Говорящие кости - Кен Лю

порочный круг возмездия и расплаты сохранился на века, если намерена остановить насилие, совершаемое ради чистоты крови и языка, то льуку должны измениться.

– Ты требуешь от народа моей матери покориться, перестать быть самим собой, – проворчала Дьана.

– Нет, – покачала головой Фара. – Я прошу, чтобы льуку набрались мужества и стали в большей степени льуку, чем прежде.

Девочка непонимающе посмотрела на нее.

– Знаю, тебе не дают покоя последние слова брата, который обвинил тебя в предательстве, – продолжила Фара. – Однако, устраивая той ночью пожар, Тодьу не просто пытался покончить с собой, но хотел убить всех вас. Он предпочел бы увидеть всех дорогих ему людей мертвыми, нежели начинающими новую жизнь в Дара. Предпочел бы обречь на гибель Укьу-Тааса, вместо того чтобы дать его обитателям надежду. Вот это и есть настоящее предательство народа льуку.

Дьана сникла. Фара озвучила терзающее ее сердце сомнение, – сомнение, против которого девочке не хватало сил выступить.

– Как может такой культ смерти быть духом льуку, путем в будущее? – спросила Фара. – Степные народы – настоящие мастера выживания. Мне известны легенды про Афир и Кикисаво, не уступивших даже богам в своем стремлении изучить новый способ существования. Пэкьу Тенрьо некогда вопреки всему поднял льуку на восстание против агонов и сумел объединить рассеянные племена в одну могучую, монолитную силу. Танванаки освоила наш язык, научилась почитать наших богов, взлетать на спине гаринафина с раскачивающейся палубы города-корабля. Мой суженый сумел стать механиком, не уступающим талантом никому на Островах. Льуку никогда не боялись перемен, голоса надежды, новых повествовательных танцев.

У Дьаны отчаянно заколотилось сердце. В словах тети была правда: Гозтан говорила ей то же самое, но в других выражениях.

– Но как же требования чести… заветы моего деда…

– Честь, гордость, заветы предков – все это не есть неизменные законы природы, которым мы вынуждены подчиняться. История похожа на бечеву воздушного змея: она привязывает нас к земле, но она же и позволяет нам летать. Хочешь попробовать сделать так, чтобы народ твоей матери воспарил к счастью? Или ты намерена подтолкнуть сородичей к губительному прыжку в забвение?

– Но как… как можешь ты быть настолько уверена, что твое видение будущего верно?

– Я в этом вовсе не уверена, – ответила Фара. – Многие в Дара выступают за проведение жесткой политики в отношении льуку, призывают поступить с ними так, как они поступали с нами. Эти люди утверждают, что льуку никогда не станут частью народа Дара. Способна ли я предсказать будущее и заявить, что они ошибаются? Разумеется, нет. Но я не стану уподобляться Джиа: мы не можем позволить себе превратиться в чудовище, которое так стремились победить, пусть даже мне и не под силу увидеть далекий берег.

– Так, значит, твое сердце тоже… полно сомнений?

Фара кивнула. И изрекла:

– Где заканчиваются сомнения, там начинается зло.

Дьана призадумалась. Отказаться от создания обособленного анклава для льуку… оставить мечту о крошечной версии Укьу-Тааса, где степной народ сможет жить сам по себе, сохраняя чистоту крови… Стала бы ее мать рассматривать такую возможность? Смирился бы с этим ее дед? Как найти правильное решение?

– Я должна… поговорить со своими танами, – произнесла Дьана. – Но тем временем отправлю тана Гозтан усмирить восставших на Дасу льуку.

Фара кивнула, и обе они продолжили бдение у тела Тодьу. Напряжение между тетей и племянницей вроде бы немного рассеялось, как в воздухе после грозы.

На следующий день официальные переговоры возобновились.

– Давайте начнем с погребения Тодьу, – предложила императрица.

Дьана упрямо мотнула головой. У Фары упало сердце.

– Мой брат сделал свой выбор, – заявила девочка. – И мы не вправе оспаривать его решение, лгать его костям. Но пусть у мертвых нет выбора, живые должны продолжать жить.

Надежда снова затеплилась в душе Фары.

– Я не отрицаю важности символизма, – сказала Дьана. – Я стану принцессой Дара, если тебе угодно будет даровать мне этот титул. Я дочь Дома Одуванчика, дитя этих Островов. Мечта моего отца имеет такой же вес, как и мечта моей матери.

– Я немедленно составлю декларацию…

– Есть одно условие, – прервала тетю Дьана. – У меня останется также титул пэкьу Укьу-Тааса.

– Что? – переспросила ошарашенная Фара. – Но ведь Укьу-Тааса больше нет…

– Льуку опасаются, что их расселят малыми группами по разным краям Дара, где они окажутся брошены на милость туземцев, что их дети забудут о существовании страны предков, забудут свой язык и обычаи, богов и традиции. Они боятся быть стертыми с лица земли.

Дьана выждала. Полная ассимиляция льуку действительно была одной из любимых идей Тайного совета.

– Поэтому разреши Укьу-Тааса остаться автономной провинцией со мной в качестве пэкьу. У меня не будет армии, но в остальном следует наделить меня полномочиями наравне с вашими губернаторами. Дай мне шанс сделать то, чего не сумел сделать мой отец. Позволь мне найти способ убедить льуку жить с дара как с добрыми соседями, оставаясь при этом самими собой, объединенными в свою общину…

Не успела Дьана договорить, как Фара уже замотала головой:

– Нет, об этом и речи быть не может! Льуку обязаны стать частью народа Дара. Позволить им жить обособленно означает открыть дорогу конфликтам, ненависти и взаимным подозрениям, что со временем неизбежно приведет к краху. Наша нация не может быть разделена на два народа.

– Откуда вдруг такая уверенность? Или ты богиня, способная видеть сквозь годы, десятилетия, века? С чего ты взяла, что права, а я нет?

Фара не знала, что на это возразить.

– Тебе так же не удастся заставить людей под угрозой меча называть себя именем своего врага, как ты не смогла заставить моего брата называться отпрыском Дома Одуванчика, – проговорила Дьана. – Но сердце живого существа растет и учится, и со временем немыслимое становится реальным. Свирепая буря не оставит ни единого следа на каменных плитах этого дворца, однако на Островах есть множество долин, которые проточили за века сбегающие с гор потоки. Отец рассказывал мне, что было время, когда купцы с Волчьей Лапы отказывались торговать с купцами из Ксаны, когда обитатели Хаана приходили в бешенство при одной лишь мысли о том, что они принадлежат к той же нации, что и жители Кокру. Как знать, быть может, потомки тех, кто живет сейчас на Дасу и Руи – и туземцы, и льуку, – однажды назовут себя народом Дара, как вырезая логограммы из воска, так и нанося рисунок на панцири черепах? Если ты веришь в жизнь в свободном Дара, то не принуждай льуку стать дара, но дай им право выбирать.

Фара закрыла глаза. Мечта Дьаны была красивой, но…

– С чего