Никита Аверин - Крым-2. Остров Головорезов

Он собрал кошек себе в прайд, кошки принесли котят. Их разум так и не пробудился, подчинять коз, редких собак и людей по- прежнему мог только Маркиз.

Вожак умирал, как и жил, в одиночестве.

— Вот ведь тварь, — проронил Телеграф.

— А мне его даже жалко.

Бандеролька, не обращая внимания на то, что пачкает брюки человечьей и кошачьей кровью, опустилась рядом с вожаком на колени и положила руку ему на голову. Почесала за ухом. Кот по­пытался огрызнуться, но странно затих.

В умирающем сознании родилась сладкая греза: любимая хо­зяйка вернулась, любимая хозяйка рядом, и теперь все у Маркиза будет хорошо.

— Ты пойдешь в славное место, — то ли вслух сказала, то ли по­думала, Бандеролька. — Где вдосталь еды, где тебя любят, где люди всегда будут рядом. Спи, Маркиз. Спи, маленький.

Мутант дернулся и затих.

— Из-за этого «маленького Маркиза», между прочим, гибли люди, — пробурчал Телеграф. — В частности — полезные плен­ники.

— Мы его все равно убили. Почему бы не отдать ему долг? Люди ведь в ответе за тех, кого приручили.

— Кстати, — Телеграф покосился на дом. — О прирученных. Не можем же мы оставить в славной Феодосии гнездо кошек- каннибалов. Они теперь без руководства. Эта тварь дохлая хоть умная была. Он же тут засады устраивал, особо не светился. А без вожака стая пойдет в разнос.

— И что ты предлагаешь?

— Да сожжем их всех нафиг!

— Кого? — Стас подошел сзади. — И вообще, что тут про­изошло?

— А ты не помнишь? — удивилась Бандеролька.

Доктор внимательно посмотрел на обглоданные трупы.

— И не хочу знать, — твердо ответил он. — Такое чувство, что тут чайки порезвились. Чайки — редкостные твари. Зазеваешься — глаза выклюют или пальцы отхватят. Почему-то им пальцы нра­вятся...

— Это — кошки, — просветил Телеграф.

—  Никогда кошек не любил. И что, они в доме укрылись?

—  Ну да, — согласился Телеграф. — И я предлагаю устроить им групповой погребальный костер. Только трубу завалить, чтобы не выскочили.

Бандеролька все еще переживала смерть пленных и — гораздо больше — смерть вожака. Может быть, с ним удалось бы наладить контакт? Перевоспитать, объяснить, что люди — не корень всех бед? Одним разумом в мире, и так небогатом на интеллект, стало меньше. Печально. Поэтому она отмалчивалась и в обсуждении грядущего аутодафе участия не принимала.

—  Я на крышу не полезу, — сразу открестился доктор. — Во- первых, у меня сотрясение мозга. Голова болит. Спасибо нашей боевой подруге. А во-вторых, подо мной это сооружение просто развалится, — тут натура взяла свое и Стас заржал: — Конечно, ко­тов я при падении изрядно передавлю...

—  Не надо никуда лезть. Я выстрелю и трубу завалю. Давай-ка, доктор, обложим домишко хворостом. Строили явно из дерьма и палок, полыхать будет знатно. А Бандеролька, как натура тонкая, вернется к машине и останется ее сторожить.

Бандеролька хотела было напомнить, что она — глава отряда и начальник операции, но не стала. Жечь животных ей не хотелось, пусть и была эта мера не просто оправданной — необходимой. По­этому она обогнула дом, залезла в машину и приготовилась ждать. Выстрел, еще выстрел, небольшой обвал — это снесли трубу. Хруст — видимо, тащат хворост, сухую виноградную лозу, напри­мер, она прекрасно горит, жарко и ярко. А главное — быстро. Как бы на другие дома не перекинулось... Но ветра почти не было, и насчет этого можно было не беспокоиться.

Бандеролька вцепилась в руль, опустила лицо и закрыла глаза.

Чтобы отвлечься, стала думать о миссии, возложенной на нее.

Бункер, где укрыты секреты сгинувшей цивилизации. Путь предстоит неблизкий и опасный — одно путешествие в Керчь чего стоит, не говоря уж об остальном. От Феодосии — ехать и ехать. Потом нужно отыскать паром, договориться с капитаном, как-то уломать его пересечь пролив и попасть на материк.

Дохнуло жаром — дом занялся. К счастью, коты не орали. Слы­шались одиночные выстрелы — наверное, кто-то из мутантов по­пытался выбраться.

Будь с нею Пошта — Бандеролька бы не нервничала. Поште всегда везло, их отряд потерял только Штемпеля, а могли ведь все полечь в той переделке. Но с нею были Телеграф и Стас.

Ответственность давила на плечи. Не так-то легко это — когда на тебя возложена забота о судьбе целой цивилизации.

