Барон фон дер Зайцев (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Матильда час назад вынула у него из носа паклю, осмотрела, обнюхала, выдала плошку густой коричневой мази и сказала, что заживает, почти зажило и паклю больше совать в ноздри не будет. Иоганн и сам чувствовал, что вкус крови во рту больше не появляется.

— Можно бегать, прыгать, кувыркаться? — решил узнать пределы дозволенного пацан.

— Хрен тебе за воротник, — почти этими словами огрызнулась ведьма, — Крапивой бы тебе по заду. Раньше. Чтоб глупостей не делал. Крапива она знатно бесов изгоняет. Спокойно ходи, ешь, как я тебе и говорила жидкую пищу. И не вздумай на коня забраться. Дай зажить. Месяц мучалась с тобой. Понять не могу почему так долго. Господь видимо наказывает, или воспитывает. Вон, ты почти нормальным стал. Выбил Гришка из тебя дурь, царствие ему небесное.

Шёл по улице Кеммерна Иоганн не с раздутым и забитым носом, а с нормальным шнобилем, всё ещё опухшим немного, и наслаждался обилием запахов и необычным состоянием, что дышать можно носом, а не только ртом. Благодать.

Пришёл к дому старосты, который сопровождал святого отца в Ригу, и сразу с порога с допроса начал под пытками. В смысле поскользнулся на какашке конской и, падая, руками стал махать. Ну и заехал старосте в солнечное сплетение. Тот рядом на землю плюхнулся и мычит. А чего, нефиг какашки разбрасывать. Где немецкий орднунг? Где образцово-показательный порядок и чистота? Какой пример молодёжи староста показывает?

Пришлось раздеваться, закутываться в покрывало и ждать пока жена Георга Гретта постирает одежду его, всю конским навозом изгвазданную, прямо на кучу яблок приземлился спиной. Плюс тоже есть. Куча большая — падение смягчила.

— Продал я весь янтарь, — рядом сидел голый по пояс вояка. Шрамы у него оказывается не только на морде. Весь в шрамах. И на груди два и на спине один и ещё дырка затянутая в боку левом.

— И? — мысль пришла сейчас хорошая в голову Ивана Фёдоровича, даже про янтарь с деньгами на время забыл.

— Георг, а у тебя знакомых нет… Воинов, я бы в замковую стражу парочку взял. Не обязательно целых и здоровых, но и не совсем бесполезных. Поселим в Русской деревне. Там сейчас вдов много образовалось. Денег платить не буду. Нет. За счёт своего хозяйства, как и ратники отца будут жить.

— Поспрашиваю. Один есть. В Риге живёт у брата, дом ему жимайтинцы сожгли вместе с женой и двумя детками. Он чуть не в себе сейчас. Может Матильда вылечит?

— Приводи. Я договорюсь. Если вылечит, то возьму, а нет, так нет. Хуже ему от того точно не будет.

— Привезу. Держи деньги. Тут семнадцать марок и три шиллинга. Свою долю в две марки десять шиллингов я взял уже. Будет ещё янтарь? Весь оружейник обещал забрать.

— Вот, — Иоганн протянул маленький мешочек. Так уборочная. Пацаны помогают родителям. Это Герда инициативу проявила трёх девчонок сгоношила и сам Иоганн с ними собирал.

— Слёзы, — заглянул в мешочек староста.

— Уборка урожая, знаешь же. Вот закончится…

— Ох, не скоро. Обмолот потом. Потом… Да с месяц ещё не разгибая спины. Ну, подождём. А это что в мешке?

— Это твёрдое мыло. Из Кастилии.

— Мыло? Из Кастилии? А откуда оно у тебя? Ты, Иоганн, ограбил купцов, что ли, или корабль на берег бурей выбросило? Дак, нет. И бури не было. Хорошая погода стоит, да и узнал бы я первый.

— Отец с прошлого похода привёз.

— Врёшь. Я с ним же был. И я знаю, как пахнет и выглядит кастильское мыло. Это без печати. И запах странный.

Точно странный. Иван Фёдорович решил поэкспериментировать и золу сначала вскипятил, потом профильтровал рассол через тряпку, выпарил и потом варил в чае копорском из листьев Иван-чая с добавлением смородинного листа. Потому у мыла такой приятный запах смородины. И оно довольно светлое.

— Хуже испанского?

— Какого?

— Ай. Кастильского?

— Не знаю, нужно испытать, но на вид лучше.

