джеймс Дашнер - БЕГУЩИЙ В ЛАБИРИНТЕ

Что-то подсказывало ему, что такое отношение будет теперь нормой. По неизвестной причине он сильно отличался от всех обитателей Приюта. Согласно его ощущениям, с момента пробуждения в тёмном Ящике он прожил уже целую жизнь, а на самом-то деле прошла всего одна неделя.

Ребята решили поесть на свежем воздухе и через несколько минут уже сидели у западной стены, прислонившись спинами к тому месту, где заросли плюща образовывали толстый, мягкий ковёр. Перед ними расстилался Приют, где кипела обычная рабочая жизнь. Томас принудил себя поесть: судя по тому, как идут дела, силы ему очень даже пригодятся — мало ли с какими ещё странностями и трудностями придётся столкнуться.

— А раньше такое случалось? — с минуту помолчав, задал он вопрос.

Ньют помрачнел.

— То, что с Алби, что ли? Нет. Никогда. Но опять-таки — никто и никогда не пытался рассказать, чтó они вспомнили во время Превращения. Всегда отказываются. Алби попытался. Наверно, потому и сдвинулся по фазе на пару минут.

Томас на секунду застыл с полным ртом. Неужели те, кто стоит за всей этой затеей с Лабиринтом, в состоянии их контролировать? От этой мысли волосы вставали дыбом.

Ньют хрустнул морковкой и поменял тему:

— Надо бы найти Гэлли. Совсем рехнулся. Прячется где-то. Как только доедим, пойдём отыщем обалдуя. Лучше запереть его в тюрягу от греха.

— Ты что, серьёзно? — Хоть Томасу и было совестно, но слова старшего товарища его обрадовали. Он бы и сам с огромным удовольствием закрыл дверь за Гэлли на замок, а ключ выбросил.

— А что? Шенк угрожал убить тебя. На кой нам, чтобы такое снова случилось? Этот козёл поплатится за своё поведение. Пусть ещё скажет спасибо, что мы не Изгнали его. Помнишь, что я говорил насчёт порядка? Ну вот.

— Ага. — Томасу пришло в голову, что Гэлли возненавидит его ещё больше за отсидку за решёткой, но... «Ну и наплевать, — решил он. — Я больше этого болвана не боюсь».

— Вот дальнейший план, Томми, — продолжал Ньют. — Остаток дня проведёшь со мной, нам надо кое-что выяснить. Завтра — Кутузка. Потом поступаешь в распоряжение Минхо, и я хочу, чтобы ты некоторое время не имел никаких дел с другими шенками. Понял?

Томас был только рад повиноваться: хотелось побыть наедине с собой.

— По-моему, здорово. Минхо будет меня тренировать?

— Точно. Ты теперь Бегун, и Минхо научит тебя всему. Многое предстоит узнать: Лабиринт, Карты и прочее. Так что засучивай рукава.

Самым потрясающим Томасу показалось то, что мысль снова войти в Лабиринт его почти не пугала. Он решил следовать советам Ньюта — это хороший способ отвлечься от мрачных дум. В глубине души ему хотелось при первой же возможности улизнуть из Приюта. Держаться подальше от других — вот в чём теперь новая стратегия его жизни.

Ребята молча доели свой ланч, и только потом Ньют перешёл к тому, что в действительности волновало его больше всего. Скатав в шарик оставшийся мусор, он повернулся и в упор посмотрел на Томаса.

— Томас, — начал он, — тебе необходимо кое-что признать. Уж слишком много раз нам довелось это услышать, чтобы притворяться, будто ничего не слышали. Пришло время поговорить серьёзно.

Томас этого ожидал, но всё равно его кольнул страх — страх услышать свои опасения облечёнными в слова.

— Гэлли сказал это. Алби сказал это. Бен сказал это. Девушка, когда её извлекли из Ящика — она сказала то же самое.

Он помедлил, возможно, ожидая, что Томас спросит, что он имеет в виду. Но Томас и так знал, о чём речь:

— Все они сказали, что скоро всё изменится.

Ньют на секунду отвёл взгляд, затем снова повернулся к Томасу.

— Верно. К тому же Гэлли, Алби и Бен объявили, что видели тебя в своих воспоминаниях после Превращения. Я так понимаю, что в этих воспоминаниях ты не цветочки сажал и не старушек с собачками через улицу переводил. Если послушать Гэлли, так с тобой связано что-то настолько мерзкое, что он даже не прочь тебя укокошить.

— Ньют, я не знаю... — начал было Томас, но старший не дал ему продолжить.

— Я понимаю, что ты ничего не помнишь, Томас! Хорош повторять, настохужело. Никто из нас ничего не помнит, и, слушай, уже тошнит, что ты постоянно этим уши колешь. Ты какой-то не такой, как мы. И пора узнать, что ты за птица.

На Томаса накатила волна самого настоящего бешенства.

— Отлично, и как ты собираешься это сделать? Я не меньше других хочу узнать, что я за птица! Провалиться мне на этом месте!