Бандеролька долго сидела так, уткнувшись в руль, а потом услышала, заскрипели под шагами камешки, и бодрый Телеграф окликнул:

—  Пусти-ка за руль, красавица. Дорога зовет.

Путешествие началось.

Глава 8.

В ОСАДЕ

Осада Джанкоя началась стихийно и быстро превратилась в на­туральный бедлам. Это только так называется — объединенные силы, а на самом деле, на войне, как в большой цыганской семье: кто первый встал, тот лучше всех и оделся. Первыми к цитадели листонош подоспели казаки, точнее, передовой отряд разведчиков- пластунов. Первая вылазка их закончилась неудачно, все лазутчи­ки погибли, но казаки к таким вещам относились философски, на то она и война, чтобы на место каждого павшего в бою становилось два его товарища.

Третий эскадрон пластунов насчитывал почти восемьдесят шашек, и действуй казаки в одиночку, Джанкой бы долго не про­стоял. Да, стены, да, листоноши, да сторожевые башни и тяжелые пулеметы. Но диверсионная война — а на ней специализирова­лись пластуны — и рассчитана на то, чтобы подрывать обороноспособность противника изнутри. Поэтому пластуны готовы были изматывать оборону листонош постоянными, методичными вылазками. Там — снять часового, там — поставить растяжку, там — взорвать склад боеприпасов или заминировать гараж... В такой войне главное — не торопиться, изнурять, выводить про­тивника из равновесия и наносить следующий удар до того, как он это самое равновесие, в первую очередь — душевное, успеет восстановить.

Словом, у пластунов был подробный план неторопливой войны на измор — но им все карты спутали татары.

Эти любили махать саблей на скаку. Кавалерийский наскок, храбрость и пренебрежение долгосрочными стратегиями. Нам, та­тарам, все равно, что водка, что пулемет, лишь бы с ног валило! Массой задавим, шапками закидаем. Нас много, нас — орда!

На орду, конечно, силы хана Арслана Гирея Второго, крайне обиженного на листонош за гибель любимых жен Диляры и Таглимы, не тянули, но человек триста он в Джанкой послал. Чуть ли не половина полегли при первом же необдуманном штурме. Осталь­ные разбили лагерь и стали ждать подкрепления, когда осознали, что Джанкой так, с кондачка, не возьмешь.

Тут же вспыхнули первые распри между казаками и татарами. Вражда, берущая свое начало в незапамятные времена, не угасает со временем, а лишь тлеет, подобно горящему торфу — практиче­ски бесконечно, периодически взрываясь ненавистью и жаждой крови. Кто-то кого-то толкнул. Кто-то кого-то назвал чернозадым. Кому-то помешали завывания муэдзина с призывом к вечерней молитве. Кому-то — запах жареной свинины.

Начиналось все с банального мордобоя — пара синяков, пара сломанных ребер. Потом в ход пошли ножи. Пролилась кровь, ка­заки и татары схватили за огнестрельное оружие. Еще чуть-чуть, и листоношам оставалось бы только убрать трупы незадачливых осаждающих. Но казачий есаул встретился с минг-баши, то есть тысячником, татарского войска, выкурили трубку (в случае минг-баши — кальян) мира и порешили распри прекратить, самых рети­вых и неугомонных — примерно наказать и сосредоточиться на осаде Джанкоя. Извечным противникам удалось достичь хрупкого перемирия. Вражда стихла.

Осада вошла в будничное русло: татары обстреливали Джанкой из минометов, казаки засылали отряды диверсантов, листоноши по ночам минировали подступы к городу и укрепляли стены. Ар­тезианские скважины обеспечивали цитадель водой, запасы про­довольствия были солидными, и война в таком режиме могла длиться пару месяцев.

Такой расклад не устраивал инициаторов осады — Союз Воль­ных Городов Крыма, во главе которого стояли управители Симфе­рополя.

Вольные Города, копирующие по своей сути древние средневе­ковые независимые бюргерские поселения с Магдебургским пра­вом, регулярной армии не имели, но собрали ополчение — вчераш­них фермеров и ремесленников, относящихся к войне как к оче­редной работе — грязной, нудной, но необходимой.

Ополчение СВГК прибыло под стены Джанкоя на разномаст­ном транспорте — от автопоездов до караванов мулов, и тут же за­нялось строительством собственного лагеря. Транспорт поставили кольцом, вырыли колодцы и отхожие места, обустроили караулы и приступили к инженерной войне.

Каждый вечер после заката бригада копателей начинала рыть туннели под стены Джанкоя с целью их заминировать. Листоно­ши, быстро сообразив, что к чему, ответили симметрично. Тун­нельная война происходила невидимо и неслышно, лишь изредка над степью раздавались приглушенные хлопки подземных взры­вов, да порой ополченцы возвращались, притаскивая с собой тру­пы — когда два туннеля случайно соединялись, и в узкой норе завязывался ожесточенный бой между ополченцами и листоношами.