Фантастика 2025-155 - Сергей Александрович Плотников

явным непониманием уставились на меня. Они не поняли, о чем так долго каркал монгол, но то, что дело пахнет керосином, уяснили и без знания языка. По знаку Калиды за моим шатром уже выстроилась первая сотня Соболя, а рота стрелков как бы невзначай вышла во фланг монгольским всадникам.

Оборачиваюсь к Калиде и успокаивающе поднимаю руку, мол все нормально, я все контролирую. Два ордынца уже рядом со своим сотником и один из них разматывает аркан. Дамдисурен делает шаг в мою сторону, и тут я, словно бы вспомнив о важном, демонстративно хлопаю себя по лбу.

— Минутку, уважаемый сотник! — Обращаюсь к монголу на не уступающем его собственному тайчиутском диалекте. — Прежде чем ты выполнишь свой долг, необходимо утрясти одну формальность.

Дамдисурен явно знает о моих способностях, но все равно замирает пораженный таким четким родным выговором. Пользуясь его замешательством, я разворачиваюсь и следую к шатру, демонстрируя своим уверенным видом — всем следовать за мной.

Не оборачиваясь, слышу за спиной Прошкины шаги, сопение Калиды и грузный топот монгольского сотника. Зайдя в шатер, я показываю Прошке на место за столом, перо и чернильницу.

— Садись пиши!

Тот послушно опускается на табурет, а я начинаю диктовать на монгольском.

— О великий и непобедимый воитель Бурундай! К моему величайшему сожалению, я не смогу выполнить твой приказ и прошу не судить меня строго, ибо нет в том моей вины.

Не понимающий ни слова Прохор поднимает на меня вопросительный взгляд, и я, склонившись над ним, будто бы поправляя что-то, на деле еле слышно шепчу.

— Пиши что хочешь, но пиши!

Я ставлю на то, что сотник не умеет ни читать, ни писать, и для него все буквы одинаковые, будь то русский текст, монгольский или арабский. Диктую же я специально на монгольском, дабы тот четко понимал, кому и о чем пишется письмо.

Сделав паузу, вновь начинаю диктовать.

— Сегодня некий сотник Дамдисурен явился ко мне и, вопреки твоей воле, хочет связать меня и бросить в яму. Не гневайся на меня за невыполнение твоей воли, ибо с сего момента я уже не в ответе перед тобой, а вся вина за то ложится на сотника Дамдисурена. Ежели что, спрашивай с него так, как полонит он меня по воле своей, будучи в твердом уме и понимании, на чьего человека руку поднимает.

Заглянув через плечо Прохора, демонстративно киваю и, дождавшись, пока тот поставит точку, беру лист и размашисто ставлю на нем свою печать. Затем демонстративно дую на нее, чтобы подсохла, и кладу бумагу перед сотником.

— Ну что, Дамдисурен, подписывай, дабы потом не отпираться, мол ничего не знал и ничего не ведал!

Для убедительности вытаскиваю из шкатулки бронзовую пайзцу, что Бурундай дал мне на право ведения переговоров с германскими князьями, и тяжело припечатываю ею лист бумаги.

— Так что ты ждешь, сотник⁈ — Напираю на монгола. — Давай подписывай!

Как я и ожидал, монгол абсолютно неграмотен, и как всякий человек, не умеющий ни писать, ни читать, испытывает почти сакральный ужас перед любым текстом, а про подпись и говорить не приходится. Я вижу, как он завороженно смотрит на отливающую бронзой пайзцу, на вензеля печати, и на его простоватом лице отображаются все мысли, что крутятся сейчас в его голове:

«Супротив воли Бурундая…! Абукан такого не говорил! Куда ни кинь, всюду клин! Или Абукан башку ссечет, или Бурундай псами затравит!»

Качнув головой, он непроизвольно отшатнулся от стола.

— Я не…! Неграмотен я, как могу подписать!

— Ничего! — Не даю ему вывернуться. — Оттиск пальца поставь, а мой человек припишет и имя твое, и звание.

— Неее! — Вновь машет он головой. — Я на себя такое взять не могу. Я против Бурундая не пойду!

Смотрю на его испуганно-ошалелое лицо, и меня разбирает внутренний смех.

«Ах Абукан, Абукан! С кем ты вздумал тягаться, морда ты монгольская!»

Не подавая виду, с серьезной озабоченностью поднимаю взгляд на сотника.

— А как же нойон Абукан, что он скажет, коли ты его волю не выполнишь?

Тот уже совсем запутался и с каким-то жалким отчаянием впился в меня своими узкими глазками. Даю ему еще пару мгновений на осознание всей глубины пропасти, в которую он только-что чуть-было не угодил, и подаю ему «руку помощи».

— Ладно уж выручу тебя, сотник! — Панибратски хлопаю его по плечу. — Ты честный служака и лишь исполняешь чужую волю. Зачем тебя подставлять⁈ Скачи к Абукану и скажи ему так. Консул Твери сам к нему идет и готов ответ перед ним держать. Пусть уж Бурундай с него спрашивает, а не с тебя!

Сотник слушает меня и на каком-то автомате кивает на каждое слово. Последняя фраза, где вся ответственность теперь снимается с него и ложится на Абукана, растягивает его рот в счастливой улыбке, и он, весь подобравшись, уже готов броситься в обратный путь прямо сейчас.

— Тады я прям сейчас и…! — Он уже развернулся к выходу, но я ловлю его за рукав халата.

— Не торопись! Люди твои устали, пусть отдохнут, а завтра с утра и тронешься.

Повернувшись к стоящему у входа Калиде, киваю ему на монгола.

— Вот прими полусотню! Накорми людей и коней, а завтра пусть едут подобру-поздорову!

Хмыкнув в усы, Калида махнул монголу.

— Ну пошли что ли, бедолага, определю тебя!

В какой-то счастливой прострации сотник Дамдисурен нырнул под полог вслед за Калидой, а я перевел взгляд на Прохора.

— Кликни-ка мне Соболя и поживей!

* * *

Войдя в шатер, Соболь остановился у входа.

— Звал, господин консул⁈

— Да! — Подзываю его рукой. — Подойди, дело есть до тебя!

Вмиг посерьезнев, Ванька подскочил к столу, и я встречаю его предельно жестким взглядом.

— Поедешь в Орду!

От неожиданности Ванька не смог сдержаться.

— Да как же?!. А здеся кто будет⁈

— Не перебивай! — Резко пресекаю все отговорки. — Дело для тебе будет очень важное, а потому опасное и трудное, так что слушай внимательно!

Соболь сразу осекся, а я продолжил.

— Возьмешь с собой три десятка из самых лучших и поедешь сначала в Киев к Куранбасе. Я ему отпишу, дабы он помог тебе организовать прикрытие. Что-нибудь типа купеческого каравана. Пусть подберет тебе верного человека, знающего язык и нравы Золотого Сарая. Ты хоть и бывал там, но всех тонкостей все равно не знаешь, так