Контрабанда - Андрей Валерьевич Скоробогатов

планете-океане Кама нам их выдали по оптовой цене в 1200 кредитов. Если по нынешнему курсу один трудочас равнялся примерно трём имперским кредитам, то выходило, что снять с нас за один только сломанный холодильник должны были не меньше четырёх сотен.

А драгоценности стоили тысячи, если не десятки тысяч. Я не заработаю столько и за год. Помню, как товарищ-контрабандист из имперцев, промышляющий на Каме, принёс камешки в кульках, когда мы сели на окраинный астероид их системы. Выглядел он при этом весьма испуганным. Вместе с ним мы распихивали камешки по двойным поддонам холодильников, заклеивали, а он всё время бормотал.

— Каторга… Дзержинск… Шацк… Строгач, лет пятнадцать… В особо крупном же. За них можно остров купить!

Хороший дядька, ответственный и идейный, хоть и имперец. В торговых представительствах всех окрестных крупных планет всегда дежурили товарищи из профсоюзов — или с нашим гражданством, или натурализованные местные. Контрабандный флот держал в штате пару тысяч человек в городах и деревнях по всему Сектору Протокола. Их регулярно сажали, объявляли нон-грата, высылали ноты протеста, даже казнили, но их число не снижалось, а, наоборот, росло год от года. Но это не означало, что они делали за нас всю работу — во многих случаях они были лишь осведомителями и посыльными, а батрачить приходилось нам, корабельным.

По счастью, штрафы устанавливались ГОСТами и были поменьше реальной суммы растраченного. Но за отдельные провинности могли и отправить в колонию, к штрафникам. Я вышел на верхнюю палубу. Оказалось, что мы уже всплыли — редкий случай, когда мне дали отдохнуть и все сделали без меня — наверное, этим и объяснялось недовольство бати, который вскрыл недостачу контрабанды лишь после этого. Арсен выглядел хмурым — браслеты синхронизировались, и у него списали тоже. Я думал, сейчас старпом начнёт ругаться, но он с таким же нахмуренным тоном уселся на табуретку и достал две двадцатигранных кости из мешочка. Хлопнул ладонью и предложил:

— Давай на отжимания. На кулаках. С утяжелителями. Помнишь правила? На спор, до четырёх побед или трёх отжиманий подряд. Кто не отожмётся — возвращает списанные штрафы и готовит ужин.

— Идёт, — ответил я.

Один раз я уже проигрывал, но был недалек от победы. Винникубов, конечно, был меня крупнее на килограмм тридцать, но имел небольшой жирок, который в деле успешных отжиманий мешал. Сперва мы достали с полки нуль-пылесос и пошумели, почистив грязный пол. Затем натянули на ноги здоровенные, я пять килограмм веса тяги — самодельные, напечатанные на припринтере. Скинулись на руках в камень-ножницы-бумагу, чтобы определить очерёдность, и первым кидать кости выпало мне.

— Двенадцать.

— Шесть! Отжимайся.

— Разве не отжимается тот, у кого меньше? В прошлый раз было так.

— Да? — Арсен почесал затылок. — Ну ладно.

— Нет, не ладно! Отжимайся, Гарь! — буркнул с капитанского мостика батя. — Я хочу, чтобы ты готовил ужин, а не он. И чтоб тебя вообще в ноль списали.

Двенадцать раз я отжался без видимых проблем. В следующий раз первым кидал Арсен.

— Пятнадцать, — он нахмурился,

— Три.

Старпом засучил рукава комбеза и запыхтел, но тоже отжался. Пока что счёт был 1:1.

В следующем раунде мне выпало десять, а Арсену пять. Десять раз отжаться после перерыва мне тоже не составило труда — счёт в раундах стал 2:1. В четвёртый раз он выкинул 2, а я — шесть, я отмахал полдюжины уже с небольшим напрягом, и счёт стал 3:1.

— Снова шесть.

— Пятнадцать, — протянул Арсен.

Этот раунд был решающий — мне достаточно было победить и отжаться, но моему сопернику выпало больше. Последние разы давались ему с трудом, я думал, уж сейчас-то он точно сойдёт с дистанции, но он выдержал, встал, отдышался и взял кости в руки. После отжимания кулаки что у меня, что у него слушались с трудом.

— У-у! Восемнадцать… — протянул Арсен, отдал кости и уже встал на изготовку, разминая плечи.

Я кинул кости. Выпало девятнадцать из двадцати.

— Твою ж мать!

Штраф за нецензурную брань — 1 трудочас

Первые пять отжиманий сделал через боль, но без особых проблем. Шестое и седьмое — сложнее, восьмое — еще медленнее.

— Д-девять… д-десять, — бормотал я.

Силы еще оставались, хотя руки и ноги дрожали, оставалось всего шесть отжиманий, когда я услышал скрип санузла и голос Цсофики.

— Да-а, полноценная ванна — это кайф! Спасибо, мужики. А че это вы тут?..

Я не удержался, скосил глаза и увидел голые женские ноги, стоящие всего паре метров от меня. Не удержался и рухнул мешком.

— Ага!! Я выиграл! — Арсен аж подпрыгнул. — Хоть в чем-то ты мне помогла, рыжая.

— Твою ж… Доставай браслет.

Перевод 100 трудочасов Винникубову Арсену Артуровичу

Накоплено трудочасов: 10,35

— Спасибо, Цсофика. Я из-за тебя нищебродом стал. Пойду хоть биогелем подлечусь

Я направился в сторону каюты Арсена — там у нас стоял старый списанный медицинский модуль. Цсофика легонько стукнула меня кулаком в плечо, когда я прошёл мимо меня.

— Ну, это тебе за Милли, не обижайся.

Но до модуля я не дошёл.

— Так, экипаж, тут корабль из подпространства вышел в полмиллионе километров. Транспондер наш, челябинский. Интересно, кому это понадобилось тоже лезть через эти края… Ага! Сеанс связи.

— Куцевич! — послышалось низкое женское контральто. — Опять вы. Я же просила товарища замдиректора, чтобы наши пути не пересекались.

— Варвара! Рад встречи, старуха. Ну что, стыкуемся? Вы к нам — или мы?

* * *

Варвара Горфинкль была передовиком контрабандного флота. Батя звал её «Железная Тётка». Её судно «Садовод Якимлюк» было чуть короче нашего, но почти вдвое выше, с двумя высокими грузовыми палубами — герметичной и негерметичной. Между палубами ходил здоровый грузовой лифт, а в экипаже трудилось аж три роботов и двое людей. Старпом Иванова — такая же железная леди, что и Варвара, только темнокожая и чуть более молчаливая, и уже мой упомянутый однокурсник — Бальтазар Селассие.

Самой Варваре Горфинкль было далеко за шестьдесят. Батя был для неё таким же сопляком-юнгой, как и мой однокурсник, она ходила в рейсы, когда он ещё ходил в среднеобразовательную школу. Кроме того, батя упоминал, что с бывшим капитаном «Молотова», который сидел на каторге в Империи, у неё были по молодости какие-то шашни, что, конечно, добавляло предвзятости и натянутости в их отношениях. И это не считая извечного социалистического соревнования.