— Тут десять кусков. Нужно продать их. С ценою определиться. Пацаны мои из Русского села делают.

— А откуда ты рецепт знаешь? Это страшный секрет! За него легко зарезать могут.

Глава 15

Событие сорок третье

Похваставшись перед фон Боком плугом колёсным, Иоганн, как говорил Андрей Миронов в одном фильме, «сделал монтаж». На самом деле не всё так хорошо. Началось с того, что, две крестьянские лошадки не потянули эту конструкцию. На втором уже шаге упёрлись и развели руками, дескать, а нет, хозяин, работы полегче? Пришлось вытаскивать двух кобылок дестриэ. Только никто под них хомутов не делал. Кто же рыцарского коня заставит пахать? Покажите этого смельчака. Тогда привлечённый к делу управляющий Отто Хольте обошёл все три села баронства и выбрал пару самых мощных коней. Крестьяне, что понаглее и поумнее, приводили своих кобылок в баронскую конюшню, чтобы над ними надругались огромные злые жеребцы дестриэ. От этого надругательства в пятидесяти процентах рождались опять кобылки, а так как времени с обретения коней прошло прилично, то у самых продвинутых крестьян лошади подросли во все стороны, и к ним уже шорник изготовил соответствующие размеру хозяина или хозяйки хомуты. Вот два мощных жеребца и запрягли в колёсный плуг. Прошли метров сорок и отломился нож. Врезался в камень.

Иван Фёдорович, идя вслед за плугом, поражался, а чего это крестьяне с пашни камни не выкидывают? И вспомнил, как купил дом в деревне под дачу. Селу, церковь есть наполовину восстановленная, триста лет. И в огороде лет сто, должно быть, крестьяне картошку сажают. Начал он копать обычной лопатой, а там полно камней, всяких, есть маленькие, а есть и вполне средние. А ещё миллион корней. Не целина, но сорняков тьма. Понятно, сначала пахали на лошади, потом на тракторе, а последние лет тридцать на всяких мотоблоках. Сорняков при этом всё больше и больше от такой обработки земли, а камни как из-под мотоблока убирать, ну разве самые крупные, вынырнувшие на поверхность.

Поставил Иван Фёдорович два ведра рядом и начал лопатой копать, за каждым камнем и корешком нагибаясь, камни в одно ведро, корни в другое. Пять лет такой переборки. Каждый год всё меньше камней и всё меньше корней. Потом уже спокойно копал с одним ведром только для редких, самых живучих сорняков, типа вьюнок. А камни кончились. Можно, если есть желание.

Вот и здесь, никто не убирал камни с пашни, и уж точно никто не боролся толком с сорняками. Разве ж эту беду можно одолеть⁈ Это Господь бог нам испытание приготовил, чтобы мы в трудах и потах хлеб насущный себе добывали.

Пахоту бросили, а кузнец для плуга отковал новый нож, потолще. На следующий день испытания продолжили. Прошли в одну сторону полосу. И начали плеваться все… прямо в кузнеца Гену — Галминаса. Не переворачивает отвал пласт до конца. Весь навоз и стерня на виду. А реклама-то была о другом совсем, что плуг полностью пласт земли перевернёт и навоз с золой, насыпанные поверх земли, внутрь заделает.

Иван Фёдорович эту беду сразу заметил, но не стал вмешиваться, думал, может привлечённый лучший, по мнению Отто Хольте, пахарь Улдис, что переводится как богатый, не приноровился ещё. Но теперь понятно, что дело в отвале. Не тот угол. Он склонился над наполовину перевёрнутым пластом и мысленно себе картинку нарисовал, как должен отвал выглядеть, чтобы докрутить пласт. Рыжий Угнисос (огонь по-жемайтски), присел рядом и своей обожжённой рукой огромной, как бы зачерпнул землю и помог пласту перевернуться.

— Отто, переведи ему, что нужно хвостовик отвала чуть круче завернуть и чуть длиннее сделать, — подозвал Иоганн управляющего.

Переделывал лемех Угнисос целый день и половину ночи. Это пришедший посмотреть на действо святой отец Мартин рассказал, что чуть не до зари стучал кузнец молотом своим, мешаю людям спать.

Утром, однако, новатор был вполне бодрым и бегал вокруг опять приведённой пары коней, помогая их к плугу присоединить. Вспахали с другой стороны полосу. Посмотрели. И сам Угнисос стал снова распрягать, перестарался слишком сильно отвал загнул. Узкая борозда получилась.