— Мне нужно, чтобы ты ничего не скрывал. Если хоть что-нибудь, всё равно что, кажется знакомым, будь честен и скажи!

— Да ничего... — начал Томас и запнулся. После его прибытия сюда произошло столько всего, что он почти забыл, каким знакомым показался ему Приют в ту первую ночь, рядом с Чаком. Каким уютным и домашним он ему представился, вместо того, чтобы нагнать ужас.

— Вижу, что шарики у тебя заработали, — проронил Ньют. — Говори.

Томас поколебался — страшили последствия того, что он сейчас скажет. Но он уже устал от всех своих тайн.

— Ну... Ничего конкретного я сказать не могу, — медленно и осторожно проговорил он, — но у меня такое чувство, будто я был здесь раньше, до того, как действительно появился здесь. — Он взглянул на Ньюта, как бы ища понимания в его глазах. — Это у всех так?

Ньют лишь закатил глаза:

— Какое там, Томми! Большинство из нас всю первую неделю только плюкало в штаны и орало так, что глаза на лоб лезли.

— Ну да, конечно. — Томас помолчал. К беспокойству неожиданно добавилось смущение. Что бы всё это значило? Он не такой, как другие — почему? Неужели с ним действительно что-то не так? — Всё здесь кажется мне знакомым! А ещё... Я знал, что захочу сделаться Бегуном.

— А вот это уже интересно. — С минуту Ньют изучающе смотрел на него, даже не пытаясь скрыть подозрения. — Хорошо, продолжай в том же духе. Напряги мозги, обшаривай их каждую свободную минуту и думай, думай, копайся в извилинах! Найди решение, чёрт возьми, постарайся ради нас всех!

— Постараюсь! — Томас закрыл глаза, собираясь погрузиться в тёмные подвалы своего разума.

— Да не сейчас, голова с дыркой! — засмеялся Ньют. — Я имею в виду — вообще, когда у тебя будет свободное время, ну, там, когда ложишься спать, или за обедом, или когда гуляешь после тренировки, да и на тренировке тоже... И если что-то покажется хоть отдалённо знакомым — немедленно скажи мне. Понял?

— Да понял, понял.

Томас забеспокоился: он только что приоткрыл завесу над некоторыми своими тайнами и теперь опасался, что старший товарищ встревожился и просто пытается скрыть свою озабоченность.

— Лады, — сказал Ньют, подозрительно легко отступаясь. — Для начала пойдём кое с кем повидаемся.

— С кем? — спросил Томас, но не успел ещё до конца произнести вопрос, как уже знал ответ. Он похолодел от дурного предчувствия.

— С девчонкой. Я хочу, чтобы ты смотрел на неё, пока глаза не повылазят. Вдруг что-нибудь в ней заставит твои идиотские мозги работать. — Ньют подобрал мусор, оставшийся после ланча, и встал. — А потом слово в слово перескажешь мне всё, что услышал от Алби.

Томас вздохнул и тоже поднялся.

— О-кей. — Он не знал, сможет ли принудить себя поведать всю правду об обвинениях Алби, уже не говоря о своих подозрениях насчёт девушки. Похоже, что ему страшно трудно расстаться с некоторыми из своих тайн.

Ребята пошли к Берлоге, где всё ещё лежала в коме новоприбывшая. Томас никак не мог подавить тревогу: что думает о нём теперь Ньют? Он ведь так открылся перед ним... Ньют ему по-настоящему нравится, и если бывший Бегун обратится теперь против него, Томаса, что ему тогда останется делать? Этого он не выдержит.

— Если больше ничего не поможет, — сказал вдруг Ньют, вмешиваясь в течение мыслей Томаса, — мы пошлём тебя к гриверам — пусть ужалят, чтобы ты прошёл через Превращение. Нам позарез нужны твои воспоминания.

Шутит он, что ли?! Томас выдавил что-то похожее на саркастический смешок, но на лице Ньюта не было и тени улыбки.

Томас опасался увидеть скелет, обтянутый кожей, — нечто на грани жизни и смерти. Но ничуть не бывало: казалось, что девушка просто спокойно спит и в любую секунду может проснуться. Её грудь мерно вздымалась и опадала в такт дыханию, кожа тоже выглядела здоровой и свежей.

Один из Медяков, тот, что поменьше ростом — Томас забыл его имя — капал пациентке в рот воду — по нескольку капель за раз. На прикроватной тумбочке стояли две тарелки, мелкая и глубокая, с остатками ланча — картофельного пюре и супа. Медяки делали всё возможное, стараясь поддерживать в своей подопечной жизнь.

— Привет, Клинт! — сказал Ньют как ни в чём не бывало, словно всего лишь в очередной раз забежал справиться о здоровье больной. — Как она — жива ещё?

— Ага, — ответил Клинт. — С нею всё путём, только всё время болтает во сне. Думаем, скоро она выйдет из комы.