Бремя власти IV - Иван Ладыгин

выпад и растворяя одну из иллюзий. — Я… я стараюсь!

— Стараться — это тебе не на фрейлин заглядываться! — парировала Мак. — А ты — воин! И император! Ты должен быть лучшим! Быстрее! Сильнее! У-лю-лю-лю!

Она щелкнула пальцами. Пол под Николаем внезапно превратился в зыбучий песок. Он вскрикнул и начал тонуть, но вовремя сгруппировался, силой воли стабилизировал опору и оттолкнулся, перекувыркнувшись в воздухе.

— Неплохо! — прокомментировала Мак уже без насмешки. — В этот раз не провалился и не наглотался песка. Прогресс налицо!

После часового изматывающего боя, сменившегося не менее изматывающей медитацией по контролю над Источником, Николай валился с ног. Но на его лице сияла улыбка. Он чувствовал прогресс. Его резервы выросли до невероятных 230–240 эфов — то был уровень крепкого грандмастера. Его реакции стали острее, тело — послушнее. Он даже смог пару раз заставить Мак попотеть, отражая ее заклинания и контратакуя. Либо она просто смилостивилась над ним и решила поиграть в поддавки.

— На сегодня хватит, — сказал он, вытирая пот со лба. — Я выжат как лимон.

Мак спрыгнула со своего гриба и подошла к нему. Она вдруг стала серьезнее.

— Ты стал сильным, Николай. Правда. Соломон был бы доволен.

Услышав это имя, Николай помрачнел. Он долго молча смотрел на свои руки — сильные, уверенные, способные теперь на многое.

— Мак… — начал он осторожно. — Каким он был? Когда вы встретились впервые?

Мак насторожилась, прищурилась.

— А почему спрашиваешь? Планируешь переворот? Хочешь устранить учителя и занять трон? — она захихикала, но в ее глазах мелькнула искорка любопытства.

— Нет, что ты! — Николай поморщился. — Просто… я не могу его понять. Порой он кажется мне жестоким, беспринципным ублюдком, который готов на все ради цели. А порой… он единственный, кто видит дальше собственного носа. Истинный лидер. Где правда?

Мак вздохнула, села на пол, скрестив ноги. Ее вечный азарт куда-то испарился.

— Правда… — она произнесла задумчиво. — Правда в том, что у него есть свой кодекс. Жесткий, неумолимый, но он есть. Он ненавидит демонов. Люто. Бешено. Потому что они отняли у него всё. Не один раз. Не одну жизнь. Он видел, как гибнут миры, которые он пытался защитить.

Она замолчала, глядя в несуществующую даль.

— А еще… он практически лишен переживаний за отдельные судьбы. Не потому, что он бессердечный. А потому, что иначе сойдет с ума. Он мыслит категориями народов, государств, цивилизаций. Для него это… проще. Так он может быть максимально полезен. Долг перед человечеством — его самые крепкие путы. Он ничего не может с этим поделать. И да, его методы часто кажутся жестокими. Но он всегда, слышишь, всегда выбирает из двух зол меньшее. Даже если это меньшее зло для кого-то выглядит как абсолютное чудовище.

Николай слушал, не перебивая. Его собственное, когда-то черно-белое восприятие мира давно трещало по швам и усложнялось.

— Спасибо, Мак, — тихо сказал он. — За искренность.

— Да ладно, — она махнула рукой, снова становясь прежней беззаботной джиннихой. — Не за что. А теперь катись отсюда. Чувствую, тебя твои советники уже наизнанку выворачивают. Скукота!

Николай улыбнулся и, сделав глубокий вдох, растворился в ментальном пространстве, возвращаясь в свой кабинет в Зимнем.

Очнулся он в своем кресле в императорском кабинете. Перед глазами еще стояли образы тренировок, голос Мак… Он чувствовал прилив сил и странную, горьковато-сладкую ясность после ее слов.

И тут его взгляд упал на Рябоволова. Тот стоял у окна, неподвижный, как всегда. Но его взгляд был пристально устремлен на Николая. Этот взгляд был тяжелым, оценивающим, пронизывающим.

— Что? — спросил Николай, все еще находясь под впечатлением от беседы с Мак. Его тон был увереннее, чем обычно.

— Вас отвлекли, Ваше Величество, — сухо констатировал Юрий Викторович. — Глубоко. Интересно, куда же вы так надолго уплывали?

— Я… размышлял, — не соврав, ответил Николай.

— Похвально, — в голосе Рябоволова послышалась едва уловимая насмешка. — Однако пока вы «размышляли», здесь произошло небольшое… происшествие.

— Какое? — насторожился Николай.

— Одна дама, — магистр кивнул в сторону двери, — уже полчаса как устроила разнос всему этажу. Требует срочной аудиенции. Говорит, что будет ждать хоть до утра. Очень настойчивая дама.

Николай, воодушевленный своими успехами и историей о «великом государе» Соломоне, который не боится трудных решений, махнул рукой.

— Что ж, впустите ее. Выслушаем. Император должен быть доступен для своих подданных.

Уголок рта Рябоволова дрогнул в подобии злорадной усмешки. Он молча кивнул, подошел к двери и распахнул ее.

— Госпожа, Его Величество вас примет.

В кабинет, словно ураган, ворвалась Елизавета Орловская. Она была не в себе. Идеальная прическа слегка растрепалась, глаза горели гневом, щеки пылали.

Николай даже не успел встать, как она уже оказалась перед его столом.

— Ну, что за жених! — выпалила она с ходу, не дав ему и рта раскрыть.

И со всего размаху отвесила ему звонкую, оглушительную пощечину.

Николай ахнул, отшатнувшись в кресле. Щека запылала.

— Взял, и мою дочурку на охоту сбагрил не пойми с кем! — закричала она, не обращая внимания на его шок. — Закрывать порталы! Секретная миссия! Да вы хоть сами-то понимаете, куда ее послали? В очередное пекло!

Она тыкала пальцем в него, ее голос звенел от несправедливой ярости и материнской тревоги.

— Вы — уважаемая сволочь, Николай! Бог вам этого так не простит! Или вы пытаетесь таким образом избавиться от невесты⁈ Так имейте в виду!

Она наклонилась к нему, понизив голос до ледяного, опасного шепота, в котором слышались стальные нотки, достойные ее дочери.

— Я на вас войной пойду, если с моей ненаглядной доченькой что-нибудь случится! Штыков у меня хватит! Поняли?

Сказав это, она выпрямилась, отряхнула платье, бросила на него последний, уничтожающий взгляд и так же молниеносно вылетела из кабинета, хлопнув дверью.

В кабинете воцарилась гробовая тишина. Николай сидел, онемев, и машинально тёр ладонью горящую щеку.

Рябоволов, стоя у двери, издал странный звук. Его плечи затряслись. Он отчаянно пытался сдержать смех, и это было страшнее любой угрозы.

Николай тупо смотрел в пустоту, осознавая, что ему только что объявила войну «теща» Соломона.

— Ну, и бред… — выдохнул парень и невольно усмехнулся.

Глава 10

«Какая разница между демоном и человеком? Мефистофель у Гёте говорит: „Я часть той части целого, которая хочет зла, а творит добро“. Увы! Но человек мог бы сказать о себе совершенно обратное.»

Фёдор Михайлович Достоевский

Ветер на высокой башне ярился, как древний колдун. Стихия рвала полы плаща, пытаясь стащить меня вниз, в каменные объятия двора, где метались наши охотники. Воздух гудел от напряжения, словно вся тайга затаила дыхание перед прыжком к черту на рога.

Коловрат