Будет день - И. А. Намор

беда, вменяемость Ольги уже явно была весьма относительной, и никаких подтекстов и скрытых смыслов она напрочь не читала. Просто не могла.

– Так это то же самое, только по-немецки, – благожелательно сообщила юной француженке болгарская баронесса.

– Ну, я бы не стал столь опрометчиво отождествлять наш айнтопф с вашим гуляшом, – возразил Баст фон Шаунбург своей австрийской кузине.

– И не сопоставляй! – встрял в разговор Виктор, который в этот как раз момент вооружился половником и снял с кастрюли крышку, выпустив на волю волну ароматного пара. – Это вообще-то наварен.

– О! Це велыке хохлятско видкрыття! – не без ехидства усмехнулся Ицкович. – А что такое наварен, по-твоему, как не французский айнтопф?

– Спочатку навчись нашей мовой размовляти, пацан!! – не остался в долгу Федорчук.

– Чи що я не так казав? – откровенно осклабился довольный своим лингвистическим подвигом Ицкович.

– Брейк! – движением рефери на ринге поднял над головой руки Матвеев. – Все в сад! Можно подумать, сами еду готовили!

– А хоть бы и так! – улыбнулся Виктор, а Татьяна вдруг вспомнила, где и когда в последний раз ела айнтопф… бельгийский айнтопф. И с кем. Но Олег на нее сейчас не смотрел.

* * *

От еды Жаннет несколько осоловела, но и то сказать: человек чуть ли не полдня маковой росинки во рту не держал.

„Нет, тут я, пожалуй, переборщила чуток, про маковую росинку… Табак вполне сопоставим, а табака было…“

Но зато на сытый желудок так хорошо пилось шампанское, что они и глазом моргнуть не успели, как ополовинили немаленькую бутылку.

„Магнум это же полтора литра? Или… два?“

– И знаешь, вот читал неоднократно и слышал не раз, – Майкл стоял рядом с ней и рассказывал что-то, тоже, по-видимому, ей, но сама Жаннет – хоть убей – не помнила, когда и как оказалась в этом кресле, и о чем говорит Гринвуд, совершенно не представляла. – Но сам… Нет, не то, чтобы не верил! Верил, разумеется. Как не поверить, если человек говорит, что так было! Я думаю, ты меня понимаешь… Да… Вон, Олежек рассказывал, когда его танк подожгли…

„Какой танк?! – встрепенулась внутри Жаннет Татьяна. – Что за бред! Олег – психолог, а не офицер-танкист, как мой бывший…“

Но Гринвуд, который Матвеев, продолжал свой рассказ как ни в чем не бывало. Стоял почти напротив ее кресла, слегка прислонившись к боковому выступу камина, держал в руке очередной – который по счету? – бокал шампанского и рассказывал:

– Олег не стал бы врать! Страх уходит на каком-то этапе… Но понимаешь, сам-то я не воевал… Это Олег с Витей у нас фронтовики, а я – нет. Вот Майкл, тот – да… душегуб, как выясняется…

„Господи! Он же вполне серьезно! И… да!“ – только сейчас она вдруг поняла несколько случайных оговорок Ицковича, которые тот быстро и умело превращал в шутки.

А ты как со своей женой познакомился? – спросила она. Ей было любопытно отчего-то узнать, что там было и как.

– О! – улыбнулся Олег. – Это было весьма романтично. Госпиталь, раненый боец и молодая женщина-врач. Представляешь?

– Да иди ты! – рассмеялась тогда Таня, подумав, что он шутит.

„А он, оказывается, не шутил…“

– И вдруг этот энкавэдэшник поворачивается ко мне и вскидывает руку, а в руке у него пистолет, и я… – Степан остановился, поставил пустой бокал – „Когда он успел выпить?“ – на каминную полку и достал сигареты.

– Дай и мне, – попросила Таня и обнаружила, что и у нее в бокале пусто, а она даже не заметила, как. Вообще, такое впечатление, что этим вечером она раз за разом отключается, а с чего вдруг – совершенно непонятно.

– Пожалуйста, – протянул ей пачку Степан.

– Американские…

– Ну, я где-то англичанин, – как бы извиняясь за это, развел руками Гринвуд.

– Англичанка гадит! – капризно надула губки Жаннет.

– Возможно, что и гадит… Вам налить?

– По-моему, мы перешли на „ты“.

– Точно! – засмеялся Степан. – Так налить?

– Налей… – Только сейчас она обнаружила, что кроме них двоих и поющего на разные голоса граммофона никого больше в гостиной нет.

„Ну, как минимум не хватает троих, а не двоих… Нет, вряд ли…“

И в самом деле, не в амур же де труа они там…»

– Вот, прошу!

То ли она так долго обдумывала ситуацию, то ли Матвеев так быстро все делал, но, кажется, он вернулся с полными бокалами, едва успев спросить, хочет ли она выпить. А она хотела, и потому что шампанское было просто чудо, как хорошо, и потому что настроение такое сложилось…

«Стих нашел… Бесаме… тьфу!»

– Спасибо. Но ты мне начал рассказывать…

«Вспомнить бы еще, о чем?!»

– Да… – Матвеев-Гринвуд держался молодцом, это Таня видела даже сквозь розовый уютный туман, который по-новой стал обволакивать ее несколько минут назад. И все-таки Степа был пьян ничуть не меньше, чем она. Впрочем, он и пил много больше, и отнюдь не одно только шампанское.

– Да… Так вот… – что-то в нем изменилось сейчас. Наверное, взгляд… Степан был уже там, на той – как ее? – улице, на которой располагалось несуществующее ныне кафе.

– Он вскинул руку… И знаешь, Таня, там было метров шесть или семь… я увидел отверстие ствола… действительно, словно черный зрачок… выстрелил… То есть это я только хотел выстрелить, а патронов-то и нет. Кончились. И вот… стою я там, и, знаешь, тишина вдруг упала… Да нет. Не то. Не тишина, а как будто уши заложило. Словно вата в ушах. Крики, выстрелы… все словно сквозь вату или моток шерсти… Не знаю. И еще время. Длинное. Он вскидывает руку, и я вижу, как движется его палец на спусковом крючке, и вдруг … ты когда-нибудь видела, как пуля попадает в человека?

– В кино… – Глупость, конечно, но кроме как в кино, где еще она могла такое видеть?

– И я тоже… – кивнул Степан. – Только в кино. Но там… Оля влепила ему пулю прямо в лоб… над переносицей, вот так, – и он почесал свой лоб свободной рукой, то ли показывая, куда попала Ольга, то ли просто пребывая в задумчивости.

– Он уже не выстрелил, разумеется, – сейчас Матвеев говорил тихо, почти шептал.

«Завод кончился», – решила Татьяна и разом выпила все, что еще оставалось у нее в бокале.

– Понимаешь теперь? Она мне жизнь спасла… и вообще… такая женщина…

«Ну да!» – усмехнулась Татьяна, уловив матвеевскую интонацию. – Ах, какая женщина!.. Мне б та-ааку-ую…

– Да нет, – нахмурился вдруг Степан. – Ты меня не так… Я не в том смысле…

– А в каком? – кокетливо улыбнулась ожившая по ходу пьесы и вновь «потянувшая одеяло на себя» Жаннет. –