Молот Пограничья. Книга IV - Валерий Пылаев

а голова раскалывалась. И гудела так, словно кто-то только что прошелся по мозгам здоровенными ботинками размера этак пятидесятого с лишним.

Впрочем, почему «словно»? Так оно и было.

Когда зрение более-менее пришло в норму, я тут же принялся разглядывать место, где только что сидел гигант с бородой. Но там, конечно же, не нашлось ничего похожего на следы: Черный Ефим без спроса и церемоний вломился мой сон, и проделывать то же самое с палаткой ему было попросту незачем.

— Твою ж… — Я вытер пот со лба тыльной стороной ладони и потянулся за рубахой. — Ах ты, старый пень!

Судя по розоватому свету, пробивавшемуся сквозь брезент, утро снаружи уже наступило. Но как-то осторожно и неуверенно, и даже разговоры у костра велись тихо, чуть ли не шепотом. Прислушавшись, я кое-как разобрал голоса Жихаря и Сокола, которые как раз о чем-то спорили. Видимо, решали, стоит ли прямо сейчас разбудить грозного князя, или…

Я решил не заставлять их ждать и, поднявшись, шагнул к выходу из палатка. И уже откидывая полог обернулся, выискивая глазами свое оружие. Разлучник лежал у изголовья постели, точно так же, как и вчера вечером.

И ножен, разумеется, не покидал.

— Да говорю я тебе, — пусть поспит, — простонал Жихарь, который стоял к платке спиной. — Без головы остаться всегда успеем…

— Да ладно тебе, — мрачно усмехнулся я. — Не так уж я и страшен. Даже в гневе.

К костру и крохотной площадке неподалеку от него я выходил уже в самом обычном расположении духа… Ну, почти обычном. Разумеется, злость и ощущение, что меня обвели вокруг пальца никуда не делось. Окажись Черный Ефим здесь и сейчас наяву — я не постеснялся бы вернуться в палатку за Разлучником и как следует подпалить кое-чью окладистую бороду. На этот раз уже не обращая внимания ни на почтенный возраст, ни на благородные манеры, ни даже на здравый смысл.

Но старика здесь уже не было, и мне оставалось только хмуриться, вздыхать, мысленно ругая себя за неосторожность… В общем, давать волю всем чувствам, появившимся внутри. Весьма богатой и насыщенной палитре, в которой не оказалось только удивления.

Ведь чему удивляться, если и так знаешь, что увидишь снаружи?

Коротенькие деревянные столбики, которые гридни вчера вколотили в землю, чтобы привязать пленников, остались на месте — примерно в десятке шагов от костра. Так, чтобы четыре неподвижные фигуры даже после захода солнца оставались освещены, но при этом в полной мере испытали на себе такие прелести Тайги, как ветер или холодный ноябрьский дождь, который по ночам нередко сменялся мокрым снегом.

Веревки тоже были здесь. Четыре спутанных куска, перерезанные чем-то острым, как бритва, валялись около столбиков на утоптанной земле. Местная почва без труда справлялась даже с оцинкованным железом, а уж все, что хоть как-то походило на органику, обычно принималась пожирать сразу же, утягивая вглубь. Но путы почему-то не тронула, будто нарочно хотела оставить их этаким напоминанием о моей самоуверенной неосторожности.

Здесь тебе не Отрадное, князь. Не твоя вотчина. Чужая земля — и правила тоже чужие.

В большой Тайге не щелкай клювом.

— А тут еще вот это, — едва слышно произнес Сокол у меня за спиной. — Это что ж, получается, они нарочно оставили?..

Среди обрезков веревок лежал мешочек. Небольшой, криво сшитый толстыми нитками из грязно-серой холстины, но, похоже, довольно увесистый. Кто-то из гридней уже не поленился ткнуть ему в бок ножом, и там, где ткань разошлась, тускло поблескивал драгоценный желтый металл — песок и самородки размером примерно с мой ноготь.

Знаток из меня был так себе, однако даже по самым скромным оценкам содержимое мешочка тянуло на пять-шесть тысяч. Старик из моего сна сдержал слово и действительно заплатил весьма щедрый выкуп.

И действительно забрал своих.

Пленники исчезли, словно их и вовсе не было на пятачке между костром и воротами. И сколько я ни вглядывался — так и не сумел увидеть ничего похожего на следы. Ни обычных ботинок, ни тех, что могла бы носить ножища вдвое больше моей. Если Черный Ефим и появился здесь во плоти, земля скрывала его тайну.

К воротам я не пошел. И так было яснее некуда, что никто никто не выходил через них за частокол — и уж тем более не входил снаружи. Таинственный гость спрятал даже отпечатки аспекта, так что я не стал гадать, какой именно невидимой тропой он покинул крохотную твердыню Боровика.

— Ваше сиятельство… — осторожно подал голос Седой. — Игорь Данилович, вы не подумайте — я всю ночь глаз не сомкнул! И Ванька мой у ворот дежурил, и Васька на северной стене, где вы как раз медведя этого упокоили… Ну не знаю я, как такое могло случиться! Будто корова языком слизала!

— Ага. Только не корова, — вздохнул я. — И не языком.

— Ума не приложу, ваше сиятельство, — подал голос Жихарь. — Чертовщина какая-то. Ну не мог же живой человек всем сразу глаза отвести и со всеми сразу в Тайгу утечь!

— Видимо, мог. — Я сгреб с земли мешочек с золотом и скомандовал. — Готовь машину. Домой поедем, навестим эту… которая в подвале сидит. Теперь она все расскажет, за милую душу.

У меня осталась всего одна ниточка, ведущая к таинственному Черному Ефиму. И как бы старик ни был крут, через защитные чары Гром-камня не пробиться даже уму.

Уже развернувшись к машине, я вдруг поймал взгляд Гуся. Тот сидел на бревне у костра, уперев двустволку прикладом в землю, и вид имел одновременно смущенный, виноватый и особенно — напуганный. Не знаю, как остальные гридни, но парень явно придумал свою версию событий… не такую уж и далекую от истины, если разобраться.

— Молчи. Про этого старика своего — молчи, — буркнул я. — Будешь много болтать, Матерью клянусь, я тебя лично расстреляю. Из той самой фузеи.

Глава 12

«Козлик» поднимался в гору раза в полтора быстрее обычного. То ли после Великанова моста Жихарю особенно сильно захотелось домой, то ли я каким-то образом сумел повлиять на детонацию бензина в цилиндрах, добавляя уставшему за годы верной службы двигателю полтора-два десятка лошадиных сил. Будто бы злость отчаянно пинала Основу, а та, не зная что ей делать, принималась лить ману прямо в цилиндры, превращая стандартную топливную смесь в нечто недоброе, магическое и запредельно мощное.

И машина, и уж тем более водитель чувствовали, что князь гневается, и изо всех сил старались, сокращая время в пути. Знакомые сосны на холме промелькнули за стеклом, и впереди показались