Дмитрий Старицкий - Имперский рыцарь

— Можешь не открывать. Здесь патент на звание лейтенанта моей гвардии для тебя. Можно было бы тебе и больше чин присвоить, но и так твоя стремительная карьера у многих вызывает жгучую зависть. Зачем ее умножать и превращать в ненависть? В штатах гвардии будешь прописан в отдельной штурмовой роте субалтерном под началом Вальда.

Заметив мое удивление, его светлость снизошел до пояснений:

— Савва, ты же ничем никогда толком не командовал. Строевой службы не знаешь. Ты даже не воевал, как другие воюют, а партизанил. Да и не твоя это стезя — строевые должности. Так что не возражай. Тем более что реально служить будешь моим офицером по особым поручениям. А поручение пока одно — экономика края. Посмотри свежим глазом, может, чего и придумаешь, кроме своих заводов.

Пипец. Накрылась мечта о небе в очередной раз. Что толку носить форму летчика, раз не летаешь?

Я вскочил со стула.

— Когда прикажете приступить к обязанностям, ваша светлость?

— Вольно. Садись. Уже приступил. А теперь расскажи, как тебе в голову пришло устроить «кровавую тризну»?

— Откровенно говоря, ваша светлость, я ее и не устраивал. Просто построил роту, прочитал ей телеграмму от младшего Бисера и пообещал, что мы еще отомстим врагам за смерть графа. Имел в виду как-то в будущем… А бойцы пришли к моему вагону и устроили пляски с кинжалами. Всей ротой. Вахмистр меня предупредил, чтобы я не дергался, все равно не удержу людей от мести в ту же ночь. Они на себя обязательства по «кровавой тризне» уже взяли древним обрядом, и нет у них пути назад. Я и подумал, что мне в любом случае придется отвечать за их поведение. И если я не могу чего предотвратить, то должен это возглавить. Они же меня еще после боя у моста вождем выкликнули и в воздух бросали. Но вот то, что мы пойдем в бой с одними кинжалами, для меня было новостью.

— И все же ты пошел?

— Я отвечал за этих людей, ваша светлость.

И я рассказал в подробностях, как все тогда произошло. Про Аршфорта и про импровизацию общей ночной атаки.

— А как понимать утреннее столпотворение на вокзале и твои дерзкие речи? — пристально посмотрел на меня Ремидий, внимательно дослушав до конца про «кровавую тризну» по его сыну.

— Не разгонять же силой ликующую толпу, которая со слезами на глазах приветствует своих солдат? Сама она расходиться не собиралась. Попытался их уговорить. Вроде получилось.

— Хорошо. Иди. Все хозяйственные вопросы решишь с адъютантом. Еще увидимся на днях.

— Честь имею, ваша светлость. — Я отдал воинское приветствие и, четко повернувшись через левое плечо, пошел к двери.

Только взялся за позолоченную ручку, как меня нагнал в спину новый вопрос маркграфа, заданный жестким голосом:

— Значит, умысла занять место моего сына ты не имел?

— Гони! К первому же ресторану! — раздраженно крикнул я кучеру, откидываясь на мягкую спинку коляски.

За воротами дворца бывший ипподромный берейтор, чуя мое состояние, не пожалел кнута рысакам, и те выдали… Не зря за эту породу такие бабки выкладывают. Ветер, а не кони.

На окраине города вскочил в первую же попавшуюся забегаловку и потребовал все, что можно съесть немедленно без ожидания готовки. Потому как жрать уже хотелось нестерпимо.

Подали сырную и мясную нарезку. Коровье масло. Хлеб. Сидр. Стакан сметаны. Я все это умял очень быстро под удивленными взглядами редких посетителей, в большинстве своем ломовых биндюжников. И основное блюдо, приготовленное хозяйкой этого придорожного трактира по ее собственной инициативе, а скорее всего, просто разогретого — что-то типа гречневой каши с гусиными шкварками, ел уже не торопясь и со вкусом. Потому как у этого примитивного блюда вкус был. Очень даже и очень.

Что-то соображать я начал, только подъезжая к вокзалу. До того вся наличная кровь моего организма вращалась вокруг сыто урчащего желудка и мозг пребывал как бы в оцепенении. Хорошо еще, что кучера моего во дворце догадались покормить в людской вовремя.

У салон-вагона меня уже встречали. Как в детской поговорке: один с топором и двое с носилками.

— Извините, господа, но я только переоденусь, — расшаркался я и скрылся в вагоне.

В трактире я умудрился насажать жирных пятен на белый мундир. Все от жадности. И мне стало стыдно, когда кучер обратил мое внимание на это. А уж принимать в таком виде офицеров… Не комильфо.

— Итак. Я слушаю вас, господа, — обвел я глазами всю троицу, когда вышел к ним в салон в новой полевой форме.

Адъютант Ремидия представил мне интендантского капитана Архуса, прикрепленного его светлостью содействовать моим промышленным начинаниям, и лейтенанта Ягрозора, обязанного решить наш квартирный вопрос. Оба они из службы первого квартирмейстера Большого рецкого штаба.

— Вижу, тут и без меня тесно, — посетовал майор, — но уверен, что вы справитесь со всем сами. Госпожа баронесса, — склонил он голову перед Эликой, которая вышла из нашего купе забрать Митеньку из манежа, чтобы он нам не мешал.

— Ваша милость, каков ваш первоочередной вопрос необходимо решить? — поинтересовался капитан.

— Лошади и экипажи. Затем люди — место для отдыха и работы. Спокойное место для длительной стоянки эшелонов. И только потом заводы, — расставил я приоритеты. — И что с солдатами штурмовой роты? Они так и будут бытовать в вагонах?

— Все в порядке с солдатами, Савва, — сказал вошедший в салон Вальд, щеголяя новеньким плетением полковничьих погон на полевой форме. — Нам на роту выделили пустующую казарму гвардейского конно-егерского полка, который сейчас на Западном фронте. Места там вполне достаточно и для людей, и для лошадей. С учетом тыловой команды и учебного эскадрона, что остались в казармах готовить людское пополнение и ремонт конного состава, так даже немного просторно.

— Там есть пустующие офицерские квартиры? — ухватил я некую мысль.

— Офицерские квартиры есть, но не пустующие. Там живут семьи фронтовиков. Так что своих гражданских ты там не поселишь. Разве что в казарменном дортуаре.

— Это те старые казармы, что за рекой на предгорной стороне? — уточнил капитан Архус.

— Они самые. Те, что с полковым ипподромом, — подтвердил Вальд.

— Не… Дортуар с общим сортиром во дворе — не выход. Все же интеллигенция. Люди образованные, которых с хорошего места сманили обещанием лучших условий. И в казарму?.. Обидятся и уедут обратно. Из них только Болинтер на действительной службе. А экипаж мотоброневагона куда поселим?

— Туда же, — ответил Вальд. — Мотоброневагон с сегодняшнего дня является подразделением гвардейской штурмовой роты. Взводом тяжелого оружия. Я, кстати, его в депо загнал на профилактику и составление дефектной ведомости. А экипаж его будет квартировать вместе со всей ротой. Твоя охрана также приписана к роте, — развел Вальд руками, намекая тем самым, что это не его инициатива.